Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева
– Жильё обещают?
– Ну да. Целый дом, если сразу и насовсем. Или год в бараке на пробу, но помогут построиться. К дому участок. Сад там, огород, можно свою корову держать, поросёнка там, кур. И деньгами зарплату.
– Больно много обещают, – покачал головой Эркин. – Хотя… знаешь, русские меня ни разу не обманули. Ну, когда ещё в Джексонвилле иногда нанимался к ним, платили всегда честно.
– Да, я слышал. И Тим тоже… не в обиде на них. Да и… на своё хозяйство мне пока не сесть. Лошадей я знаю. Думаю вот… – Чолли вздохнул. – Думай, не думай, а здесь сидеть тоже… не шибко весело.
– Надоело, – кивнул Эркин.
Они уже подходили к бане, и Эркин повернул к ларьку. Раньше там были только сладости и сигареты, и обычно возле него болталась ребятня, рассматривавшая пёстрые я яркие коробки и пакетики. Но после той комиссии в ларёк завезли всякую необходимую мелочь. Носки, чулки, трусы, майки, лезвия к бритвам… и народу заметно прибавилось. Жмись – не жмись, как ни береги деньги, но без белья тоже хреново. Эркин купил себе кусок мыла в памятной с того фургона Роулинга тёмно-бордовой с золотыми буквами обёртке. Здесь и мочалки, и мыло продавались не в бане, а в общем ларьке.
– В дорогу, – объяснил Эркин Чолли и, помедлив, добавил: – Я такое с братом ещё летом покупал. Оно медленно смыливается.
Чолли кивнул. Сам он мыло знал только рабское, да здесь увидел жёлтое, банное. Его сбережённых за те недели, что ждал разрешения на выезд, крох хватило на две мочалки – себе и жене – да для малышей купил губку, польстился. Осталась уж совсем мелочь… ни на что не хватит.
– Хорошо зарабатывал?
– Когда как, – честно ответил Эркин. – Летом на заработки ездил.
Иногда он даже чувствовал себя неловко из-за того, что был богаче остальных. Старался не выделяться, но выдавал себя покупками в ларьке, привычкой к ежедневно чистой рубашке…
Очередь в мужской бане двигалась быстро, во всяком случае, быстрее, чем в женской. Ну, понятно, бабы и сами дольше моются, волосы длинные промывают, да ещё с мелюзгой возятся.
– Значит, думаешь, стоит? – продолжил Чолли о своём.
– Где-то ж надо, – пожал плечами Эркин. – А раз ты это дело знаешь, так чего ж…
– А ты? Ты ж скотником был и пастухом. Чего ж в город тянешь?
– У жены профессия городская, – объяснил Эркин.
Тоже привычно и потому спокойно. Говорено-переговорено, сотни раз у пожарки судили-рядили, советовались. Это Чолли ещё внове, он у пожарки ещё помалкивает, да и языка не знает.
Банщик у входа забрал у них талоны.
– Вон туда проходите.
– Ага, спасибо, – улыбнулся Эркин.
Повезло: два места рядом. Чолли, ещё не привыкший к банным порядкам, явно стеснялся и старался подражать Эркину. Они разделись, сложив вещи аккуратными стопками. Эркин развернул свой узелок и протянул Чолли розовато-белый обмылок.
– Держи.
– Спасибо, – Чолли нерешительно взял мыло. – Слушай, это ж цельный кусок. А ты как же?
– Спокуха, – ответил по-русски Эркин, разрывая обёртку.
Чолли оглядел свой кусок, осторожно понюхал его и покрутил головой.
– Надо же… ну, спасибо.
Эркин улыбнулся, скатал обёртку в тугой шарик и ловким броском отправил в дальний угол, точно в урну, взял мочалку.
– Пошли.
Чолли кивнул, взял, как и Эркин, мочалку и мыло, и они пошли, протискиваясь между полуодетыми, вытирающимися или только ещё раздевающимися людьми.
– Это предбанник, – камерным шёпотом говорил Эркин Чолли по дороге. – А моются в мыльной.
– Пред-бан-ник, м-мыль-на-йа, – шёпотом повторил за ним Чолли и кивнул. – Понял. А… баня?
– Всё вместе баня и есть. Ты ж говорил, у хозяина твоего баня была.
– Там наказывали, клеймили, ну, и ещё… всякое. А мылись в душе.
Эркин кивнул. Значит, как он и думал, хозяин Чолли из охранюг. Но ни о чём не спросил. Чего бередить? Да и разве это что меняет?
Наполненная водяными брызгами, гулом голосов и толкотнёй голых тел, мыльная не очень удивила Чолли. В принципе, это не слишком отличалось от рабского душа. Только вот скамьи во весь зал с шайками, и что под душем не моются, а обмываются уже в конце… Но это даже удобнее. Сидишь, есть куда мыло и мочалку положить. Да ещё, что одни белые вокруг. Но к этому привыкнуть нужно.
– Слушай, – Чолли растирал себе мочалкой руки и грудь, – а чего это мою Найси по-другому зовут? Это как, не обидно?
Эркин, сосредоточенно намыливающий голову, ответил:
– Нет. Это просто имя такое русское есть. Настя. Анастасия.
– Чего?
– Ну, ты Чолли, а по бумагам Чарльз, так?
– Ну, так.
– И вот, так она Настя, а по бумагам будет Анастасия. Красивое имя.
– А-а, понял. В самом деле, красиво. Слушай, а вот мелюзгу мою, может, тоже по-русски назвать?
– А чего ж нет? Их как зовут?
Чолли смущённо рассмеялся.
– Малыши. Малыш, Малышка и Махонький.
– Что? – Эркин вынырнул из шайки, ладонью стёр с лица воду и удивлённо посмотрел на Чолли. – Ты чего, имён им не дал?
– Сам знаешь, как с именами. Нарываться не хотел. Нет, так-то, когда никто не слышит… Старший – Майки, Малышку Сладкой назвали, Свити, а Махонький, так Махоньким и был.
– Ну, Майки – это Майкл, по-русски Михаил, Миша, – стал уверенно объяснять Эркин, много раз слышавший ещё в первом лагере, как английские имена в русские переделать, чтоб по документам без задоринок было. – А Свити… не знаю. Ты у психолога спроси, или…
– Да моей сказали уже. Есть такое имя. Света. Сойдёт?
– А чего ж нет? Тоже хорошо.
– Значит, так и будет, – решил Чолли. – Миша и Света. Хорошо?
– Ну да, – кивнул Эркин и встал. – Я пойду воду сменю. Пригляди за местом.
– А то! – хмыкнул Чолли.
Возвращаясь с полной шайкой, Эркин поймал на себе взгляд Чолли. Ничего… обидного в нём не было, и Эркин улыбнулся.
– Ты чего?
– Смотрю, силён ты, – Чолли усмехнулся. – Кулаком убьёшь.
– Не знаю, не пробовал, – отшутился Эркин, окидывая Чолли быстрым взглядом.
Поджарое жилистое тело Чолли, покрытое рубцами и шрамами от давних порок, было мускулистым. Мускулы не накачаны, не проработаны, но силой мужик явно не обделён. А так… ковбойское тело, как у Фредди. Эркин нахмурился ненужному сейчас воспоминанию, тряхнул головой.
– Ты, я смотрю, тоже не из слабаков.
– Слабаки в Овраге, – хмыкнул Чолли.
Он встал и, по примеру многих, поднял над собой шайку, обливая себя водой.
– Ух, хорошо! – выдохнул Чолли по-русски.
Эркин невольно засмеялся: так по-детски радостно это прозвучало. Возгласу Чолли ответил многоголосый смех.
– Да уж, баня – первое дело.
– Баня
