Выбор - Галина Дмитриевна Гончарова
— Не надобно мне ничего. Через пару дней закончатся святки, у моего брата свадьба будет, а ты, государь, как раз и отбор объявишь для царевича. И меня позовут.
— Позовут, Устёна. А я с Федькой поговорю, чтобы хвост прижал. После сегодняшнего ничего он себе не позволит.
Устя головой качнула.
— Не надобно, государь, покамест не надобно, справлюсь я и сама, а потом видно будет. Неуж ты, государь, брата не окоротишь, если он руки распустит?
— Знаю я, Устёна, и сама за себя постоять сможешь, только и меня не лишай возможности помочь да поддержать, ты мне помогла, а я тебе не откажу никогда. И чего ты меня опять государем величаешь?
— Потому как государь ты. Разве нет?
— А ты волхва, так что ж теперь?
— Не волхва я. А что сила проснулась… так то бывает.
— Понимаю, — и спросил, не удержался. — Устёна, неужто никто не люб тебе? Федька, понятно, сокровище, которое врагу бы подарить, да в прибытке остаться, но ведь мог у тебя и мил-друг быть? Неужто никто к сердцу не припал?
Устя, как и любая женщина, прямо на вопрос не ответила.
— К чему тебе, Боренька, тайны девичьи?
— Должен ведь я тебе. Обещал — за Федора ты не пойдешь, когда сама того не пожелаешь. А вдруг есть у тебя кто на примете? Так я посодействую, сам сватом буду, уж не откажут мне, ни твои родные, ни его?
— Ни к чему тебе то, Боря. Не надобно.
И так это сказала, что отступил государь.
— Как захочешь рассказать — и помогу, и выслушаю, слово даю. А до той поры… отбор я объявлю. Про тебя и так все знают, про симпатию Федькину, ты-то всяко в палаты царские попадешь. Вот и ходи, где захочешь, приглядывайся. Найди мне эту гадину, Устёна! Христом-богом прошу, найди!
— А как это близкий кто окажется? Добряна сказала — рядом эта тварь?
— Это — не близкий. Даже если рядом со мной… таких тварей травить надобно, выжигать, уничтожать! И… кто у меня близкий-то, Устёна? Жена, разве что. Любава мне никогда родной не была, да и сама не хотела, Федька тоже мне братом не стал по сути, по названию только. Не бойся задеть меня, нет у меня настолько родных и дорогих, просто нету. Отец и матушка умерли, дети не народились покамест, вот и весь сказ.
— И что я доказать смогу?
— И не понадобится доказывать, даже не сомневайся!
— Отчего не понадобится?
— Как ты заподозришь кого, мне достаточно будет этого человека на охоту вывезти, да сюда привезти. Не сможет в Рощу войти? Значит, верно. Уж Добряна-то супостата распознает. А как она пойти к нему не сможет, мы его сюда притащим.
Устя голову царя поддержала, еще немного сока березового ему споила.
— Хороший план, государь. Главное, ты к себе пока никого не подпускай, даже жену твою… уж прости.
— Не подпущу, коли обещал, но Марине то проклятие первой невыгодно было. К чему ей мое бесплодие, ей бы наоборот, плодородие?
— Не говорю я, что она виновата, — Устя даже ладонью шевельнула. — Но рядом с ней девка может быть сенная, чернавка какая… или еще кто, чужаками приставленный.
Борис вспомнил, о чем ему волхва сказала — да и смирился. И сам не станет он рисковать, и женой не рискнет.
Маринушка…
Не она это. Ей выгодно было, чтобы наследник появился, да побыстрее… понятно, приворот — могла она сделать. Могла бы, когда б умела. И послушание тоже… какая баба не мечтает мужем править, да командовать? У некоторых и получается даже.
Но бесплодие?
Но силы жизненные пить? До смерти его доводить?
Маринушке то первой невыгодно. Вот и весь сказ.
— Устёна, ты мне встать не поможешь? Вдруг получится?
— Сейчас попробуем, только сок допей. Вот так, теперь обопрись на меня крепче… не сломаюсь я, — а что счастье это, когда любимый мужчина обнимает, руку его чувствуешь, тепло его, дыхание — о том промолчим, и улыбку неуместную спрячем, счастливую, — И пойдем, с Добряной поговорим еще…
— И то… пойдем.
От Маринушки всегда пахло возбуждающе. Мускусом, терпким чем-то…
От Усти полынью пахло, душицей, чабрецом… травой веяло, запахом луга летнего.
Вовсе даже не возбуждающий запах, а все равно, вот так идти рядом, и девушку обнимать, неожиданно приятно было.
Хорошая она… боярышня Устинья.
А что волхва, так у каждого свои недостатки. Он вот, и вовсе царь, так что ж — не человек он теперь?
* * *
Анфиса Утятьева дурой никогда не была, потому понимала — оттолкнуть мужчину легко, приманить куда как сложнее.
Сколько сил она потратила, к себе Аникиту Репьева приманивая, сколько труда! А что!
Добыча-то знатная!
Молод боярич, да неглуп. Собой не слишком хорош?
Есть такое, на сомика он походит слегка: усики глупые, глаза навыкате, подбородок чуть скошен, да и зубы у боярича плоховаты. Но с лица-то воду не пить, ее красоты на двоих хватит, а усики и сбрить можно, невелика беда!
Зато род Репьевых богат и силен, боярин Разбойный приказ возглавляет, к государю близок и доверием его пользуется, боярич старший сын, в свою очередь боярином станет, и сейчас уже управлением поместьями занимается, неглуп он. Анфиса не просто так себе мужа подбирала, ей супруг нужен был такой, чтобы она за ним, как за стеной каменной. Кто-то в муже красоту ищет, кто-то богатство, а кто-то по древности рода судит.
Анфиса понимала — пустое это.
Красота — завтра оспой заболеешь али еще чем, или ударят тебя, и конец всей той красоте. Преходящая она, ей ли того не знать, с ее-то личиком?
Богатство? А тоже, всякое бывает. Недород, неурожай, беда какая — и протекут деньги между пальцев. Так и поговорка есть — вдруг густо — вдруг пусто.*
*- В. И. Даль. Прим. авт.
Было богатство и не будет его. Случается. Только когда муж умный, он его заново заработает, а когда дурак, и нового с ним не прибудет, и то, что есть — все растратит. А древность рода и вообще глупость несусветная, ей ту древность на кровать не постелить, в тарелку не положить. Пусть этим отец тешится, сама Анфиса мудрее рассуждала, хоть и по-женски.
Вот и сейчас не просто так ресничками хлопала, в плечо мужественное бояричу плакалась.
