Тень желания - Айли Карвен
На работе так вообще, песня, баба Маша обняла меня, как родную, да по голове погладила.
— Не переживай, поднимут тебе выплаты, трудишься как пчёлка.
Тружусь, да только толку. Ни в личной жизни, ни на работе. Поднялась в гримёрку, а там Варвара на стуле покачивается, стрелку помадкой выводит.
— Не ожила от тебя Лисовецкая, — произносит она загадочно.
Меня добить решили, не иначе.
— О чём ты говоришь?
— Я всякое про манекенщиц слышала, но чтобы артистка цирка, — ядовитая улыбка поползла по лицу, — этот иностранец с причудами, ему уродцев подавай.
Всё внутри сжалось. Стиснула зубы, подошла к Варваре, так что теперь наши два отражения контрастно заиграли между собой. Лицо Вишневской было плотоядно привлекательным, острые скулы, тонкий нос с небольшой горбинкой, впалые щёки, оттянутые к вискам уголки глаз. Моё же смотрелось по-детски наивным. Ощетинилась, взгляд сделался одержимым, что в пальцах Варвары задрожал карандаш.
— Ты никогда не сможешь меня задеть, — голос мой сделался ровным, сдержанным, — сама знаешь, я выступаю чище. Как бы то ни было, ты мне нравишься Вишневская.
Варвара засмеялась, нервно и с горечью, сама она это понимала, но ничего не могла с собой поделать. Характер такой, точно дивы, за счёт него и держалась. Элементы у неё получались криво и далеки до идеала, но вот харизма и надменное выражение лица творили чудеса.
Больше мы не обмолвились. Она продолжила выводить узоры вместо ровных стрелок, погруженная куда-то внутрь себя, а я спустилась на репетицию.
Что мне сделать, чтобы он уже отстал от меня?
Кивнула Дэвиду вместо приветствия, и подцепила трос.
Репетиция совершенно не получалась. Пальцы каменные, ноги путались между собой, даже срывалась пару раз, спасенная страховочным тросом. Со мной творилось неладное.
Ледяной взгляд заграничного поклонника зудел на моей коже, до этого сдержанный, теперь жадный, хищный, голодный. Выражение лица Дэвида при этом спокойное, только уголки губ слегка растягиваются, когда мы встречаемся глазами.
Меня обуял ужас, он ведь не угомониться, ему это доставляет удовольствие.
Когда репетиция закончилась, мне хотелось кричать. Дэвид оказался рядом, шаги беззвучны, а сам он настолько большой, что мог кулаком спокойно вбить меня в землю, точно шляпку гвоздя. Поёжилась, ожидая его громогласного, твердого как корни дерева голоса. Он подцепил двумя пальцами мой подбородок, разглядывая лицо.
— Кто вас обидел?
— Никто.
Дэвид ухмыльнулся, прижал меня к себе, словно ребенка и уткнулся носом в макушку, шумно вдыхая запах. Меня накрало волной непонимания. Как такое возможно? Что за страна такая, где разрешено людей хватать? Терпкий запах мужского парфюма защекотал нос. Шевельнула руками, попыталась протиснуть ладошки между нами, с явным возмущением, без толку, такую нечеловеческую силу я не встречала раньше. Сашка для меня медведем казался, а этот и вовсе, чудище заморское. Так прижался, что дышать становилось невозможным, а кости трещали.
Убьёт же. А если нас вот так увидят? Вишневская только пуще разразится. Лучше пусть в таком случае убивает.
— Хватит, — вырвалась я с его позволения, когда он расцепил руки. — Что вы позволяете себе. Как так можно?
Не слышит, или не хочет. Стоит, улыбается, языком по белоснежным зубам проводит. Дикость.
— Не нравитесь вы мне, хватит преследовать!
Вишневская выскакивает из-за угла, обеспокоенная, застывшая с пары секунд. Потом плечи её расслабляются, она быстро мне подмигивает.
— Лен, тебя спрашивают, беги быстрей.
Дива. Дива и спасительница, хоть сегодня и с кривой стрелкой.
Глава 6
ЕЛЕНА
Не стоило рассказывать всё до деталей бабушке с сестрой, у них на всё было своё мнение, как правило, диаметрально противоположное.
— Ба, вот у тебя всегда всё к плохому, — Катька натянула воротник вязаной кофты до кончика носа, — хорошего никогда не подмечаешь. Всё?
— Нет, плотнее, — ответила, оценив щель в раме.
Утеплять окна сестре никогда не нравилось, но мерзнуть ей не нравилось ещё больше. Стоит на подоконнике, да меня с бабушкой сверху вниз поглядывает недовольно.
— А чего же тут хорошего? — бабушка раскатала между ладоней кусок ваты, и протянула мне.
Я устроилась внизу, размяла спину и принялась за работу дальше. Катька закатила глаза, ядовито прыснула и начала нервно орудовать отверткой, словно новую дырку сделать решила.
— Вот именно, ты его в живую не видела. Один взгляд чего стоит, — поддержала я бабушку, только она в этом странность намерений заметила.
— Стерпится-слюбится, сама же говорила, — обратилась Катька к бабушке.
— Вот сама с ним и терпи, — ущипнула сестру за лодыжку, она визгнула и отвёрткой пригрозила.
— Легко терпеть, когда дефицит не давит, — она обвела кончиком инструмента комнату. — Ба, сама про чехословацкую стенку все уши прожужжала, а представь, что есть она у тебя. Не две комнаты, а квартира полноценная. Люди там, — она ткнула пальцем в стекло, — по-другому живут и бед не знают, а мы…
— А мы… — повторила бабушка Катькины слова, смакуя, потом откинула вату на колени и тяжело выдохнула, — много ты знаешь? Второй, этот Верницкий…
— Варищев, — поправила.
— Не важно, — нахмурилась она, да на сестру уставилась, которая уже спиной повернулась, — из КГБ окажется, вот и будет тебе сытая жизнь.
— Ясно, кому-то всё, а кому-то совсем ничего, — прыснула сестра, а мне диву далось такое её настроение.
Что творилось в последние дни? В школу тайком пришла, так чтоб не узнала Катька, так все учителя в голос — умница и красавица. Один раз школу пропустила и то милиции попалась.
— Своим трудом добиться можно, — добавила я, пытаясь Катьку утихомирить, всегда с ней ладили, а с появлением этого Дэвида к чертям всё полетело.
— Да? — Катька развернулась, а взгляд колючим сделался, глаза влагой наполнились. — Много отец с матерью добились? Скажи. Вместе лежат теперь. Не помнишь, как сердце у отца прихватило? Всё на работе без отдыха. А мать следом…
— Умолкни! — Бабушка крикнула, аж в ушах эхом отдалось.
В коридоре соседи притихли, а Катька к окну развернулась, дрожа всем телом. Редко мы тему эту поднимали, и никогда не заканчивали. Маленькая она была, а всё помнит, будто в память только самое больное врезается до деталей, что вернуться можно, только изменить ничего не получится.
Извинилась она спустя минут тридцать, только толку не было. Соседи гремели, ссорились, а мы в безмолвной тишине находились, каждый куда-то в себя погрузился. Медленно, словно спиралью меня закручивало в тот день, когда не стало мамы.
Бабушка задерживалась, а я хлопотала, времени
