Маша и Гром - Виктория Богачева
Ну, зато дровами мы запаслись впрок. А к ужину — роскошная перловка с тушенкой — он почти полностью остыл и успокоился. И у меня получалось почти не вздрагивать, когда он входил в комнату. Навязчивые, навязчивые воспоминания...
— Как Гордей?
Я сама не знаю, зачем спросила. Тем более слышала краем уха его разговор с сыном. С мальчишкой все должно быть в порядке. Относительно.
— Не знаю, — он удивил меня такой честностью. — Говорит, что все нормально с ним. Но хер там. Пацану еще и восьми нет, а уже в такой мясорубке побывал.
Не в первый раз у меня возник вопрос о матери Гордея. Где эта женщина, которая по неведомой причине доверила сына такому отцу? Может, она умерла?.. Это многое бы объяснило. Иной причины, по которой мальчишка не находится с матерью где-нибудь далеко и в безопасности, а живет с отцом-криминальным авторитетом, я просто не могла придумать!
Жалобно завыла кушетка под весом мужского тела, и я увидела, что Громов сперва сел, а затем поднялся на ноги. От одного его вида мне сделалось холодно: каким-то чудом он не мерз и спал без привычного темного свитера, в одних лишь штанах. Перед тем, как выйти из комнаты, он достал из-под подушки пистолет и еще постоял перед дверью пару минут, прислушиваясь к тишине снаружи.
Я проводила его взглядом, пользуясь тем, что он развернулся ко мне спиной и не мог меня видеть. Когда услышала скрип кухонный половиц, то аккуратно встала с кровати — она пронзительно, жалобно заскрипела. Черт, черт, черт. Не услышать мог только глухой. Я хотела обшарить черную спортивную сумку, которую Громов на ночь запихал себе под кушетку, и хотела сделать это тихо. Но предательская кровать скрипела громче сирены.
Я застыла на месте, прислушиваясь. В доме стояла тишина, но я не слышала хлопка двери: кажется, Гром точно также стоят на кухне и вслушивается в ночные звуки. С разочарованным вздохом я опустилась обратно на кровать — жалобно звякнули пружины. И сразу же после этого в соседней комнате чиркнули спичками. С тихим шипением зажегся огонь, проскрежетал по полу пододвигаемый табурет.
Когда, кутаясь в куртку, я вошла на кухню, Громов сидел лицом к двери и курил. Белые стены сглаживали ночную темень, и в лунном свете комната казалась синей. Вскинув голову, он выдохнул дым и посмотрел на меня. По его насмешливому взгляду казалось, что он видел насквозь весь мой маневр с его черной сумкой, пусть он и закончился, толком не начавшись.
— Отдай мне один из пистолетов, — попросила я без обиняков.
— Ты ополоумела?!
— У тебя все равно рук на них не хватит.
— Придержи язык, — цыкнул он. — Нахрена тебе пистолет, ты хоть с какой стороны курок знаешь?
— Думаешь, если баба — то совсем тупая? — вскинулась я в ответ.
Ненавижу этот мужской превосходительный тон! Как будто из пистолета палить — великая сложность, какие-то особые навыки нужны. Убивать и разрушать — дело нехитрое.
В ответ Громов повел плечами и хмыкнул. Ну, ясно. Неужели обидела его когда-то телочка?..
— Зачем тебе пистолет? — спросил он, и я не могла понять: всерьез или издевается?
— Чтобы себя защитить.
— Тут никого, кроме меня нет, — он выразительно поднял брови, и от злости и отчаяния мне захотелось ударить по его надменному, наглому лицу.
Мой взгляд задержался на тех самых татуировках, которые, дразнясь, постоянно выглядывали из-под закатанных рукавов черного джемпера. На обоих плечах, охватывая бицепс, был набит хитрый узор из переплетения черных широких линий. Они то встречались вместе, то расходились в разные стороны, прокладывая на коже темную дорожку. Красивая, но непонятная геометрическая абстракция.
Я ухмыльнулась про себя. Странно, что там у него не волк.
— А если с тобой что-то случится? — я устала стоять и, опираясь рукой об стену, медленно опустилась на стул.
Нога болела раз в десять сильнее, чем днем.
Он посмотрел на меня, скривив губы в насмешливом оскале. Ну, в принципе, понятно. Если с ним что-то случится, то, наверное, я к этому моменту буду мертва.
— Я не собираюсь использовать его против тебя, я же не идиотка. Куда я отсюда без тебя денусь... — я сделала последнюю попытку, уже понимая, что на пистолет я Грома не раскручу.
Он не стал мне ничего отвечать. Покачал головой и сделал очередную затяжку.
— Может, уже завтра уедем отсюда. К вечеру приедет мой... друг.
— И я?
— Нет, тебя я в лесу закопаю, — съязвил он, и я даже не обиделась.
Вопрос действительно был глупый.
— Я думала, мы здесь застряли надолго, — и я окинула выразительным взглядом неразобранные пакеты, которые привез сегодня водитель Громова.
Запасы он нам сделал чуть ли не на месяц.
— А я думал, ты отсюда побыстрее смотаться хочешь, — он пожал плечами.
Невыносимый мужик. Нельзя был по-человечески ответить?! Я же нормально спросила...
— Я не могу тут долго торчать, — он все же снизошел до пояснений. — Потеряю или ослаблю хватку — и всему конец.
***
Ах, вот оно что. Ох уж эти проблемы криминальных сообществ. Меня вот уже уволили наверное…
Похоже, я сказала это вслух, потому что он посмотрел на меня и спросил:
— Это из НИИ-то?
От его высокомерного, пренебрежительного тона я мгновенно ощетинилась.
— Я думал, там пожизненно держат, — добавил Громов, воспользовавшись тем, что я не сразу нашлась с ответом.
Он смотрел на меня, наклонив чуть вбок голову. Сигарета тлела в его пальцах, и по кухне расплывался серый, едкий дым. На шее висел золотой крест на шнурке. Странно, что не на цепочке с палец толщиной. Рядом с его рукой на столе лежал пистолет.
Интересно, он правда думает, что кто-то может напасть на него в этой глуши в три часа ночи?..
— Только если спишь с директором, — я пожала плечами.
— Ну, ты девка красивая, — он окинул меня похотливым взглядом, а потом заржал и даже поднял верх обе руки. — Остынь, остынь. Я не покушался на твою
