Тот самый сантехник 10 - Степан Александрович Мазур
— Ага, коммунизм называется. К нему и взывают народные массы. Но в массе своей делиться своим не собираются. Самим не хватает. А те, кому есть чем делиться — своего не упустят… так и живём.
— Фарш невозможно провернуть назад, — повторила та, что до подъезда к деревне ещё была Даль, а теперь всё — Глобальная.
Рождалась новая легенда.
— Всё, тормози здесь, — добавил Стасян и первым вылез из салона.
Свежий воздух и тёплый ветер в лицо заменил кондиционированный, охлаждённый. Все разом потянулись, улыбнулись и подхватив пакеты с багажника или салона, пошли к народу, который уже начинал собираться у длинных столов, кто осуждая Байдена, кто предпочитая спорить о футболе. Но всё забылось, едва разглядели молодых.
— О, Стасик приехал! — подскочила Катерина Матвеевна.
— Раиса! — вторила ей мама единственной дочки и обе подбежали первыми целоваться-обниматься.
Боря кому-то передал торт, другому сунул пакет, третьего попросил подержать костюм, а пока поживал руки, так запоздравляли, что следом оказался уже в предбаннике с Раей и полотенцем через плечо.
— Только недолго, гости ждут! Пятнадцать минут вам! — напутствовала хозяйственная Катерина Матвеевна.
Рая, подчиняясь старшей, сразу начала раздеваться. А Боря на лавочку присел, засмотрелся, а как приподнялся, то сразу понял, что чистый. А ещё, что женщина у него красивая. Которая после рыбалки, да на свежем воздухе, самая лучшая девушка на всём белом свете. Вон и правое полупопие с родинкой видно среди затемнённой лампочки.
«И левую сисечку», — тут же подсказал внутренний голос.
Подошёл сзади, прижался. А всё, до чего дотягиваются руки — тёплое, мягкое и такое родное, что сразу понял — соскучился. И Боря так безответственно потратил следующие десять минут, что в парную только водой облиться заскочили.
— Боря… чего это ты? — едва унимая судорожно бьющееся сердце, спросила Раиса.
Но таким тоном, словно одобряет и совсем не против. И если честно, то можно даже почаще. И без всякого спроса.
— Боря, но они же всё поймут… по моей причёске, — запричитала Рая, вычёсывая волосы перед тем, как влезть в платье.
— Ага, — отозвался он, присев на лавочку в предбаннике и вообще ни о чем больше не думая. Даже о сползающем по ноге полотенце.
Свадьба. Люди. Поездки. Рыбалка. Работа… это всё было в каком-то далёком прошлом, а здесь и сейчас лишь первозданная чистота сознания. В нём он — человек-микрокосмос, становится макрокосмосом. И если не он, то его потомок точно станет из того роду-племени, что всё-таки улетят за пределы материнской планеты, чтобы найти и потусить с инопланетянами. Но лично ему пока и голенькой женщины с розовыми щеками под боком хватает. Пусть говорит что-то, делает хоть бы как, а он просто будет дышать и ни о чём не думать… ещё минуточку.
— Боря, я опять полная, — продолжила причитать Рая. — Ты что, хочешь близнецов?
— А… можно? — округлил глаза Глобальный.
Близнецов он хотел. И близняшек. Можно даже — двойняшек. Или тройняшек. Все, что будут — все его. О чём ничуть не пожалеет там, в глубокой старости. И будет вспоминать, как этот тёплый летний день, когда солнце, словно золотая монета, катилось по небосводу, маленькая деревушка, укрытая зеленью, готовилась к великому событию — их с Раей свадьбе. А они прятались от гостей в бане и залили, даже не задумываясь слышно ли их по ту сторону. Прислушиваются ли?
И натираясь полотенцем, да вдевая себя в костюм жениха, он с улыбкой будет вспоминать лишь о старом покосившемся доме, где так уютно. А вокруг вроде никакой родни. Но милые лица, и родные какой-то другой инстанции. А ещё друзья, которые собрались здесь в том числе и ради него, чтобы отпраздновать этот важный момент.
А перед ним невеста в белом платье. Тонкая, маленькая и хрупкая, как весенний цветок, облачается в белоснежное платье, украшенное кружевами, которые её же тщательно продуманы и вышиты строго по фигуре. И вот уже хозяйственные ладони на скорую руку заплетают косу. А ему бы выйти на улицу, нарвать цветов и вернуться к ней, а затем сидеть и вплетать в волосы красоту, дышать её свежестью и… Боря вдруг понял, что они снова на нижней полке. На этот раз в парной. А перед ним глаза в глаза невеста с большим вопросом в глазах.
А он ничего не может с собой поделать. Потому что — любовь. Потому что — тяга. Химия. И то, что Стасян стучится в дверь уже никакого значения не имеет. А через пять минут они выйдут на улицу, изображая свежесть и невинность. А там собравшиеся гости, одетые в лёгкие летние наряды, с улыбками на лицах и искренними пожеланиями в сердцах, заполнили двор. Старики разливают самогон, пахнет шашлыками, ему уже подливают шурпы, советую «покушай с дороги». И так хорошо на душе, что и говорить ничего не надо. Как не нужен никому во век и их торт, который сразу утащили в дом, поставили в тенёк, да так про него до утра и не вспомнят.
В ресторане есть музыка. Но на природе птицы поют. И слушая эту атмосферу волшебства, Боря замрёт, наслаждаясь моментом. А вскоре зазвучат звуки гармони. И мужик в просторной рубахе разорвёт меха и загорланит народ понятные всем, простые, народные песни.
Окажется, что и за цветами ходить никуда не надо. Две пару молодожёнов взявшись за руки, сами выйдут на полянку у столов и встав под широкое дерево, поклонятся родителям. А те сами украсят их головы первыми полевыми цветами. Те, что уже успели собрать и сплести дети, которых вокруг хватает.
И будет пытаться что-то сказать Даль-старший. Но так толком ничего не сказав, отец невесты лишь возьмёт руку дочери и вложит Боре в ладонь, ограничившись скупым:
— Береги её.
И глядя на его заплаканные глаза, Глобальный поймёт всё, что тот хотел сказать. И сам лишь скупо кивнёт. Потому что в глазах слёзы. А понимания вокруг столько, что куда там толмачам по телевизору.
А вот и Катерина Матвеевна, благословляет сына на брак и целует невестку. Конечно, никто толком уже не разберёт, где Катя, где Валя. Но наряды сыграли роль и не нужно никаких клятв, чтобы понять, что все на своих местах и всем — хорошо.
Аппетит всем на зависть! А на столах, уставленных под сенью раскидистых деревьев, пестрят блюда, приготовленные простецки, но с любовью.
