Ученица мертвеца - Любовь Борисовна Федорова
Оглянулась на инспектора, на дверь. Дымный ореол уже охватывал всю дверь по периметру. Дым завивался, сочился, плыл, заполнял избушку. Еще чуть-чуть, и появится пламя.
— На чердак! — скомандовала Белка, двинула стол и полезла на печь. — Вы сильный, с фронтона доски вышибете. Они там старые, и гвозди сгнили.
Чердачный люк, в отличие от подвального, откинулся легко и сразу. Он не открывался на петлях, просто лежал в пазах сверху. Инспектор сначала подсадил в отверстие Белку, потом, цепляясь тулупом, залез сам. Во фронтоне были не только слабые доски, но и слабая дверца. Запертая снаружи на крошечный крючок. Инспектор навалился, долбанул плечом, вышиб ее напрочь так, что улетела, молодецки крикнул:
— Ломать — не строить! — швырнул шапку и выпрыгнул за ней наружу.
А Белка, не глядя, сразу за ним, потому что дым набирался уже и под крышу, на чердак. Чуть не свалилась инспектору на голову, проломила наст в огромному сугробе, ухнув туда чуть не по шею. Забарахталась, еле выползла. С той стороны ветром за зиму много с поляны намело.
— А если б тут под снегом был забор? — запоздало спросил инспектор.
Белка подумала, что это хороший и своевременный вопрос, если тебе четырнадцать лет, и ты простой деревенский олух, а не ученый городской инспектор. Толку знать, был ли забор, если ты уже сиганул на него сверху? По счастью, забора не было. Зачем забор, если есть ведьмины круги?
— Сбежали! — она показала на две спины, мелькнувшие в подлеске и канувшие тень.
— Дом тушить! — велел инспектор, и Белка впервые повиновалась приказу без внутреннего сопротивления и без сомнений.
Перед крыльцом на вытоптанном месте валялась стеклянная банка, в которой раньше спиртом была залита огромная рыжая жаба. Жабу поджигатели отбросили в снежную целину — очень уж была противная. На мокрых мартовских ступеньках под дверью прогорала и дымилась охапка соломы, пролитая спиртом и подожженная. Огонь облизал и зачернил крыльцо и дверь, обуглил отстающие по низу щепки, напустил дым под порог. И сник, почти угас, не сделав черного дела. Несмотря на то, что дом был старый, он не занялся. Не та погода. На темной крыше, над темными стенами от солнца тает снег, течет по тесу и бревнам вода, капает на крыльцо. Еще бы неделя-другая, тут все просохло бы. Но не сегодня. Дыма много, толку мало.
Сама дверь оказалась мудрено подперта доской и укреплена клином, сунутым под порог. Инспектор бросил несколько горстей снега на дымящую солому, затоптал остатки. Пинком выбил клин, убрал доску. Скинул всю работу поджигателей на сторону, под капель. Закончив работу, встал на крыльце, уперев руки в бока. Окинул взглядом внутреннее пространство первого круга. Бродят ли по границе живоволки или поджали хвосты и сбежали вслед за хозяевами? Увидел жабу на снегу, увидел банку из-под спирта.
Спустился с крыльца, поднял банку, понюхал. Белка в это время вытряхивала снег отовсюду — из рукавов, из капюшона, из карманов, из ботинок. В избушку войти было нельзя — набралось вонючего дыма. Надо ждать, пока проветрится.
— Спирт легко воспламеняется, но очень быстро прогорает, — объяснил инспектор Белке, показывая емкость. — Неучи они, конечно. Или не продумали, или не знали. Хрод не всему научил. Надо было смешивать спирт с мылом. Знаешь девочка, из мыла и спирта получается удивительная зажигательная смесь! Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, мы с товарищем... Впрочем, ладно. Речь не о нас. Но эти — вот поганцы, а! Чем ты их так обидела, что они решили расправиться с тобой?
— А если не со мной, если с вами?
— "А если" -- хороший вопрос. Но не в этот раз. Ко мне у них никаких счетов быть не может. Я не добрался бы до деревни, если б были. Первого мы знаем. Второго рассмотрела?
Белка покачала головой. Догадывалась. Но не было уверенности — не стала говорить.
— Может, это даже не я и не вы. Может, на моего учителя обида... Они к нему ходили в ученики проситься, избушку найти не смогли. Не принял, значит...
Инспектор поглядел на солнце — куда лежит тень, много ли ее. Время еще есть.
— Нет, — сказал он. — Обида была на Хрода. Я так и не понял, какая.
— Обид было две, — высказала свои соображения Белка. — Большая на Хрода, и маленькая на меня. На Хрода волки, а на меня Жулик. Обиженных тоже двое. Один сильный — его волки прошли два круга, не смогли пройти только третий. И один слабый — бедный Жулик не прошел даже внутрь слабого третьего, снаружи сидел. Он не справился, пришлось поджигать. Две обиды, два хозяина разной силы.
— Или это были два зла, — поддержал инспектор. — Одно большое, размером в смерть Хрода, второе крошечное — размером с собаку.
— Бури — это мелкое зло. Он только помогает большому.
— Говори уже, кто большой.
Белка опять замотала головой: не скажет.
— Так нельзя, — предупредил инспектор. — Так зло не раскрывается, если знать, но молчать.
— Я же не знаю наверняка. Только догадываюсь.
— Просто выскажи предположение. Они-то в твой адрес не стеснялись.
— Не хочу мстить так же, как пытались сделать гадость мне. Я не понимаю, почему Хрод. Даже не понимаю, чем перед ними виновата я. Если я скажу, это будет, может, и по правде, но не по совести.
— Хорошо, я догадаюсь сам, — сказал инспектор. — Все равно нет других на роль призывателя. Хрод тоже мялся, жался, вертелся, как подметка на костре, скрывал, и видишь, чем все кончилось. Он-то знал, что это лучший ученик вашей школы. Белокурый красавчик с бегающим взглядом. Я это понял еще на дороге, когда у нас лошадь съели, а деревня пришла нас спасать. Пополам на него с Хродом думал: или тот, или этот. Потом решил: погоняю их по лесу, присмотрюсь точнее. Тебе не разрешил с нами на охоту идти, чтоб картину не сбивала. За всеми разом — красавчиком, Хродом, тобой, я бы не уследил, разбегись вы
