У последней черты - Дмитрий Ромов
Они доводят меня до номера Ирины. Я стучу. Та же история, никто не открывает. Ну, она вероятно, задержалась в обкоме, или куда её там пригласили. Уже собираюсь уходить и на всякий случай стукаю ещё пару раз.
— Кто? — раздаётся её голос. — Егор, ты?
— Я.
Кто же ещё.
— Ты один?
— Один.
Вообще-то приглашение было на двоих — на меня и Скачкова.
Дверь открывается, и я вижу Ирину. Вернее, Ирку. Она стоит с мокрой головой, босая, замотанная в полотенце.
— Заходи, — улыбается она и делает шаг назад, а полотенце предательски развязывается в самый неподходящий момент.
Узел развязывается, а Ирина пытается поймать его одной рукой.
9. Польза и дело
Поймать пытается, но не ловит. Полотенца они такие, раз и соскользнут, только их и видели. И вот стоит купальщица голая, в чём мать родила. Стоит и глазами хлопает, типа ой…
Но нет, Ирина Новицкая не из тех, кто устраивает подобные перформансы, она девушка конкретная и уверенная в себе. Правда, уверенная, когда при должности, а когда подай-поднеси, то ни уверенности, ни апломба не остаётся.
Ну что же, все мы люди, все человеки. Как там в фильме «В джазе только девушки»? У всех свои недостатки. Я, всё равно, испытываю к ней тёплые чувства.
Я наклоняюсь, поднимаю полотенце и подаю ей. Подмигиваю. Улыбаюсь, конечно же.
— Ой, Брагин, только не надо, ладно? — выдёргивает она полотенце из моих рук. — Не надо вот этих понимающих улыбочек.
— Ириш…
— Можно подумать, я бы стала такие типа «неожиданности» подстраивать. Думаешь, я тебя силой в постель тянуть буду? Плохо ты меня знаешь.
— Может, и плохо, но у меня и в мыслях не было, что ты это специально. О чём ты говоришь! А улыбаюсь я от восхищения, потому что ты красотка, каких свет не видывал.
— Ага, то-то ты по малолетним шалавам скачешь.
— Вообще-то, это моя невеста, — поднимаю я брови.
— Чего-чего?
Она забывает о полотенце, и то снова падает к её ногам.
— Ох, ты меня ослепить наверное хочешь красотой своею.
В конце коридора раздаются шаги.
— Дай зайду-то, — говорю я, — а то народ запалит, что ты здесь пуляешь кое-чем.
— А не боишься, — щурится она, отступая, — что невеста сковородкой по башке даст?
— Нет, — усмехаюсь я, заходя в номер. — Не ревнивая попалась. Это в нашем деле большой, знаешь ли, плюс. Пожалуйста, если тебе не холодно, оставайся так, то есть…
— Брагин! — злится она. — Я вижу, ты смешинку проглотил? А не пойти ли тебе куда подальше, а?
— Ириш, ну ты чего сердитая такая?
— Знаешь что! — хмурится она.
— Ну, что?
— Где Скачков, вообще?!
— А, так ты изначально вот в таком виде планировала совещание проводить?
— Ах ты…
Она подхватывает с пола полотенце и швыряет в меня. Оно мокрое и тяжёлое, и летит прямёхонько мне в голову. А сама она разворачивается и уходит в ванную.
Она уходит, а я сажусь на стул. Номер небольшой, но вполне приличный, современный. Обои, шкаф, кровать, стол, стул, тусклый светильник под потолком. Да, светильник тусклый. Тусклый свет создаёт дискомфорт и делает жизнь немножко безнадёжной, поэтому я включаю настольную лампу и лампы на прикроватных тумбочках.
А потом ложусь на постель поверх покрывала, не разуваясь. Глаза слипаются… Спать нельзя, ещё не время. Нельзя, да… Спать нельзя… но я засыпаю. Ненадолго, но глубоко. А потом будто щелчок, р-раз! Распахиваю глаза и вижу над собой Новицкую. Она стоит и молча смотрит на меня, бомбардируя потоками энергии. От этого, наверное, и просыпаюсь.
В её взгляде много всего. Всего и сразу. И гнев, и горечь, и что-то материнское, и злое, и даже нежное. Или мне всё это просто кажется со сна… На ней тёмно-синий спортивный костюм, волосы сухие, расчёсанные, а лицо…
— Сколько времени я спал? — имитирую я спящую красавицу.
— Десять лет и три года, — недовольно отвечает она. — Вставай давай, жених.
— Пошли, съедим чего-нибудь, — предлагаю я, садясь на кровати.
За окном темно. Ночь подступает уже очень близко.
— Нет, никуда я с тобой не пойду, — трясёт она светлой гривой.
Львица. Ну, то есть, у львиц грив не бывает, а у этой есть…
— А чего так? — потягиваясь, выгибаю я шею.
Она набирает воздух, чтобы ответить, но… ничего не говорит. Я тру глаза, а она, постояв, забирается на кровать и садится рядом со мной. Кладёт мне руку на спину, а потом притягивает к себе, обхватывает обеими руками и утыкается подбородком мне в темечко. Больно, между прочим, подбородок у неё острый. Но я молчу. Ничего не говорю. Терплю.
Так мы и сидим. Проходит минут десять, не меньше.
— Ну? — говорит она.
— М? — вопросительно мычу в ответ.
— И когда свадьба?
— Не знаю ещё, не думал.
— Не думал, — повторяет она, и в этом тоне звучит что-то похожее на материнское, когда мать вдруг осознаёт, что сыночка-то уже того, тю-тю, и женилка выросла.
Неожиданное открытие. Вроде и радостно и немножко грустно. Вот женится и улетит из гнёздышка, и забросит мамку свою…
Она вздыхает.
— Ир…
— Ну чего? — тихонько спрашивает она.
— А ты рожать-то собираешься вообще?
— Чего?!
Она затихает, а потом разжимает объятия и с силой меня отталкивает.
— От тебя что ли рожать?!
— Да я не про кандидатуру отца, а вообще, в принципе интересуюсь. У тебя на жизнь-то какие планы?
— А тебе какое дело? — зло отвечает она и глаза её в этот момент горят, как два гиперболоида.
— Как какое, ну ты даёшь! Ты же мне не чужая. У меня может, душа за тебя болит…
— Знаешь что, пусть она за подружку твою малолетнюю болит… — бросает она и осекается. — Ой, она что беременна? Ты по залёту что ли жениться решил? Так это неправильно, это ни до чего хорошего…
— Да нет, — усмехаюсь я, — не беременна она.
— А зачем тогда… — хмурится Ирина.
— Ну, ты даёшь, зачем… Семью хочу завести.
— С нашей-то жизнью только семьи и заводить…
— С нашей-то в первую очередь и надо!
— Много ты в семьях понимаешь, — вздыхает она и, перекинув ноги на другую сторону, ложится на край постели спиной ко мне.
Да, кое-что понимаю. Как не надо, если так уж честно сказать, знаю, как не надо…
— А ты что, была замужем? — спрашиваю я.
Она молчит.
— И почему разошлись?
— По кочану.
— Серьёзная причина, — соглашаюсь я. — Я и не знал. Мне вообще никто об этом не говорил. Вот ты конспираторша.
— Это давно было и
