Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева
– А что? – спросил Эркин. – Тебя в промежуточный лагерь не отправили?
– Не пустили, – поправил его Чолли. – Я… сам нерусский, ни жена, ни дети… и не хлопотал за меня никто. Ну ладно, тех восемнадцать моих и четверо Найси, их мне не спасти, ничего не знаю даже, но меня ж… меня ж как раба, а он свободный! – выкрикнул Чолли…
…Эркин вздохнул, словно просыпаясь. Невесомая тяжесть головы Алисы на его плече, мягкое теплое тельце, запах от её головки… Женя улыбнулась.
– Ты что, Эркин?
– Так, ничего. На обед скоро идти. Я думаю, Женя, я тогда в баню после обеда схожу, а как маршрутку получим, вещи заберём. А то после ужина можем и не успеть.
Женя кивнула.
– Хорошо. Сделаем так.
Алиса вздохнула.
– Эрик, а дождь когда кончится?
– Не знаю, – пожал он осторожно плечами. – Этого никто не знает.
– А почему?
– Началось, – рассмеялась Женя. – Потому что дождь от людей не зависит.
– А почему? – повторила Алиса с упрямо-лукавым выражением.
– Дождь из тучки идёт, – объяснила Женя, оглядывая рубашку Эркина. – Ну вот. Какая ткань хорошая. Ни сносу ей, ни чего ещё. Эркин, тут вот какое дело.
Она слегка понизила голос, и Эркин, не выпуская Алисы, подался к ней.
– Алиса растёт. Я все её вещи взяла. Я думаю, что получше, а ей уже мало, я отдам Зине для Кати. Ты как? Не будешь против?
– Нет, конечно, – кивнул Эркин. – И… и если так, то, может, Найси, ну, жене Чолли, у неё совсем ничего нет.
Женя кивнула.
– Да, я уже думала. У нас простыня есть, она стираная, мягкая, как раз на пелёнки малышу. И не Найси она, – улыбнулась Женя, – а Настя. Анастасия. Правда, красивое имя?
Эркин подумал и согласился.
– Да, красиво.
Алиса, не слушая их, держала двумя руками ладонь Эркина, перебирала его пальцы, что-то шёпотом приговаривая. Играла.
– Ну, – Женя посмотрела на свои часики. – Десять минут до обеда. Давай собираться. Алиса, одевайся.
Алиса нехотя слезла с колен Эркина и, сопя, стала натягивать ботики, шапочку, пальто. Женя помогла ей справиться с самыми трудными пуговицами, получше натянула шапочку, закрывая лоб и уши.
– А теперь иди и подождёшь у двери, на двор без нас не выходи. Поняла?
Алиса кивнула. Когда она вышла, Женя быстро пригладила волосы, надела пальто и повязала шаль. Эркин взял свою куртку и вышел следом за ней, одеваясь на ходу.
Оставшись одна, Нюся вылезла из-под одеяла и натянула платье. Спрыгнула вниз, обулась. И вместо того, чтобы надеть пальто, взяла с тумбочки маленькое круглое зеркальце. Тётя Женя добрая, разрешила ей брать его смотреться, даже специально на виду оставляет. Нюся придирчиво рассматривала себя в зеркальце. Конечно, тётя Женя красивая. Эрик недаром глаз с неё не сводит. А вот она… она некрасивая. И никому не нравится. И худая. Мощи, как её в бане назвали. Одни кости торчат, а женщина должна быть пухленькой. Нюся вздохнула и положила зеркальце на место. Взяла яблоко. Бананы свои – пять штук – она съела сразу в первый же день, как выдали. И апельсины за два дня, их тоже пять штук было. А яблоки ещё есть. Но это все так, в два дня всё съели. И по всем казармам теперь сушат апельсиновые корки. Для запаха и в вещи положить, чтоб не заводилась моль. И она сушит, хотя вещей у неё нет. Нюся поправила разложенные на тумбочке корки, переложила высохшие на свою подушку. Пусть подушка пахнет апельсинами.
На дворе холодный порывистый ветер, ледяная крупа и холодный дождь. Низкие серые тучи плотно затягивали небо. Всё мокрое, скользкое, холодное.
У входа в столовую Эркин увидел Тима.
– Привет, ну как?
Тим озабоченно кивнул.
– Привет. Врач была, говорит, что уже не страшно. Но ещё два дня чтоб не выходили.
Женя сочувственно вздохнула.
– Ну, ничего. Как это они ухитрились?
– Лужу измеряли, – хмуро ответил Тим и не выдержал, улыбнулся. – До колена там или нет.
– Дети, что с них возьмёшь? – сказала Женя и строго посмотрела на Алису.
– Я не мерила, – сразу сказала Алиса. – И там до колена нигде нет.
– А ты откуда знаешь? – подозрительно спросила Женя.
– Ну, я ж видела, там дядя Антон прошёл, а его сапоги ниже коленки, а он не зачерпнул.
– Мой бы так соображал, – пробурчал Тим.
– Так Димка и спорил, что там неглубоко.
– Вы ещё и спорили? – удивился Эркин.
– Ага. Димка две конфеты выиграл, – Алиса, считая инцидент исчерпанным, побежала занимать место.
Тим и Эркин переглянулись и засмеялись уже оба. Так, смеясь, и вошли в столовую.
Женя за обедом особенно строго делала Алисе замечания, хотя о споре не вспоминала. Алиса, изредка поглядывая на Эркина, мужественно терпела воспитание.
С обеда пошли в барак. И пока Женя укладывала Алису, Эркин взял чистую смену и банный узелок. Алисе хотелось попросить его посидеть с ней, но, когда мама сердится, то лучше перетерпеть.
– А теперь спи, – строго сказала Женя и улыбнулась. – Игрок.
– Я не игрок, – глаза у Алисы закрывались, но стерпеть напраслину она не могла. – Я судья. Моя доля – укус с конфеты. Всё честно.
Эркин плотно сжал губы, чтобы не расхохотаться, и вышел.
На выходе из барака встретился с Чолли.
– Далеко?
– В баню.
Чолли смущённо кашлянул.
– Слушай, обмылка не будет лишнего? Свербит уже, а денег ни хрена.
Эркин кивнул.
– Талон при себе?
– Я мигом, – улыбнулся Чолли.
Эркин остался ждать его в холле, который здесь называли тамбуром. Из-за плохой погоды его использовали как курилку, и сизый дым плавал под потолком чуть выше человеческого роста. Хлопали двери казарм, бегали и суетились люди. Прошёл комендант, строго повёл глазом на курильщиков, дружно спрятавших сигареты в кулаки. Вышел Чолли с крохотным узелком из казённого полотенца.
– Пошли?
– Пошли, – кивнул Эркин.
На дворе холодный мокрый ветер ударил их по лицам с такой силой, что они невольно пригнулись. Чолли выругался.
– Вот хреновая погода, чтоб её…!
– Ага, – выдохнул Эркин, с тревогой думая, как по такой погоде ехать.
Когда они завернули за барак и ветер стал в спину, Чолли заговорил:
– Ты про Оп… как его, да, Ополье, – старательно выговорил он по-русски, – слышал?
– Слышал, – кивнул Эркин. – А что, туда думаешь?
– Мне на конный завод предложили. Ну, коней там разводят.
– Батраком?
– Не хозяином же! – хмыкнул Чолли. – Думаю вот… условия
