Бывшие. Соври, что любишь - Даша Черничная
Ясно. Понятно.
Последним был мой отец, ректор вуза, в котором училась Ульяна, где мы собственно и познакомились. Ему я сказал, что мне интересна судьба нерадивой студентки. На что батя лишь ответил, что Мурашкина Ульяна закончила вуз с красным дипломом. Все.
Примерно через год после отъезда я связал себя по рукам и ногам и заставил вырубить это неугомонное чувство и потребность в этой девчонке.
Тем более что у Глеба начались проблемы со здоровьем, а Монике… Монике, как оказалось, насрать на него. Ее больше интересовали собственные потребности, а до ребенка ей не было никакого дела.
Уля охренеть как изменилась. Просто другой человек. И по внешнему виду, и по поведению. Нет больше безбашенности, легкости, веселья. Нет бешеных кудрей, веснушек и лучезарной улыбки.
Теперь это потрясающая женщина. Такая, которой вслед открывают рты. Фигура подтянутая, осанка ровная, взгляд… стервы.
К намеченному времени возвращаюсь обратно в школу.
— Хай, па, — Глеб плюхается рядом.
Мельком бросаю взгляд на синяк на его скуле. Сын Ули неплохо приложил моего, надо сказать.
— Привет. Как дела? — спрашиваю сына.
— I’m fine, dad, — бросает мне нервно.
— Больше разборок не было?
— No.
Вздыхаю. Тянусь к кнопке старта и завожу тачку, выруливаю на дорогу, бросая последний взгляд на школу. Ули нет.
— Почему ты подрался с тем мальчиком? Как его… Леша, да?
— Because he is a dumb ass! — рычит зло.
— По-русски! — повышаю голос.
Глеб отлично знает два языка, но, когда нервничает, иногда их путает. У нас с ним уговор: когда мы на родине, он говорит на русском, вне ее пределов — на английском.
— Все нормально, пап. Подрался — и подрался.
— Причина будет?
— Это обычные мужские разборки! — произносит высокопарно.
А я невольно поджимаю губы, чтобы сдержать улыбку.
— Не сильно ли вы молоды для мужских разборок? — хмыкаю.
— В самый раз! — а сам лыбится, чертяка.
— Что не поделили?
— Честно, пап? — спрашивает устало. — Я и не помню уже. Я ему слово — он мне два. Я ему три, а он мне… во!
Показывает синяк и снова улыбается.
Понятно. Обычные пацанские разборки. В Америке за такое могли выгнать из школы, поэтому там дети вели себя спокойнее, но здесь все иначе. Меня радует лишь то, что Глеб спокойно отнесся к случившемуся. Стойко выдержал и драку, и последующие разборки.
— Болит? — спрашиваю сына, кивая на синяк.
— Норм. Дома лед приложу.
— Слушай, Глеб, ты бы аккуратнее с этим Лешей, — сам не понимаю, зачем прошу об этом.
— Почему? — искренне удивляется сын.
— Не знаю. Не нравится мне ситуация вокруг вас. Мне кажется, могут быть проблемы. И черт его знает, что в голову мальчишке придет.
После этих слов самому становится мерзко. Черт, это ж обычный пацан. Подрались и подрались, сколько этого еще будет? Но что-то внутри неспокойно мне.
— Ок, пап, — пожимает плечами.
— Мама звонила? — спрашиваю сына.
— Ага.
— Когда?
— Месяца два назад, — Глеб отворачивается к окну.
— Даже с началом учебного года не поздравила? — до боли сжимаю зубы.
— Не-а, — сын отвечает беспечно, но голос дрожит.
Моника херовая мать. Периодически я напоминаю ей о том, что у нее есть сын, который требует внимания. Но надолго ее не хватает.
Она вся в своих ретритах, голоданиях, обетах молчания. Никогда не отличалась особой любовью к сыну, а потом и вовсе объявила, что отныне будет жить для себя.
И я бы послал нахер эту эгоистичную суку, но из-за сына не могу. Он любит ее… даже вот такую…
— У тебя уже были уроки у Ульяны Романовны?
— У кого? — Глеб оборачивается и кривится.
— Ну мамы Леши… как его фамилия?
— Не помню, — пожимает плечами.
— Мурашкин? — делаю предположение.
— Как? — смеется Глеб. — Мурашкин? Точно нет. У него фамилия на «С». Са-се-со-сти-сте…. не помню, пап. Она сложно выговаривается.
— Ясно, — выдыхаю, расслабляя руки на руле.
Значит, замуж вышла. Оно и понятно, ребенок ведь есть? Есть.
Значит, где-то есть и отец…
Глава 6
Ульяна
Сегодня у меня впервые урок у класса Леши. Вообще в школе не приветствуется, когда родственники ведут уроки у своих детей, племянников или внуков, но я единственный учитель обществознания в школе, так что выбора не было.
Я бы и сама с радостью отказалась вести уроки у класса сына, да сделать это попросту нереально.
Теперь я немного нервничаю перед уроком, но беру себя в руки.
Захожу в класс за пару минут до звонка.
— Всем доброе утро! — приветствую ребят.
Собрались все, вот только сына Максима я не вижу.
— Здравствуйте! — летит со всех сторон.
Я располагаюсь за столом, тут же звенит звонок. Дети рассаживаются и постепенно успокаиваются.
Мой Лешка сидит в первом ряду на третьей парте, смотрит на меня серьезно и внимательно, никак не компрометирует меня. Дома мы с ним провели беседу, и я объяснила, что в школе я учитель и вести себя со мной нужно соответственно. Глеб так и не пришел… хотя я сегодня видела его в школе.
— Меня зовут Ульяна Романовна, и сегодня мы с вами начинаем новый для вас предмет — обществознание. Мы изучим элементарные научные представления об обществе, о социальном окружении. Обсудим с вами также развитие личности…
— Хеллоу, — открывается дверь и, вальяжно шатаясь, в класс входит Глеб.
Он выглядит расхлябанно: рубашка расстегнута на лишние пуговицы, выправлена из пояса брюк, волосы растрепаны.
— Здравствуй, Глеб, — киваю ему. — Почему ты опоздал?
— Эм… меня завуч вызвала к себе.
Завуч у нас сегодня уехала в департамент образования, значит, Глеб врет. Интересно.
— Что ж, проходи, присаживайся, — говорю спокойно и провожу рукой, предлагая мальчику занять место за партой.
Глеб подходит к третьему ряду и садится за самую последнюю парту. Мгновенно подмечаю, что Лешка оборачивается к нему и смотрит со злостью. Это плохо.
— Мы обсудим с вами развитие личности, найдем собственную позицию, оценим способность к самоопределению и самореализации…
Бух! С грохотом падает на пол учебник по обществознанию. Весь класс дергается, а Глеб поднимает
