Тень желания - Айли Карвен
— Лен, ты чего? — послышалось сбоку.
Бабушка за плечо потрепала, возвращая меня обратно. Катька сбоку сидит, в руке отвёртку крутит и ногами болтает.
— Пришёл к тебе, — бабушка улыбнулась.
— Кто?
— Сашка твой, — Катька ёрничает, спрыгнула с подоконника, поправила мои волосы, — иди, я тут сама доделаю.
Характер у неё отцовский, то кнут, то пряник, и всё за секунду сменяется.
Чего же я сижу до сих пор? Встала на ноги, отряхнула штаны с кофтой, и поспешила к двери. Сашка стоит, улыбается, с ямочками на щеках, серые глаза у зрачков лазурью заливаются. За спиной что-то прячет.
— Пойдём завтра в кино? Я тебя после работы встречу.
— Пойдём, — он меня гипнотизировал, никак не могла отказать, да хоть немного покапризничать.
— Прости за танцы, не будет больше такого, — Рука его неуверенно коснулась моей талии, а взгляд такой чуткий, что до дрожи пробивает, — это тебе.
Второй рукой протягивает коробку конфет «Птичье молоко». Рот тут же слюной заполняется. Вот это подарок, а не веник из цветов. Приняла конфеты, бросилась с объятиями Сашке на шею. Пальцы его сжались на талии, а дыхание горячее через кофту толстую чувствуется. Мурашке по коже побежали, мышцы напряглись в каком-то медленном томлении. Чуть кончиком ресниц его щеки коснулась, так он звучно сглотнул и замер. Странный какой-то.
— Всё хорошо?
— Ага, — ещё раз сглотнул и подался вперёд.
Тут уже я остолбенела. Влажные губы легонько коснулись моей щеки, шелковистые, нежные, с таким трепетом, что кожу смять боялся, потом опустились ниже, впечатывая поцелуй в уголок моих губ.
— Фу, содом развели, — Таисия прошла мимо, лицо её сморщилось, точно изюм.
Поцелуй его горел на моей коже ещё долго. Стоило пальцами коснуться уголков губ, как улыбка сама собой расплывалась на лице, а щёки заливались пунцом. Снова представляла для себя этот момент. Ничего не могло испортить теперь моё настроение, так мне думалось.
— Лисовецкая! — с самого утра Палыч раскричался, от него за пару метров можно было почувствовать перегар, и вид помятый, жалобный. — Не строй из себя королеву, надо так надо.
— Кому надо? — спрашиваю, почти взрываясь.
Авдеев перебирает губами в воздухе, словно рыба на суше. Лицо и шея его покрываются пятнами, глаза пустеют, и он без сил оседает в кресло. Всегда ему надо больше остальных, печётся за своё место, словно за ребенка малого. Развернулась и в коридор вышла.
С облегчением выдохнула, одной на работе в последние дни мне мало удавалось находиться. Не пойду сегодня в главный репетировать, займу студию и запрусь, чтобы никого до конца дня не видеть.
— Елена, — за спиной послышался голос с акцентом, твердый, строгий, до жути знакомый.
Взвизгнула от неожиданности, попятилась в сторону. Караулить меня начал, так и до похищения дойти может. Огляделась, вдвоём мы с ним в коридоре стояли, и не по себе сразу стало. За отказ мстить пришёл, или слов моих не разобрал?
— Хотел зайти к Степану Павловичу, а тут вы, — Дэвид сделал шаг ко мне и улыбнулся.
Нет, не улыбка это, а оскал хищника. Захотелось тут же прикрыться, положила руку на плечо, как бы разминая. Через начальство надавить на меня решил.
— У него свободно, можете проходить.
— Не успел вам тогда сказать, — он сделал шаг ко мне, и я тут же попятилась назад, скользя спиной по стене.
Дэвид засмеялся, так громко и открыто, что стены завибрировали. Творит невесть что, а надо мной потешается. Мысли мои почему-то вращались вокруг Вишневской. Может и сейчас моя дива меня спасёт? Прислушалась, ни каблуков, ни острого лица. Увы, Варвары и близко не было.
Дэвид продолжал идти вперёд, пока моя спина не упёрлась в выступающий наличник угловой двери. Нащупала ручку — закрыто. Убьёт, и никто даже носа не покажет.
— Вы моя женщина от макушки до кончиков пальцев, — он наклонился, уткнулся носом в мою шею, шумно вдыхая и рукой преграждая отступление.
Вторая его рука обвилась вокруг моей талии жгутом. Животное, самое настоящее, хищное и не знающее приличия. Действия его раскованные вводят меня в глубочайшую тревогу, да так, что и шевельнуться не могу, стою завороженно, и чуть ли молитвы не вспоминаю.
— Ваш запах, реакция, движения, изгибы тела, — бормочет, кончиком носа грубо касается кожи шеи.
Слушать не хочу. Что только унюхал?
Сама же морщу нос от его терпкого парфюма, дерзко и плотоядно отзываются во мне его нотки. Не должен так честный человек пахнуть, да и вести себя тоже. Противно и горестно, что противиться не могу, а только нахожу в себе силы, он стискивает меня, в глаза заглядывает и снова улыбаться. Жуть, такое присниться, в поту проснуться можно.
Ладонь Дэвида по-хозяйски поднимается к моему затылку, успеваю только дыхание задержать, как его губы накрываю мои. Мычу в попытках вырваться, да только больше спиной в стену впечатываюсь. Это не легкое и нежное касание, а властное, подавляющее потребительство. Пальцы его с небольшой болью сдавливают щеки, размыкая мои челюсть и губы. Язык скользит внутрь, соприкасается с моим, доминирует.
Нет, не может такого произойти со мной. Дёргаюсь, дыхания не хватает, голова кружится, как он выпускает меня. Хоть кричи, хоть нет, смысла нет, Авдеев только в ладоши похлопает.
— Вы, видимо, не поняли меня, — говорю через рваное дыхание, не тратя времени на восстановление, робко уводя взгляд.
Растерянность бьёт под рёбра. Взглядом нахожу студию, в ладони с силой зажимаю ключ, словно почву под ногами нащупываю.
— Сказала же вам, хватит преследовать меня! Противно от вас!
Хотела ударить пощечину, но испугалась, что это только подстегнёт Дэвида к продолжению. Убегаю и хлопаю дверью. Ещё пару минут прислушиваюсь к шагам за стеной, никого. Сердце загнанно постукивает, в ушах непонятный шум. Пусть хоть за волосы меня отсюда вытаскивают — не пойду.
Коснулась уголка губ, всё теперь было опорочено этой жадной вседозволенностью.
День моего заключения тянулся, отчего убегала я с работы с таким рвением, как раньше приходила. Сашка ждал у фонтана в парке, радостный, родной, что приятно сразу стало, только вот я себя заплеванной ощущала. Весь сеанс думала, говорить или нет, в итоге не решилась. Защищать ведь полезет, а там и до скандала дойти может.
