У последней черты - Дмитрий Ромов
— Это моя начальница. Она была первым секретарём горкома, а потом её позвали в ЦК. Но там она имела не слишком высокую должность, а потом ей предложили возглавить штаб патриотического движения на правах зав отделом или даже выше. И она позвала меня, поскольку идея создания этого движения принадлежит мне.
— Хм, а почему тогда начальница она, а ты подчинённый?
— Ну, заслуга не только моя, да и потом у неё административного опыта больше. Я не хочу быть намертво привязанным к кабинету, к аппаратной работе. Мне нужно иметь возможность мотаться по стране. У меня же много интересов.
— Помимо меня? — спрашивает она.
— Ты не входишь в сферу моих рабочих интересов.
— А куда вхожу?
— В сферу интересов сердечных, — хмыкаю я, — куда же ещё. Семейных.
— Понятно, — усмехается она и целует в грудь, рядом с соском.
— Значит, ты постоянно будешь теперь в разъездах?
— Наташ, ну, я и так постоянно разъездах, — мягко говорю я. — А теперь, буду совмещать приятное с полезным.
— А что же здесь приятного?
— То, что я смогу заниматься делом, которое считаю важным. Мне очень нужно создать это всесоюзное движение.
— А-а-а… Я думала приятное здесь то, что ты будешь разъезжать по стране с Новицкой.
— Наташ, — хмурюсь я, — а ничего…
Хочу спросить, мол ничего, что она чуть не в два раза меня старше, но осекаюсь. В некоторые моменты жизни мне это совершенно не мешало. И даже, возможно, помогало…
— Что «ничего»? — она приподнимается на локте и заглядывает мне в лицо.
— Ничего и есть ничего…
— Выходит, ты теперь уйдёшь с фабрики… — не столько спрашивает, сколько утверждает она.
— Ну, конечно. Надо в понедельник лететь домой, увольняться.
— О, значит ты выходные со мной проведёшь?
— Нет, в воскресенье нужно к Ильичу на дачу ехать. Может, ты со мной? Полетели? Ну, пропустишь один день в универе своём. Он о тебе в прошлый раз спрашивал.
— Не, не получится, — качает она головой и кладёт её мне на грудь. — В воскресенье занятие будет. Если пропущу — секир-башка, уважительная причина только смерть, больные должны прибыть на носилках.
— Сурово…
— Ага. А перстень тебе Ирина подарила?
— Что?
Блин, перстень! Как я забыл! Не могу же я в обком с такой гайкой заявиться. Позорище будет…
— Перстень мне Галя подарила, — говорю я хмуро.
— Не знала, что ты любишь такие… ну, штуковины, в общем…
— А я и не люблю, — говорю я. — Снять просто не могу. Примерил, а снять никак. Думал, с мылом получится, но тоже не смог. А теперь палец опух, хоть с мылом, хоть без мыла. Не идёт и точка. Надо было в травму заехать, да я забыл. Теперь скажу парням, чтобы кусачками отчекрыжили.
— Ты что! — смеётся Наташка. — Золото же! Нельзя, носи теперь.
— Так отсохнет, — я тоже смеюсь и запускаю пальцы в её волосы, густые, тяжёлые, пахнущие тонко, возбуждающе.
Блин, вот именно, блин, икра и шампанское — это просто секс… Я привлекаю её к себе…
— Нет, надо уже собираться, — говорит она с явным сожалением. — Мне на пару, да и тебе пора, а то начальница будет ругаться. Накажет ещё. Она может тебя наказать? Премии лишить или ещё чего-нибудь?
— Ага, — говорю я. — Может.
— Что она может с тобой сделать? — щурится Наташка.
Лучше тебе не знать, что она может сделать со мной и что я могу с ней сделать.
— Ничего.
— А почему ты не сказал ей, что я твоя невеста?
— А зачем им это знать? Это только наше дело. Разве нет?
— Ну, — говорит она, поднимаясь, — ты поваляйся ещё, а я пойду в душ.
Потом она одевается и я слежу за этим странным и волшебным процессом. Трусы…
— Не смотри! — бросает она в меня полотенце. — Ты не должен это видеть!
Большие такие трусы, тёплые, хлопковые колготки, а поверх ещё колготки, шерстяные. И ещё носочки…
— Не смотри, я кому сказала! Отвернись!
Тёплая юбка, рубашка, свитер.
— У нас в аудиториях дубак. Ну, не смотри, пожалуйста-а-а…
Вскоре приезжают Пашка с Игорьком и мы везём Наташку в универ.
— А Пест здесь? — спрашиваю я. — Давно о нём ничего не слышал.
— Он отчислился после первой сессии…
— Вот гад.
— Да какая разница? Думаешь, он чем-то мог мне помочь?
— Нет?
— Нет, — качает она головой. — Только отвести в правильную секцию.
— А как твои успехи?
— Вечером спарринг проведём, — смеётся она. — Проверишь.
— Звучит многообещающе, — соглашаюсь я.
— Не-е-т, смеётся она, не такой, настоящий!
Я выхожу из машины и провожаю её до корпуса. Холодина, блин. Кто не бывал на тридцати градусах, тому трудно объяснить. Воздух, как туман, все звуки слышатся иначе, снег не скользит, не катится. Дорога — ледяная колея. Не то, чтобы тебе холодно, тебе по-другому и да, холодно тоже, прям нормально так холодно.
— Целоваться не будем, — говорит Наташка, прикрывая лицо пушистой варежкой.
Дыхание вырывается клубами пара.
— Рыбкина! Ты чего тут любезничаешь! Уже пара началась!
Высокий симпатичный парень, косая сажень в плечах. Пальто расстёгнуто, пижон. Шапка на затылке. Он щелчком выбрасывает окурок и идёт к двери.
— Пошли скорей!
Наташка пожимает плечами и улыбается:
— Ну ладно, пошла. Староста ругается.
Она поворачивается и убегает, не оборачиваясь. Зато староста оборачивается и мерит меня взглядом с головы до ног. Смотри какой, любознательный…
Из универа мы едем в город. По пути заскакиваем в хозяйственный и покупаем кусачки.
— Давайте, пацаны, смотрите, палец посинел уже. Режьте!
Игорь берёт в руки инструмент, а Пашка держит руку.
— Осторожнее! — говорит Пашка.
— Не бойтесь, давайте.
В общем, получается только с пятой попытки. Без кровушки не обходится, но тут уж и хрен с ней, главное, что освободился… По пути заезжаем в аптеку, берём зелёнку, марганцовку и стрептоцид. Ну, и бинты, конечно.
К Ирине я заявляюсь с забинтованным безымянным пальцем. Хотя бы не со средним.
— Куда это ты его засунуть успел? — хмыкает она.
— Добрая ты, Иришка, — усмехаюсь я.
— Мне доброй быть не приходится, кое-кто на меня ношу взвалил, а сам по девкам бегает.
— Так, отставить, — качаю я головой.
Вижу, она хочет сказать ещё что-то, но встретившись со мной взглядом замолкает. Надо, надо было бы поговорить с ней, объясниться, расставить все точки, но я, если честно, лучше ещё разик с Мишей Ташкентским и его сворой схлестнусь. Не моё это, Ириш, обо всех вот этих делах говорить… Да и по опыту знаю, все эти разговоры до добра не доводят. Ни разу ещё не доводили. Меня, по крайней мере.
За нами приходит машина и мы выезжаем. Мои парни сопровождают и весь день мотаются за нами следом.
— Зачем ты их возишь с
