На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева
Андрей преувеличенно тоскливо вздохнул и засмеялся.
– Перебьёмся.
– Переколотимся, – в тон ему ответил Эркин и засмеялся.
– Ты чего? – удивлённо спросил Андрей.
– А вспомнил. Я, когда в резервацию ездил, ну, на разговор уже, меня Клеймёный подколоть решил. Дескать, до свободы ты с бычками, и после то же самое… Так попробовал бы он тогда пискнуть чего-то насчёт жратвы. Чего навалят тебе в миску, то и лопай. И спасибо скажи, что ложку свою разрешили иметь.
– Ну, это и у нас так, – Андрей взял кофейник, покачал, прислушиваясь. – По полкружки осталось.
– Наливай. Кофе ещё есть.
– Гадость всё-таки, – Андрей сделал большой глоток и сплюнул.
– То-то ты его глушишь так, – засмеялся Эркин.
– Так больше ж нету ничего. А вот это, настоящее, что Фредди привозил, понравилось тебе?
Эркин пожал плечами, подумал и убеждённо сказал.
– Чай лучше.
– Мне тоже, – кивнул Андрей. – А как дом вспомню…
– Слушай, – Эркин нерешительно, осторожно спросил: – Может, ты мне о доме расскажешь? Нет, – заторопился он, – я не спрашиваю ничего, ты сам реши. Ну… ну, как это, в семье жить? Вот говорим мы про лагерь, питомник, и одно выходит. Одинаково всё. А вот про дом, про семью… этого я ничего не знаю. Ты пойми…
– Я… я понимаю, но я ж не помню ничего. Ну, сидим мы все за столом, чай пьём, говорим, – Андрей даже глаза прикрыл, чтобы увидеть, – скатерть помню… такая, не белая, с желтизной чуть, и цветы на ней… вытканы. Чашки, круглые, у меня, – он судорожно сглотнул, – у меня заяц был нарисован… у сестры… корова вроде… – и открыл глаза, замотал головой. – Нет, не могу, тает всё. Я ведь и в школу успел походить, ну, до всего… а тоже не помню. А ведь не маленький был… двенадцать, наверное. Или, нет, в двенадцать я уже в лагерь пошёл, по своей статье. Ты себя в двенадцать помнишь?
Эркин свёл на мгновение брови и кивнул.
– Помню. В питомнике был. Работал уже. При питомнике Палас был. Учебный. Надзиратели туда ходили, семьи их, ещё какие-то… Ты понимаешь, мы все свои года считали. Вот, – он протянул к Андрею правую руку запястьем вверх, – вот, буквы – это обозначение питомника, дальше цифры, за буквами год рождения, дальше… что-то тоже значит, не знаю.
Андрей расстегнул и засучил левый рукав, показал свой номер.
– А я и не знаю. Нашлёпали мне, а чего значит… просто номер.
– Слушай, – вдруг оживился Эркин. – А свести его нельзя? Ну, едким чем?
– Ого! А то не пробовали! И травили, и выскрёбывали, и резали. Проступает, стерва. Разве что руку отрубить напрочь. А куда я однорукий? Милостыню просить? Не хочу.
Эркин кивнул и допил кофе.
– Ладно. Прости, разбередил я тебя.
– Ничего, – Андрей допил и встал, собирая посуду. – Я, если вспомню ещё что, расскажу.
– Спасибо, – тихо ответил Эркин.
Фредди приехал только поздним вечером, когда они уже прикинули свои запасы и решили варить завтра лагерную баланду, где крупа по счёту не пригоршнями и не щепотью, а крупинками. Дождя нет, но солнце за весь день так и не показалось, и было по-прежнему сыро. Да и похолодало, так что пришлось накинуть куртки.
– Если завтра не привезут, что? Траву твою будем искать?! – Андрей выругался.
Эркин зачерпнул из котелка жидкого теста и вылил на сковородку.
– Не ори, – он ножом осторожно подцепил край и ловко перевернул лепёшку. – В первый раз, что ли? И в имение не сгоняешь, один стадо не удержит.
Эркин снял лепёшку и поскрёб сковородку, снимая прикипевшую крошку.
– Лепёшки тоже по счёту будем?
– А ты думал, – Эркин вылил на сковородку остатки теста. – Лопали много, вот и кончилось раньше.
– А может, привезли меньше?
– А мы хоть когда считали, сколько привезли? А таскать у нас некому. Завтра малину наберём, ещё этих, чёрных…
– Смородину?
– Ага. И заварим.
– На подножном корму значит?
– Рабочей скотине, – Эркин снял последнюю лепёшку и поставил сковородку на землю, – иначе нельзя.
– Я тебе сейчас морду набью! – заорал вдруг Андрей. – Я не скотина!
– Ты до моей морды дотянись сначала, – рассмеялся Эркин, по-прежнему сидя у костра на корточках. – Может, я про себя.
Андрей как-то всхлипнул и неловко, будто и не дрался никогда, ударил его. Эркин не увернулся, и удар пришёлся в плечо. Эркин качнулся, опёрся рукой о решётку и, вскрикнув, вскочил на ноги.
– В подорожник заверни, – вскочил и Андрей.
– Обойдётся, – Эркин осмотрел ладонь. – Ничего.
Но Андрей уже отошёл в темноту, повозился там и вскоре вернулся.
– Вот, держи. Я ж помню, что видел его. Поплюй и приложи.
– Ага.
Эркин взял продолговатый мясистый лист, поплевал и приложил к ожогу. Андрей топтался рядом.
– Ты… ты вот что… нас рабочей скотиной звали, я и сорвался…
– Бывает. Ладно, я сам напросился.
И тут они услышали далёкий топот копыт.
– Вот и жратва едет, – усмехнулся Эркин.
– Будем жить, – ответно рассмеялся Андрей.
Подъезжая к костру, Фредди свистнул. Не сигналом – он их, как они уже раньше поняли, не знал, – а по-простому. И они ответили ему таким же.
Фредди подъехал к самому костру, тяжело, как-то неловко спешился и не сел, а прямо упал на седло Эркина.
– Ты чего? – удивился Андрей.
– Хреново мне, – неохотно ответил Фредди и попросил: – Вы сами там, с вьюками управьтесь. Я посижу.
Эркин молча взял чистую кружку, налил горячего кофе, поставил перед Фредди и отошёл к его коню.
Фредди сидел, напряжённо выпрямившись, и пил горячую бурую и совершенно не сладкую жидкость, пока они развьючивали его коня. Эркин сразу занялся припасами, а Андрей подошёл к Фредди.
– Ну, как ты?
Фредди повернулся было к нему, но тут же скривился от боли и, выругавшись, принял прежнюю позу.
– Коня моего отпустите. У вас заночую.
– Ладно. Может… – Андрей запнулся, но тут же справился с собой, – может, водки выпьешь? Русской.
– Откуда? – поднял на него глаза Фредди.
– С города ещё. Берегу. Там как раз на полкружки осталось.
– Ну и береги, – буркнул Фредди. – Обойдусь.
Андрей пожал плечами и отошёл. Фредди угрюмо смотрел в огонь. Водки бы хорошо, но не лишать же парня последнего. Где он здесь себе найдёт, а выпивку в запасе иметь надо. У каждого ковбоя всегда есть во вьюке или на себе заветная фляжка с самым крепким, чтоб если что… А чёрт, вот прихватило не вовремя. Джонни в городе. Понесло его под День Империи. И застрял. Если он там во что вляпался, то чтоб выкрутиться, много денег и времени надо. Ох, чёрт! Раньше так
