Одиночество менестреля - Владислав Адольфович Русанов
Ланс альт Грегор поступил, как последний трус. Он никогда не позволил бы себе бежать с поля боя или уклониться от дуэли. Он не отступал перед гневом властителей и осуждением Церкви. Он отважно смотрел в лицо любой опасности и считал это умение одним из важнейших признаков истинно благородного прана.
Но тогда он сбежал.
Как Отец Лжи, почуявший запах ладана.
Приказал Бато и Бето с вечера подготовить карету, и пока Ита мирно спала в гостинице, умчался на север, оставив на прощание охапку алых роз. Пересёк Кевинал и, вступив в пределы Аркайла, посвятил всего себя выступлениям, очаровывая и развлекая Дома Сапфирного Солнца, Красного Льва и Белого Оленя. Восопминания о рыжеволосой танцовщице он пытался заглушить, отчаянно флиртуя со всеми пранами подряд — с замужними, с девицами и с вдовами. Несколько раз дрался на дуэли, нажил кучу врагов, вынужденно перебрался ещё севернее, в Унсалу. Успел там повоевать немного в междоусобице, закончившейся очень быстро — просто один из баронов решил оспорить верховную власть короля Ронжара. Но глава Дома Серебряного Саблезуба очень быстро доказал, что монарху лучше не дерзить и времена баронской вольницы миновали очень давно.
Только сейчас, глядя на Иту, Ланс осознал всю глупость и подлость своего поступка.
Можно допустить, что в то лето менестрель принял влюблённость за серьёзное чувство. Хотя, скорее всего, нет. Он каждый раз влюблялся искренне. Будучи наслышан, что у того или иного странствующего мага-музыканта имеются любовницы, скажем, в Унсале, Вирулии и Эр-Трагере, Ланс искренне недоумевал — как так может быть? С кем из них это благородный пран честен? Почему остальных можно обманывать, да ещё и рассказывать друзьям, посмеиваясь и чувствуя себя героем? Сам же альт Грегор, влюбляясь в одну женщину, немедленно охладевал к другой. И если уж завязывал отношения, то повинуясь вспыхнувшему романтическому чувству, а не из корысти или тщеславия. Скорее всего, он действительно испугался, понял, что не готов остепениться.
Может, это его судьба — всё время бегать от чувств? Ведь чувства это ответственность…
Танцовщица окинула его взглядом, в котором смешивались сочувствие и презрение, подбоченилась.
— Если ты, Ланс альт Грегор, считаешь, что я, по прошествии стольких лет, по-прежнему о тебе тоскую, то ты здорово ошибаешься. Я здесь вожусь с тобой из простого человеколюбия. Вседержитель повелел нам быть снисходительными и никому не отказывать в милосердии, даже тем, кому охотнее вонзил бы кинжал под ребро.
От её улыбки захотелось нырнуть с головой под одеяло и спрятаться, как в детстве, когда казалось, что одеяло спасает от любых чудовищ.
— Надеюсь, что мы не будем выяснять отношения при людях? — промямил менестрель.
— Да я вообще не сбиралась выяснять с тобой отношения. Мне достаточно знать, что мы сохранили для двенадцати держав менестреля, которому нетравных и небыло последние сто лет.
— Вы себе представить не можете степень моей благодарности.
— Боюсь, что можем, — слегка скривилась Ита. — Но я не буду отнимать время у благородного капитана Васко альт Мантисса, который явился побеседовать со спасённым менестрелем. Пойдёмте, пран Регнар!
— Я, пожалуй, останусь, — неожиданно возразил маг-музыкант. — Я догадываюсь, о чём пойдёт речь и хотел бы послушать… Конечно, если вы, пран Васко, и ты, Ланс, не возражаете.
— Как я могу возражать, если даже не представляю, о чём будет разговор? — пожал плечами менестрель.
— А я представляю, но препятствий не вижу, — сказал капитан.
— Тогда откланиваюсь! — махнула рукой Ита. — Не утомляйте менестреля, почтенные праны. Он, хотя и пришёл в сознание, слишком слаб. Если будете слишком уж надоедать ему, я нажалуюсь лекарю адмирала Жильона. Он вас не поблагодарит.
— Клянусь, что не буду переутомлять пран Ланса! — Васко прижал ладонь к груди. В его голосе менестрелю почудился нескрываемый испуг. Интересно, кого боевой капитан боялся больше — адмиральского лекаря или танцовщицу?
— Надеюсь, на ваше слово чести! — Ита выскользнула за двери, улыбнувшись на прощание то ли Регнару, то ли трагерцу.
— Присаживайтесь, друзья мои, — обратилсяк ним менестрель. — Я чувствую. себя ужасно неловко, когда лежу, а вы стоите.
Маг-музыкант не стал спорить, уселся на кровать в ногах Ланса. Капитан подтянул себе тяжёлый табурет и устроился между альт Грегором и столиком с лекарственными снадобьями.
— Пран Ланс, — начал он. — Я не буду вилять, как айа-багаанская фелука, идущая против ветра. Я рад, что вы оказались в Эр-Трагере. Нет, конечно, болезнь — это всегда плохо. Но болезнь привела великого менестреля сюда к самому началу грядущих потрясений.
— Что-то излишне выспренно, пран Васко. Можно проще? Мне так будет легче воспринимать ваши слова.
— Можно и проще, — кивнул моряк. — Трагера находится на пороге новой большой войны.
Куда уж проще… Хотя вряд ли это тайна. И даже не новость. Юные праны, сопровождавшие аркайлцев по пути из Эр-Кабечи, кажется, упоминали о новом конфликте с пиратами.
— Браккара? — спросил Ланс напрямую.
— Да. Браккара. Я так понимаю, слухи о том, как адмирал Жильон альт Рамирез очередной раз потрепал пиратов у Калвоса, уже распространились по всему герцогству?
— Могут ли дворяне и простолюдины не радоваться столь блестящей победе?
— Да. Северяне получили по заслугам. Две эскадры, одна за другой, уничтожены до последнего судна. Пленных мы не брали. Корабли на приз тоже. Это была месть за унижения всех прошлых лет.
— Поздравляю. Браккарцы давно выпрашивали хорошую трёпку. Они это заслужили.
— Это да… — капитан отводил взгляд, будто намеревался предложить Лансу бесчестный поступок или же, наоборот, пытался обвести его вокруг пальца. — Но трагерцы хорошо помнят, как северяне, в прошлый раз отомстили за поражение в проливе Бригасир.
— Я тоже помню. Но вы хотите сказать, что адмирал Жильон забыл это?
— Он не забыл. Я не забыл. Офицеры флота не забыли. Та знать Эр-Трагера, которой дорога честь и память о славных предках, помнят. И не боятся. Они готовы умереть за Родину.
— Родина или смерть! Чей это девиз? Кажется я запамятовал…
— Это девиз Дома Белого Орла, глава которого, великий герцог Валлио альт Фиеско, правит Кевиналом. Нашего заклятого врага.
— Никогда не понимал причин вашей вражды… Но дело не в этом. Если ваши солдаты готовы умереть
