Измена. Яд твоей "любви" - Дора Шабанн
Но это мне тревожно, неловко и слегка муторно, а моего замечательного ребенка не смущает ничего. Он активен и бодр:
— Ну, мам, раз такое дело, давай, наверно, возвращаться.
— Но, сынок, у нас ещё полторы недели отдыха, — по привычке начинаю, вспомнив, сколько стоит наше здешнее проживание.
Кир меня перебивает:
— Слушай, я не разбираюсь, конечно, в этом вашем женском и детском, но тебе же к врачу надо?
— Вот вернёмся и схожу, — кстати, отличная мысль.
Сын очень знакомо и по-взрослому хмыкает:
— Ну, поскольку ты у меня хоть и красотка, но давай честно: тридцать лет, есть тридцать лет. А тут ребёнок. Собирайся. Да и не будешь же ты отцу такие новости по телефону сообщать? Он же тебя на руках носить после этого должен или как?
Смеемся вместе предвкушая. И я сдаюсь:
— Уговорил, полетели.
И мы полетели.
Всю дорогу домой чувствовала я себя не очень, и поэтому вместо того, что бы явиться на работу к любимому с сюрпризом, мы с Киром, взяв такси, покатили из аэропорта домой.
Наш маленький, уютный коттедж в пригороде был построен Олегом пять лет назад со словами: «Лучшее для моих любимых».
Когда мы переехали, не было в мире никого счастливее нас с Киром, правда.
Так вышло, что мы с ним оказались любителями простых малых форм, и огромные трёх- и четырёхэтажные дворцы и замки друзей, коллег и приятелей Олега нас откровенно пугали, вызывая дискомфорт в душе.
А наш домик-крошка всегда казался нам с сыном идеальным.
В этот раз, увидев знакомую и любимую террасу, вместо умиротворения, меня охватило волнение.
Но это и понятно: планы изменились резко, а дом, скорее всего, пустовал все время нашего отсутствия, потому что Олегу одному удобнее жить в городской квартире. Когда мы с Киром разъезжали по морям на каникулы, то глава семейства обитал в городе, поближе к обожаемой работе.
Он вообще никогда не рвался жить в доме, но считал, что для нас с Кириллом так будет лучше, и терпел.
К нашему приезду Олег обычно вызывает клининг. Но в этот раз мы с Киром справимся сами, раз уж раньше прикатили без предупреждения.
— Ма, ты бы посидела на веранде, — напряженным голосом вдруг попросил сын.
— Что я, грязи в доме не видела? — отмахнулась и прошла мимо него в холл.
— Такой — точно нет, — обреченно прозвучало в спину.
Затормозив на пороге и задохнувшись от впечатляющего действия, разворачивавшегося в гостиной, вынуждена была согласиться:
— Ты прав. Такой грязи я ещё не видела.
Ужасно хотелось зажмуриться, пробормотать: «Показалось» и выйти вон, но я заставила себя смотреть.
О том, что это вынужден был делать со мной вместе и мой сын, мысль пришла не сразу.
На моем любимом кремовом диване сидел мой же любимый и единственный мужчина. Голый.
А перед ним на коленях стояли две столь же одетые юные барышни.
— Так вот, ты какой, кризис среднего возраста. Они хоть совершеннолетние? А то, Олег Михайлович, это же статья… — протянула, выдыхая с трудом.
В груди все сковало льдом, горло перехватило, странно, как вообще звук хоть какой-то получился?
— Папа, что за хрень? — рявкнул Кир.
Скульптурная группа, наконец, распалась. Барышни остались сидеть на полу, призывно улыбаясь в пространство, а Кирюшин папа попытался прикрыть свои выдающиеся достоинства вышитой мною диванной подушкой.
Видимо, именно это меня и добило.
Я всхлипнула-всхрипнула:
— Как ты мог? Олег! В нашем доме, на моем любимом диване. Это так ты устаёшь на работе?
— Мам, мам, — забормотал сын, — мам, тебе нельзя волноваться. Пожалуйста, успокойся. Лучше не станет, но ты хотя бы сохранишь…
— Что? — рявкнул мой любимый.
А я вздрогнула и согнулась от внезапной резкой боли в животе.
Замолчала и замерла.
Осторожно выдохнула:
— Нет-нет-нет, — тихо зашептала.
Но легче не становилось, и острая, режущая боль внизу живота только нарастала.
— Скорую, — крикнул Кир и, подхватив меня под руку, довёл до кресла.
Когда я рухнула в него, заливаясь слезами, сын понял, что вызовом врачей заниматься придётся ему.
Олег, повелев своим гостьям собираться, был занят приведением в порядок себя любимого.
А мне было так больно, что я не могла определить — это физически или душевно меня так рвёт на части?
— Чего вам на море не отдыхалось? — рыкнул на Кира, принёсшего мне воды и аптечку, его отец.
Сын просто отмахнулся.
— Мам! Ты как?
— Больно. Очень больно! — почти прорычала, потому что обида и злость перли из меня вместе с паникой.
— Подожди, сейчас будет «Скорая». Они обязательно помогут… — начал Кирилл, но по мере того, как он говорил, его глаза становились все больше и больше.
Вероятно, оттого что очень выразительное кровавое пятно медленно, но верно расползалось по моим белым льняным брючкам.
— Что происходит? — вопрос Олега был сейчас настолько неуместен, настолько глуп, что я не удержала в себе свою горечь и обиду:
— Ты просто сейчас убил нашего ребёнка!
— Мам, ты что? Ну, говорят же — так бывает. Сейчас приедут врачи, они обязательно помогут, — на нервах Кир всегда становился болтуном.
— Какого ребёнка, Нонна? Мы с тобой детей не планировали.
— А он, представляешь, получился, — прошептала еле слышно и вновь сжалась от сильнейшей боли, накатившей волной и сжавшей все внутри.
Не смогла вздохнуть. Просто не смогла.
А потом взгляд мой затянуло темнотой, и я провалилась в глухое чёрное ничто.
Глава 20: Апокалипсис сегодня
«Я тебя не брошу. Дыши, это просто боль
Я был там и прошел поперек и вдоль
Эта боль так глубока, как Тартар
Эта боль так коварна, как Рубикон…»
Asper X «Держись»
Кир
Иногда вдруг понимаешь, что ты — главный мужчина в доме.
А происходит это осознание через боль и обиду. Не за себя, что я? За самого главного человека в жизни.
За маму.
Нонна — моя мама, а на мнение родни и всяких мимокрокодилов срать я хотел.
Она одна меня растила, утешала, возилась с соплями и капризами, справлялась с истериками и болячками, помогала с учебой и спортом. Всегда была рядом. Ни одних соревнований не пропустила, на все собрания и утренники приходила. Да что там, со своей защиты примчалась ко мне.
Никому и никогда я не был настолько нужен. Только ей.
— Мой хороший, я знаю, ты хотел с папой в кино, но у него очень важная встреча. Давай мы с
