Измена. Яд твоей "любви" - Дора Шабанн
Или, швырнув на стол дневник в начале каникул с хреновыми оценками, вместо печальных вздохов от нее, слышал:
— Кирюш, горжусь тобой! Это уже четверка! Ты заметно улучшил свои знания за эту четверть, вот и результаты…
А когда в старшей школе так и тянуло сотворить дичь? Остановить меня могла лишь она, ровным голосом подробно поясняя:
— Кир, милый, я понимаю подростковый бунт и все такое. Попрание норм и устоев, наплевательское отношение к традициям и морали. Но ты сейчас на вашей школьной дискотеке подерешься с соперником, за прекрасную даму, ушатаешь этого хмыря. И завтра, вместо участия в городском турнире, проведешь в детской комнате полиции с инспектором, психологом и злющим тренером. Я, естественно, с тобой пойду, но так себе замена мероприятия, м?
— Они все козлы, а ты хорошенький! Вот, погоди, сейчас тут намажем, а здесь заклеим. К утру будет лучше. И плевать, что это ты полез в драку. Их трое, а ты один, конечно, надо было бить первым. Ты молодец, но руки лучше поберечь. Ты там еще КМС хотел же в этом сезоне? — когда пришел ночью в грязище и кровище, без денег и телефона. Ни упреков, ни угроз.
В моей жизни только Нонна и была, вообще-то.
Она — моя настоящая мама. Не дай бог, сестра ее вдруг решит вернуться к нам. Пусть моя биомать живет, как знает, главное — подальше от нас.
Я помню, даже в кошмарах просыпался в младшей школе, от мыслей, что Нонна может исчезнуть из моей жизни.
— Пап, а давай сделаем как-нибудь, чтобы Нонна и после института с нами осталась? — это была моя первая роковая ошибка.
К ней надо было идти с моими страхами. Не к отцу.
Но он же раньше был для меня, как праздник: редкий, яркий, шумный и с развлекухами.
Как я орал от счастья, когда отец спровадил дядь Славу и они с Нонной стали вместе жить? Носился как придурок по базе и верещал бешеной белкой. Дебил.
А то, что тогда, после нашего первого отпуска на море, была качественная батина подстава, я понял очень быстро. И бизнес они с отцом как-то шустро попилили, и переехал дядя Слава в Калининград чуть ли не моментально. Мама, конечно, решила, что он давно готовился, и лишь убедилась:
— Слава меня никогда не любил. Так, трофеем считал. Законной добычей. А я уши развесила… дура такая.
Ну, мне было важно, что она со мной останется, а не с этим козлом по стране путешествовать поедет, будь он неладен.
Все время звал ее куда-то лететь, ехать. С ним. А мне сто раз намекал, что я рядом лишний:
— Что ты за Ноннину юбку цепляешься? Ты уже здоровый лоб вон какой. И так она на тебя всю молодость потратила. Хватит, пора ей и для себя пожить.
Как же, для себя. Для него, скотины.
Так что я сильно радовался, когда Нонна, счастливая, из отцовой спальни выходила утром. Потому как считал, что теперь она уж точно никуда от меня не денется.
А тут сложилось: и я молодец, весь из себя — поступил, есть у мамы повод гордиться, да и она мне сюрприз такой, хоба! Две полоски. Ясен день, я секу, что это и к чему.
Ну, хотел же, как лучше, да?
Так, теперь и утешаю себя словами хирурга, что он мне сказал, когда из операционной вышел:
— Я так понял, что у вас в семье не все ладно, раз тут ты у матери под дверью сидишь?
А я такой злой был и напуганный, что только кивнуть и смог.
— Я тебе скажу так: хорошо, что вы сейчас это узнали. И мать у тебя молодая, и ты с ней рядом — поможешь и поддержишь. А то, что теперь у отца твоего не будет жесткого поводка ею управлять — это к лучшему.
И сидел я, охреневший и несчастный, пока ее из операционной не вывезли. А там стало некогда страдать.
В палату определили, сказали караулить, пока из наркоза выйдет.
И хорошо, что я у нее там сидел.
Потому что у меня прямо день открытий был, сука.
Явился отец. Спасибо, мама еще в себя не пришла.
— О, отлично, я говорил с врачом. Нет проблем. Нонна, если дурить не станет, может домой вернуться. А если гордая — пусть идет на все четыре стороны.
Только то, что я побоялся мать напугать, меня и удержало, чтобы морду дорогому родителю не разбить тут же.
Вздохнул, как тренер всегда учил. Выдохнул, ну, и решил:
— Ты отдашь ей дом. И алименты на меня, как положено, понял? А то твоя деловая репутация накроется медным тазом или голыми жопами твоих шлюх, ясно? Ты ж не думаешь, что в городе нет тех, кто с удовольствием тебя утопит? А потом объясняй, отмывайся… осадочек останется, и еще какой. Нонна столько госпрограмм сейчас ведет, что чинуши тебе все разрешения аннулируют, и ты ни одного тендера больше не увидишь. Понял меня?
— Ты не охренел ли, щенок? — о, папенька еще не въехал, как встрял.
Как там мама обычно про манипуляторов говорила?
— Не надо с больной головы на здоровую перекладывать. В дерьме ты, конкретно. И я тебе слово даю: вздумаешь Нонну притеснять, оскорблять или вдруг виноватой делать, я найду на тебя управу. Хоть с ее бывшим научником до мэра дойдем, усек?
— Вырастил звереныша, ну надо же, — зло бросил Олег Михайлович и удалился.
Часа через полтора мне прилетело: «Дом твой, на работу она может не ходить, деньги будете получать».
Но волновало это меня не сильно.
Я держал за руку мать, которая только-только открыла глаза, и не знал: как ей сказать? Как объяснить, что все?
Ни мужика, ни второго ребенка у нее нет.
И все ведь я виноват.
Глава 21: Боль душевная и физическая
«Больно мне, больно,
Не унять эту злую боль.
Больно мне, больно,
Умирает любовь…»
С. Кузнецов «Больно мне, больно»
В темноте, расцвеченной желто-оранжевыми вспышками, вокруг меня струятся убегающие вверх по невидимым стенам мерцающие символы, складывающиеся в лестницу. И маленькие человечки очень быстро по ней карабкаются.
В голове как-то пусто и мягко, будто бы она полна ваты.
А потом я чувствую его: легко узнаваемый и давным-давно ставший родным, запах.
Прекрасная классика, диоровский «Фаренгейт»: кожа,
