Ученица мертвеца - Любовь Борисовна Федорова
Белка не знали, но одного из его терминов и не смогла бы повторить такие слова с нужным эффектом. Зато ее собственные — аутопсия, деструкция тканевых структур, лизис, аутолиз, рецидив — работали убийственно и безупречно. Белка резала, крошила, растворяла, разбирала живодушных на части, части на кости, кости превращала в пыль, остатки шкуры и скрепляющие их хрящи в слякоть и жижу, жижу размазывала по снегу, пропитанный снег иссушала на солнце. Один раз инспектор исхитрился, выловил Белку и снова зашвырнул себе за спину, но он стоял на тропинке, широко расставив ноги, и Белка воспользовалась — пала на четвереньки и все равно выскочила вперед.
Оттого последний самый мелкий волчоныш сумел ускользнуть из-под удара, потому что Белку задержали, и она немного выдохлась. Прогнать его рванулся Жулик, но Бури повис на своем костяном защитнике и не пустил. Волчоныша добил инспектор, впечатав в снег на солнечной стороне и вморозив в сугроб его кости, а потом раскромсал на части топором, особо старательно раздробив череп.
Дело было сделано. Белка огляделась победно. Погром был полный. Дернулась снова идти вперед — инспектор держал ее за капюшон и одернул, словно хозяин злую собаку за ошейник. Потом опомнился и отпустил.
— Ох, ничего себе, — только и сказал он. — Вот это профессор… Вот ученика себе выбрал… — сел в сугроб, зачерпнул из-под проломленной корки сыпучего снега и растер лицо. — Тобой одной можно армию положить. Валькирия…
Белка настороженно обернулась — что за слово «валькирия»? Вроде, не рабочее. И не обидное. Наверное, похвала.
Ухмыльнулась. Подбежала к предателю Бури. Тот давился соплями над мертвым Жуликом, который пошевеливал хвостом — собачья радость, что все обошлось и хозяин рядом. Бури рыдал почти беззвучно. Белка так поняла, что не от пережитой опасности, а от стыда. Подумала, не растворить ли в отместку за предательство против своих, деревенских, Жулика или не отпилить ли тому башку, но пожалела. Пусть уходит в свой лог под песчаный берег и упокоится с миром. Он был домашним псом, куриным вором, который даже после смерти и призыва не идет на человека, а не членом живодушной стаи.
— Отпусти собаку, — подопнула она Бури носком ботинка в бок. — Освободи его. Пусть уходит обратно в могилу.
— Я не знаю, как, — рыдал Бури.
Белка обернулась на инспектора: она тоже не знала. Может, он подскажет?
— Просто отправь в яму и вели лежать смирно, — посоветовал со своего сугроба инспектор Вернер. — Что будем делать, дети? Что вообще происходит в вашей деревне? Я ни-че-го не понимаю.
Белка тактично кашлянула. В свои шестнадцать причислять себя к детям она и не думала. Вот Бури был на год младше, пусть он рассказывает. Тот, правда, ничего внятного произнести пока не мог. Запинался, шмыгал носом, тер рукавом глаза и щеки, цеплялся за Жулика и не торопился того отпускать.
— Он, это… сказал, так надо. А потом бросил меня здесь и велел своей стае меня есть… Если б не Жулик… Если б не вы…
Инспектор решительно поднялся, подошел к Бури и поднял того за шиворот.
— Вот что, — сказал он. — Мы сейчас идем в деревню, и там ты рассказываешь все, как было, и не только мне, а всему деревенскому сходу.
— В деревню нельзя, — хныкал Бури. — Там живоволки. Со мной осталось меньше половины, остальные пошли с ним… А он пошел к деревне…
— Там, — прервала его нытье Белка, — солнце! На солнце ничего нам живоволки не сделают. Пройдем вдоль оврага по краю, выберемся в поле и оттуда через околицу с дальним колодцем войдем за обереги. И все. И нечего дрожать. Самое опасное место — эти кусты.
Инспектор глянул вверх и поддернул начавшего оседать Бури на ноги.
— Быстрее! — сказал он. — Идут облака!
Глава 12
* * *
Когда они спотыкались и падали, на минуту прекращая движение, чтобы встать и отдышаться, инспектор ругал Белку на чем свет стоит. Культурными словами, чтобы случайно не задеть рабочую зону и не нанести вреда, но второй смысл она отлично понимала. Не отвечала, просто щурилась на солнце — сколько у них времени? На что им хватит?
Прав ли был инспектор? Частично — прав. Но Белке плевать. Она делала по своему, делает и будет делать. Если совесть начнет ее жрать изнутри, на инспектора ее укусы потом не перевесишь. А Белка не сможет спать, не сможет людям в глаза смотреть. К словам нужно относиться осторожно. Это не кошачья паволока на соломенную крышу в качестве мести. Это серьезные подозрения, за которые могут и в городской острог забрать, жизнь поломать не только подозреваемому, но и его родне, и даже всей деревне. В общем, имя она не произносила даже несмотря на то, что его вслух говорили инспектор и Бури.
Любую неприятность, твердил инспектор, легче и безопаснее предотвратить, чем исправлять. Надо было еще вчера назвать ему имя второго, раз Белка знала, что это Свит. И ничего, если бы подумала не на того, потом разобрались бы. Зато не пришлось бы бегать по полям и лесам, выбиваясь из сил, не пришлось бы гонять живоволков топором и словами по солнцу и тени, а самим валяться в снегу. Вон, Хрод тоже знал и тоже умалчивал. Может, и сомневался. Но, скорей всего, не хотел позора для деревни. Чем это для него закончилось? Белка тоже хочет так?..
Белка фыркала и устремлялась вперед. А инспектор Вернер и Бури — за ней.
В беге на скорость по ледяной корке силы и способности у них троих были не равны. Белка скакала легко, она заранее чуяла, где наст крепче и лучше держит, и снега начерпала в ботинки не так уж много. Инспектор отставал, уставал, выбивался из сил, и еще тащил за собой Бури, который в один прекрасный момент начал тупо садиться в снег, мотать головой и не идти. А следовало торопиться. Легкие облачка летели по нежно-голубому небу угрожающе быстро. Обход теневых пространств предполагал, что они сделают крюк, удлиннив путь до деревни вдвое, если не больше. И еще надо было перебраться через лог, пусть и в самом мелком его месте.
По ледяному полю видно было, как движется облачная тень — вот искрился снег, вот погас. Было тепло, стало холодно и потянул стылый ветерок. Первый
