Бывшие. Соври, что любишь - Даша Черничная
— Думаю, отцу Максима Аристарховича будет интересно узнать, что директор некой школы занята вовсе не школьными делами, а постельными разборками, — делаю вид, что оцениваю свой маникюр. — Обсудим это с ним за чашкой чая.
— Я же как лучше хотела, дурочка! — говорит та уже гораздо снисходительнее.
— И снова, вместо того чтобы повлиять на персонал и прекратить бардак, вы его возглавляете. Мне кажется или вы недостаточно профессионально справляетесь со своими обязанностями?
— Да как ты смеешь! — не выдерживает давления и подскакивает на ноги.
— Ну вы же смеете лезть в мою личную жизнь? — кривенько улыбаюсь.
Директриса зависает и не находится с ответом, а я ухожу из кабинета, даже не попрощавшись.
Одеваюсь, дрожащими пальцами застегиваю пуговицы на пальто, а потом выхожу на свежий воздух и жадно вдыхаю кислород.
Наверное, я некрасиво поступаю. И козыряю связями вхолостую. На деле же, конечно, никто не собирается гонять со мной чаи. И подними я эту тему с Максом,господь знает, как он отреагирует. Может, ему попросту будет безразлично.
Но директриса-то этого не знает. А я устала от снисходительного отношения к себе и мнения посторонних, мол, им-то виднее, что я все делаю через жопу.
У меня в кармане начинает вибрировать телефон, и я спешу ответить на звонок Максима. Отчего-то мне кажется, что он звонит не с благими известиями.
И мои тревоги подтверждаются.
— Ульяна, Глеб пропал.
Глава 50
Ульяна
В офисе у Насти собралась куча людей. Каждый чем-то занят. Никто не сидит без дела. Я не впервые смотрю на работу подруги под другим углом, находясь в эпицентре событий.
Однажды, много лет назад, когда Настя и ее компаньон Митя только начинали и собирали свой отряд, я отправилась на поиск пропавшего ребенка.
Как сейчас помню тот день.
Мальчик, три года, из неблагополучной семьи. Практически раздетый малыш открыл дверь квартиры и вышел на улицу босиком. Дело было в начале зимы.
Родители-алкаши даже не сразу поняли, что их ребенка нет в квартире, и достаточно поздно стали его искать.
Подняли всех и сразу. Настя звонила по своим знакомым и просила помощи. Нужны были люди прочесывать улицы.
Я с готовностью окунулась во все это.
Ребенка нашли, к счастью, живого. К несчастью, с обморожением. Все происходило на моих глазах, и тогда я сделала четкий вывод: такая работа не для меня.
Я для нее психологически слабая.
Ребенка спасли, им занялись лучшие врачи, потом, после восстановления, передали соцслужбам, а те, в свою очередь, в детский дом.
История ребенка закончилась хорошо, его усыновили.
Я же от нее отходила полгода. Мне все время снились кошмары о том, что Лешка, мой самый дорогой на свете человек, сбегает из дома и мерзнет где-то в подворотне.
И вот сейчас этот ужас становится реальностью — с той разницей, что пропал не Леша, а Глеб.
На Максима смотреть невозможно. Я никогда в жизни не видела в глазах мужчины столько отчаяния. Он сидит, опустив голову, и схватившись за нее так, будто прямо сейчас она может взорваться.
— Настя, почему мы не ищем его? Почему не прочесываем каждый угол, почему не разыскиваем очевидцев? Какого хера я бездействую, пока мой сын, возможно, погибает там?!
Настя, надо отдать ей должное, не оскорбляется, не злится. Голова холодная, рассудок трезвый.
— Максим, я говорю это всем родителям, и вы не исключение, — смотрит на нас двоих. — Самое главное, что нужно сейчас от вас, — успокоиться.
— И хоть кто-то успокаивается? — спрашивает со злостью.
— Нет, но советовать я не перестану, — Настя подходит к столу с водой и протягивает Максиму маленькую бутылку. — Выпей и выдохни.
— Я не могу сидеть сложа руки, — поднимается.
— Максим, послушай, — Настя вырастает перед Никоновым, — сейчас наши операторы обзванивают больницы и морги.
Макс аж ссутуливается.
— Таков протокол! Это не значит, что он там! — выкрикивает Настя.
— Насть, обстановка и так накалена, а ты говоришь такое, — высказываю подруге.
— Вы думаете, первые, кто «накален» в этой комнате? Ни один родитель не будет равнодушен в такой ситуации. Я пытаюсь донести до вас, что мы работаем! У нас есть протоколы, которым мы следуем. Операторы звонят. Инфоорги связываются с полицией и запрашивают данные с камер из мест, где последний раз видели пропавшего. Администраторы рассылают ориентировки по сайтам и краевым порталам с фотографией и описанием ребенка. Как только мы получим хоть какую-то информацию, отряд направит туда людей.
— Мы тоже будем искать! — решительно поднимаюсь.
— Ага, — кривится Настя, — особенно ты. В колготках и на каблуках. В декабре.
Машинально смотрю на себя.
М-да.
— У тебя тут наверняка есть запасная одежда.
Настя закатывает глаза.
— Доставай, — давлю на нее взглядом.
Максим поднимается и на ходу говорит:
— У меня в машине есть горнолыжка, я тоже переоденусь.
— Твоя горнолыжка что мертвому припарка. Тут другое нужно. — вздыхает Настя. — Что делать с вами? Сейчас у Мити спрошу, у него тоже есть дежурный комплект.
Пока мы переодеваемся, мне звонит встревоженный Леша.
— Мам, кажется я знаю, где Глеб! — его голос обрывается и превращается в писк.
— Лешенька, сынок, куда он мог поехать? — говорю мягко, чтобы не спугнуть.
— Вчера Глеб жаловался на дядю Максима и говорил, что уедет от него. Я спросил, куда он собрался. У него тут нет особо никого. Так вот Глеб сказал, что уедет к деду. Я вчера не придал этому значение, а сейчас вспомнил.
— Ты умница, Леша, — хвалю его с гордостью.
— Я боюсь, что с ним может что-то случиться, — всхлипывает сын.
— Милый, не плачь, пожалуйста, мы его найдем и все вместе обязательно расскажем ему, что мы тут все страшно переживали, вообще-то. Да?
— Угу.
— Сынок, я не знаю, когда вернусь.
— Я взрослый, мам!
Мой маленький мужчина.
Пересказываю Насте то, что сказал Леша.
— Мои родители ничего не знают о пропаже, — рассуждает Максим. — Последний раз они разговаривали с Глебом день назад, и тогда ничего подобного Глеб не говорил. Значит, он мог поехать в коттеджный поселок, на дачу к своему деду.
— Отлично. В поселок он мог добраться тремя способами: автобусом, электричкой и попуткой, — размышляет Настя. — Значит, в первую очередь посмотрим камеры с вокзалов.
