Искушение - Ольга Дашкова
Милана.
Я помню, как ее назвал мужчина, и от этого голоса, от его вида у меня все тогда рухнуло в груди. Сейчас было немного легче, ноги не подкосились, но я с силой сжала зубы до боли в челюсти и, выйдя из-за машины, продолжала уже открыто смотреть на девочку и молодую женщину, которая раскачивала качели.
Я думала, что больнее той боли, что мне довелось испытать за свои тридцать лет жизни, уже не будет. Боль от нелюбви матери, боль от использования меня, боль от потери любимого мужа и ребенка.
Но сейчас это была боль иного вида. Я даже наслаждалась ею, чувствуя, как она сковывает мышцы, парализует. Как она вытягивает из тела израненную душу, оставляя лишь плоть и трепещущее где-то на самом дне никому не нужное сердце.
Это его дочка. Ивана. А могла бы быть нашей. Точнее, у нас с ним мог быть ребенок, я не претендую на чужих детей, нет, ни в коем разе. Наверное, я слишком долго стояла, потому что девочка меня заметила, ее мама оглянулась, я встретилась с ней взглядом, понимая, что практически ничего не вижу, слезы мешают.
Моргнула несколько раз, слезы потекли по щекам, а ведь не хотела плакать, как-то само вышло. Девушка была моложе меня, блондинка, миниатюрная, с длинными волосами, вот от кого у девочки такие волосы. Она смотрела на меня и ничего не понимала, во взгляде была некая растерянность, даже смущение.
Трогательная, хрупкая, таких женщин хочется защищать, оберегать от всех бед, именно таких, не меня.
Она ничего не знает. Не знает, кто я такая.
Господи, он и ее обманывает.
— Что с тетей, мама? Ей плохо?
— Я не знаю, милая.
— А где папа?
— Он скоро придет.
— И мы поедем в парк?
— Если папа обещал, то обязательно поедем, только бы погода не испортилась. Тебе не холодно? Может быть, зайдем в кафе?
— Нет, мне не холодно, качай меня, сильнее качай.
Что на моем месте сделала бы другая женщина, узнав, что у ее мужа есть вторая семья и дети? Закатила скандал, некрасивую сцену ревности, выплескивая всю желчь обиды? Скорее всего, да.
Что сделала я?
Ничего.
Сегодня уже ничего.
Смахнула слезы, пошла вперед, не чувствуя ног, а только пустоту внутри. Меня словно выпотрошили, как рыбу, и бросили на берег, но я все еще жива и дышу. Странное ощущение и страшное.
Прошла через арку, считая про себя шаги, так было легче отвлечься от мыслей, от того, что мне еще предстоит пережить. Я уже не задаю вопросы само́й себе и своей судьбе «почему» и «за что», это бесполезно.
Почему мать меня родила от нелюбимого человека? Боялась наказания за грех, сделав аборт? Лучше бы сделала, потом ходила бы и замаливала его всю оставшуюся жизнь, чем так относиться к собственному ребенку, чем так его не любить.
За что так Иван поступил со мной? Не могла найти хоть один удовлетворяющий меня ответ, его не было, но вот сейчас, видимо, мне предоставится возможность его задать. Вопрос в другом. Хочу ли я слышать его? Не раздавит ли он меня окончательно?
Кажется, что мой путь был слишком длинным, но сердце замерло в груди, когда я открыла дверь кабинета адвоката без стука, остановилась на пороге, глядя в спину стоящего у окна мужчины. Широко расставленные ноги с темных джинсах, короткая куртка, отросшие волосы — можно было решить, что это посторонний человек, но парфюм остался прежнем.
Даже покойники не изменяют своим вкусам, не то что женам.
— Инга Владимировна, мы вас ждем, проходите, нам необходимо уладить несколько формальностей.
«Формальностей», какое интересное слово.
Мужчина повернулся, а я перестала дышать, кажется, пол начал уходить из-под ног, вцепилась в дверной косяк. Чувств не было никаких, я уже была опустошена.
Это был Иван, мой покойный и ныне здравствующий муж, лишь похудел немного, отрастил щетину и волосы, сменил строгий костюм на свободный стиль. Но взгляд карих глаз остался тем же, хоть в нем уже не было теплоты, он стал холодным и расчетливым, Иван словно держал себя.
Повисла долгая пауза и мертвая тишина. Мертвая — лучшее определение.
— Инга Владимировна, только без обмороков, это все объяснимо и так было нужно, — Владимир Юрьевич засуетился, подошел ко мне со стаканом воды, но я его проигнорировала, продолжая смотреть на своего, а точнее, уже не своего мужа с сухими глазами.
— Поздравляю, — не узнала свой голос.
— С чем? — Иван не поздоровался, никак на меня не отреагировал, словно я чужая.
— С воскрешением, это чудо, не иначе, а еще с рождением дочери. Думаю, ты хороший отец для нее, в отличие от своего сына.
Из меня начала выходить желчь сарказма.
— Не передергивай, Инга. Макс здесь ни при чем.
— Да, я знаю, лишь я одна при чем. Вот только непонятно почему, — горько улыбнулась, проходя в кабинет, закрывая дверь, не понимая своего холодного спокойствия. Может, это защитная реакция организма, а накроет меня потом?
— Так сложились обстоятельства.
— Обстоятельства? Это так сейчас называется? — подошла ближе, взявшись руками за спинку стула, внимательно вглядываясь в лицо мужчины. — Какие обстоятельства тебя заставили обманывать меня? Иметь связь с другой женщиной, родить ребенка, а меня уговаривать этого не делать?
— Инга Владимировна, позвольте, мы вернемся к нашему вопросу.
— Замолчите! Мы вернемся ко всем вопросам, когда я узнаю все нужные мне ответы, иначе вы все можете катиться во всем чертям, в могилу, могу назвать адрес.
Крикнула на адвоката, он быстро сел в свое кресло и замолчал. А я чувствовала, как теперь не обида заполняет меня, а гнев — яркий, горячий — разливается по телу, по венам, заставляя биться сердце.
— Я жду, Иван. Или тебя теперь не так зовут? Иван Самойлов погиб два года назад в автокатастрофе, я его оплакивала, я ходила на его могилу, я носила цветы через день. А кто ты, я не знаю. Кто ты?
— Инга, прекращай этот спектакль.
— Отчего же? Он только начался, и вам всем от меня что-то надо, не так ли? Иначе ты бы лежал в своей могиле и не мешал червям тебя доедать.
Нет, я не позволю в очередной раз манипулировать мной, как все это делали много лет.
Глава 32
Воздуха не хватало, но я медленно втягивала его через нос, продолжая наблюдать за своим ожившим мужем.
Иван не двигался с места и не спешил отвечать на мои вопросы. Но по его взгляду, который
