Псих из Крашти - Мара Вересень
Вышли наружу. Снова куда-то шли. Аманда видела только посыпанную серым щебнем дорожку под ногами, край длинного бордового балахонистого одеяния идущей впереди светны и сосредоточенно держалась за метлу, благодаря которой удавалось сохранять вертикальное положение.
Комната, ванна с лавандой и мятой, от аромата которых веки стали вдвое тяжелее, но Аманда сделала еще одно усилие. Последнее. За последние часы этих последних усилий было не сосчитать. Подумала и не стала отказываться, когда светна предложила помочь вымыться. Даже доверила доброй женщине поставить в угол метлу.
— Позвать вам целителя, веда? — спросила светна, когда Аманда забралась в ванную и не сдержала стона. Сведенные мышцы начали отходить.
— Зачем целителя?
— У вас откат и все признаки магического истощения.
— Не надо целителя. Потом.
Светна кивнула и ушла. Аманда думала, что совсем, но она вернулась с чайником и чашкой на подносе.
— Здесь успокаивающий настой с эффектом блокирования дара. Вы слишком вымотаны, чтобы в достаточной степени себя контролировать, а так скорее уснете и не навредите себе, если случится спонтанный прорыв.
Всё верно. На слова сил не осталось, и Аманда кивнула. Пока лежала в воде, выпила две чашки. Потом выбралась, не вытираясь замоталась в простыню, вышла из ванной и рухнула кульком на постель. Как натягивала одеяло уже не помнила. И как Светна ушла тоже.
Тьма… Как же хоро...
Проснулась она с теми же чувствами. Только вроде как детальки не хватало. Мелкой, но важной. Осталась какая-то… недосказанность.
По ощущениям прошло не больше пары часов, однако бессилие куда-то делось, дар хоть и плескался на дне жалкой лужицей, но присутствовал, а еще в комнате кто-то был. Сначала невидимый, а потом во мраке зажглись лукавые искры. Одна лиловая, как синяк, другая синяя. Затем мрак открыл рот и спросил полную дурь:
— Спишь, рыжая?
А вот и деталька. Сам явился стервь.
— Прочла мою записку?
От бархатистых шершавых ноток в голосе вмиг стало мурашечно, нервно и щекотно, словно кто-то возил перышком по поджавшемуся животу, постепенно опускаясь всё ниже.
— Какую еще записку? — осторожно спросила Аманда.
Под одеялом ей было жарко, а простынь, в которой она забралась в постель во время сна, куда-то уползла. Одеяло тоже ползло, и, возможно, ему кто-то помогал. Но самое интересное, что препятствовать сползанию не было никакого желания. Желание было совершенно другое.
— Оставлял для тебя записку, когда ты плескалась. Тут еще светна с чашками шмыгала. Смотрела как на маньяка-растлителя, губы жала и бормотала, что тебе нужен отдых и больше ничего. Едва взашей меня не выставила.
Никакой записки Аманда не находила, но она бы и ящерка не заметила, поскольку спала на ходу.
— А что в записке было?
— Чтобы ты дверь не запирала, если не передумала.
— Не передумала насчет чего?
— Насчет чего? А как же твое обещание в «Костяной крысе»? Ты обещала лизнуть. Везде. Если я вымоюсь, как нормальные люди. Водой. Так что я вот, дверь была открыта…
— И давно? — уточнила Аманда, пододвигаясь к краю постели вслед за уползающим уже точно и определенно с кое-чьей помощью одеялом.
Глаза немного привыкли и различали во тьме и светлеющую фигуру Пи в одних спальных штанах, держащихся на… честном слове и жалкой почти развязавшейся тесемке. А также ленту темнее мрака, волокущую одеяло с постели за уголок.
— Давно дверь открыта? Ты мне скажи, рыжая, — лыбился Пи.
Запах шоколада, густо замешанного с кардамоном и душистым перцем, сладко щекотал нос. Хотелось не только чуять это, но и потрогать, и, чем тьма не шутит, лизнуть… Очень, очень хотелось.
— Нет, не дверь. Давно вымылся?
— И часа не прошло. Волосы еще влажные. Будешь проверять?
— Буду, — прищурилась Аманда, цапнула почти оголившее грудь одеяло за край, встала и шагнула ближе.
— Проверяй, — муркнул паразит, встряхнув прядями.
Несколько брызг упали на разгоряченную кожу, вызвав волну дрожи. Руки темной сволочи оказались у Аманды на талии, частично поверх одеяла, частично на коже. При этом Пи совершил некий маневр с разворотом и теперь был между Амандой и постелью.
— То есть ты, — проговорила Аманда, ткнув пальцем в грудь Пи, и медленно повела по контуру рисунка, подбираясь выше к шее и влажным волосам, — сейчас совершенно беспомощный?
— Относительно, — урчал котом темный, а единичные искры в глазах рассыпались целым роем.
— И я могу сделать с тобой всё, что захочу?
— Начало мне нравится, хотя какой-то подвох всё же присутствует.
— Тогда заткнись, — сказала Аманда, выпустила край дурацкого одеяла и толкнула темную ухмыляющуюся сволочь на постель. Чтобы отомстить. За всё и сразу. Несколько раз как минимум. С особой жестокостью.
. . .
Тьма… Как хорошо.
Пусть будет… ЭПИЛОГ
В кабинете было очень светло и пустовато. Точно как у Пи на душе, когда он разлепил глаза и обнаружил, что горячая, как вулканы Драгонии, рыжая ведьма, оставившая на его спине и благословении достаточно свидетельств бурной ночи, ушла тишком.
Никаких полок с документами. Только стол и два стула. На столе лежал знакомый до оскомины футляр. На стуле напротив устроился братец-светен. Пи тоже сел, хотя это сопровождалось некоторыми неудобствами и неуместными для встречи воспоминаниями.
— Я справился? — спросил Пи.
Арен-Фес молча ждал продолжения.
— Шума было достаточно? — снова спросил Пи.
— Вполне, — наконец разлепил губы светен. Арен-Фес тоже провел бессонную ночь, но, судя по выражению лица, она вряд ли была так же приятна. — С братьями Плех только неудобно получилось. Я даже немного жалею, что подсказал кое-кому подсказать старшему, куда ты собираешься, еще до того, как вы выехали.
Пи никогда не хотелось врезать брату, даже когда он вел себя как последняя сволочь, а теперь захотелось. Радужное состояние как ящерок языком слизал.
— Зачем?
Руки чесались, и Пи убрал их под стол.
— Чтобы было шумно, — спокойно ответил Арен-Фес.
— Что там? — мысленно выдохнув, в очередной раз спросил Пи.
Братец Цзафес протянул руку, положил на футляр, поддел крышку пальцем и открыл. Внутри лежала деревянная флейта, кажется, из сливы, судя по характерным лилово-красным прожилкам. Дерево на срезах и на кромке отверстий было черным. Повторяя линию одной из прожилок, по всей длине флейты тянулась цепочка очень мелких и тоже черных