Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1988 год
Прислонившись к орудийной башне и держась за ствол пушки, я стоял на броне вместе с Курбаном Валиевым, вглядываясь в замкнутые дувалами дома кишлака, похожие на крепости, пустынные улицы. В глаза бросился черный остов сожженной грузовой машины, привалившийся к дувалу.
— Два дня назад на мине подорвалась и сгорела,— пояснил Курбан, а когда я удивился тому, что такое могло случиться в кишлаке рядом с гарнизоном, он спокойно обронил: — А что кишлак! Ночью кто-нибудь из жителей и поставил мину. Заработать решил или пригрозили. Знают, откажешься — семью вырежут. Народ бедный, к тому же глубоко религиозный...
Развернув танк на пригорке перед улицей, Бордак выбрался из люка, следом поднялся Живов.
— Ну как вид, подойдет для съемки?
— Лучше не придумаешь,— сказал я, стараясь скрыть охватившее вдруг меня беспокойство. Оглянулся — растянутой цепью к нам двигались десятка два афганцев. Впереди бежали мальчишки.
— Минуту назад на улице ведь ни души не было,— растерянно произнес Цюпко.— Откуда они взялись? Кто это?
В голову полезли услышанные от командира разведки дивизии истории о боевиках, скрывающихся среди местных жителей, распознать которых было не так-то просто. Иногда даже соседи ни о чем не подозревали — боевики совершали диверсии или убивали активистов народной власти под прикрытием темноты.
Афганцы подошли к нам не все, с десяток их остановились в нескольких шагах, и я заметил, как они настороженно наблюдали за нами. Из-под складок одежды выглядывали дула автоматов. Остальные окружили нас, о чем-то громко переговаривались и смеялись, дружески похлопывая танкистов по плечу и показывая на фотоаппарат в руках Миши Цюпко.
— А, сфотографироваться хотите,— сообразил он сразу.— Становитесь...
Мы принялись усердно щелкать фотоаппаратами, хотя на душе было довольно-таки неспокойно. Мы же уговорили ребят поехать в кишлак. Пока не поздно, надо смываться...
Афганцы, размахивая автоматами, еще долго зачем-то бежали за танком и отстали лишь на окраине кишлака.
Та напряженность, которая не отпускала меня эти полчаса — всего полчаса! — помогла в какой-то степени понять и состояние наших солдат: неопределенность страшит больше, нежели открытое столкновение с врагом. Тем более они хорошо знают, что «духи» пытаются самыми жестокими способами воспитать у населения ненависть к советским солдатам. Они даже женщин и детей заставляют зверствовать над захваченными нашими ребятами. Случай с недавно подбитым самолетом, о котором поведал нам в баграмском медсанбате единственный уцелевший радист Владимир Августович Жиловский, подтвердил это.
...Крепкого телосложения, черноволосый, с пышными усами, он лежал на больничной койке. Узнав, что мы журналисты, особой радости не выказал. Это и понятно. Рассказывать о погибших товарищах, когда сам остался в живых, пусть и чудом, тяжело.
— Мы прилетели в Баграм и должны были сразу же вернуться в Кабул, оттуда на санитаре предстояло отправиться в Джелалабад за ранеными. Командир наш от отдыха в Баграме отказался — раненые ждать не могли. Вообще-то он командовал эскадрильей, но частенько вылетал и сам. С баграмского аэродрома поднялись в четыре часа утра, почти перед рассветом. Взлетели, а на втором круге самолет вдруг сильно тряхнуло. Потом раздался взрыв в хвостовом отсеке, полыхнуло пламя. Командир приказал экипажу покинуть самолет, а сам все пытался выровнять начавшую падать машину. Хотя на это времени уже не было — высоту мы успели набрать небольшую. Как и положено по инструкции, первым прыгнул бортмеханик, за ним штурман... Я пошел четвертым. Падая, на какое-то мгновение увидел купола парашютов товарищей. По ним с земли уже стреляли трассирующими пулями. Через час меня нашла «вертушка»...
Что случилось с его командиром, Жиловский не знал, но нам было известно. На рассвете одна из поисковых групп обнаружила в «зеленке» его изуродованный труп.
В тот момент мне вспомнился инструктаж командира самолета, когда мы вылетали из Кабула в Баграм:
— Если подобьют, постарайтесь быстрее покинуть самолет. Но не думайте, что удачное приземление — это обязательно спасение...
Позже я узнал, что так же жестоко и безжалостно душманы обходятся и с афганцами. Что же это за люди?
Когда я спросил об этом подполковника Лиса, Святослав Николаевич, подумав, сказал:
— Бандит, он и есть бандит...
Оазис в пустыне
Баграмский медсанбат — полевой госпиталь, его одноэтажные деревянные корпуса раскинулись среди желтой холмистой равнины — пустой и пыльной. Он как оазис в пустыне, дающий страннику возможность укрыться от палящего солнца и утолить жажду. Здесь нередко возвращают к жизни почти безнадежных, потерявших 90 процентов крови людей.
— В Великую Отечественную,— говорит командир медсанбата подполковник медицинской службы Владимир Николаевич Феофанов,— такое было невозможно. Эти четверо, которые сейчас в реанимации, будут жить...
Наверное, работая в медсанбате, все же недостаточно быть просто хорошим врачом, надо обязательно представлять себе, что такое передовая, поле боя. Очевидно, поэтому все офицеры баграмского медсанбата по нескольку раз побывали в боевых операциях. И чтобы самим быстрее привыкнуть к грохоту разрывов снарядов и мин, вою осколков и в любой ситуации уже не растеряться, и чтобы больше ценить жизнь тех, кого в перестрелке настигнет пуля или осколок. А через этот медсанбат проходит более половины всех раненных в Афганистане.
— Несколько месяцев назад,— продолжает рассказывать Феофанов, когда мы идем по палатам,— с боевой операции к нам привезли 73 человека отравленных. «Духи» нередко используют снаряды с ядовитой химической начинкой, гранаты, начиненные шариками с ртутью. Их изготовляет западногерманская фирма «Аргос»...
Здесь, в медсанбате, глядя на этих двадцатилетних раненых, контуженых и обожженных, смотришь уже в обнаженное лицо войны. Мы переходили из палаты в палату и невольно чувствовали себя неловко перед теми, кто вопрошающе смотрел на нас с больничных коек. Я ловил себя на мысли, что теряюсь и не знаю, о чем и, главное, как с ними говорить. Многие из нас испытывали то же. Зато Янина находила для каждого раненого свои особые, как мне тогда казалось, слова. Но это было не так. Она говорила ребятам самые обычные фразы, да только в них звучало свойственное всегда русским женщинам неподдельное милосердие и сострадание. Ей верили сразу и отвечали взаимностью. Наталья Васильевна вручала отличившимся участникам боевых операций награды ЦК ВЛКСМ, и даже тяжелораненые, принимая их, пытались подняться, встать...
Ни домой, ни своим друзьям они не пишут ни о ранениях, ни о заслуженных наградах, ни словом не упоминают даже о том, что находятся в госпитале. Здесь не это для них самое главное. Я это понял, когда после какого-то вопроса Натальи Васильевны один из раненых приподнялся и молча достал из тумбочки банку с вареньем, присланную школьником из Симферополя. Он ее и не думал открыть, просто хранил, берег как память.
Но этим ребятам было известно и другое, то, как нередко солдаты, вернувшиеся из Афганистана, вместо понимания встречали глухую стену равнодушия. Знали не только из газет, больше по письмам своих бывших однополчан. В одном я прочитал такие строчки: «Решил пойти в военкомат, снова проситься в Афганистан. Может, и глупо, не знаю, но там я себя чувствовал нужным человеком».
Читать такое было стыдно.
Выходя из больничного корпуса, я слышу доносящиеся из палаты бренчание гитары и чей-то неуверенный басок: «Увидеть бы, как русский дождь идет, под ним как мокнут русские березы...»
У большой круглой беседки во дворе стоят парни в одинаковых синих пижамах и смотрят нам вслед. Среди них и девятнадцатилетний разведчик Сергей Копылков, с которым мы просидели в кабинете врача больше двух часов.
Трудно давался разговор. Сергей вроде бы и не отказывался рассказывать о своей службе, и в то же время дальше коротких его ответов на вопросы дело не шло. А ведь этот парень из подмосковного города Зарайска награжден двумя орденами Красной Звезды, отмечен нагрудным знаком «За самоотверженный и ратный труд в ТУРКВО», а сегодня от имени ЦК ВЛКСМ ему вручены наручные часы с надписью: «За мужество и героизм, проявленные при выполнении интернационального долга в Афганистане». Столько наград не имеет даже отец Сергея, полковник воздушно-десантных войск Анатолий Александрович Копылков, орденом Красной Звезды которого так гордится сын.
По рассказу Сергея я и попытался воссоздать один эпизод его военной службы, который можно было бы назвать
Тавахская петля
Перед восходом солнца, когда голые склоны гор туманились серой дымкой и темнеющая на дне ущелья дорога едва просматривалась, воздух содрогнулся от глухого уханья минометов. Первые мины разорвались чуть выше расположения заставы, дробя камень и осыпая осколками и пылью дозорных. В следующую минуту из землянки выскочили солдаты вместе с командиром взвода.
