Всё зло земное - Дарина Александровна Стрельченко
Старшему осторожно напомнил: – И тебе, Иван, поучиться не грех. Не потеха это. В бою и жизнь спасти может.
– Не собираюсь я в бой, – проворчал Иван.
– В бой не собираешься, так хоть батюшку опять не печаль, – хмыкнул Драгомир.
Иван вздохнул, взял меч нехотя, неуклюже махнул. Елисей давно уж от него отступился, когда средний царевич подрос. Но с братьями Иван нет-нет, а поддавался уговорам, брал топор али пику, глядя на ловкого Ратибора.
– Ну-у, Иван, ты будто крестьянин хмельной али медведь со спячки! Я ж тебе показываю: вот так… А затем вот эдак…
Иван скривился. Мотнул головой.
– Не по мне наука.
– И в кого ж ты такой уродился? – с интересом глянул на него Драгомир. – За харатьи свои душу продашь, а меч, как царю положено, не хочешь носить.
– Не хочу, – скупо ответил Иван. – И не буду.
Пошёл со двора прочь.
– Эй! Да куда ты? Обиделся, что ль, опять?
– В конюшню, – стараясь, чтоб голос звучал беспечно, бросил Иван. – Сметка проведаю.
– Тогда и Князю моему морковки дай! – крикнул Ратибор.
– И Молодке, – не отстал Драгомир.
– Дам, – согласился Иван. – И Князю дам, и Молодке.
* * *
Хмурился Драгомир, вчитываясь в устав[76]. Запретил батюшка выносить книги из книжницы – а как привольнее на дворе б читалось! Но делать нечего было, приходилось в горнице пыль глотать. Оглянулся на Ивана – тот за соседним столом ворожил с пищалью. Спросил опасливо:
– А не стрельнет?
– Не стрельнет, – сосредоточенно отозвался Иван. – Куда ей пока…
– Так что ж ты её мучаешь, коли не выходит?
– А ты чего ж книгу мучаешь, коли не выходит? – усмехнулся Иван.
Драгомир потянулся, глянул в окно с тоской.
– Так батюшка велел назубок выучить.
– Так и мне надо пищаль собрать, чтоб батюшка с ратным делом отстал. Чтоб наставника дозволил взять из Кузнечной али из Часовой слободы…
– Даже если и соберёшь – не отстанет, – присудил Драгомир. – Да и никак не пойму тебя: что ж тут такого? Оно и весело бывает – рубиться! О бранях, о ратниках-то сколько песен сложено, сколько басен!
– То-то и оно, что басен, – пробормотал Иван. – А по-настоящему… Откуда нам с тобой знать, как по-настоящему? Я вот на погосте был… Батюшка меня с собой брал… От реки до неба могилы – и всё после брани. Хорошо разве?
– Так какая ж брань без убитых?
– А никакой! В том и дело всё: зачем рубиться, если вовсе без брани обойтись можно?
– Ну, ну, – замахал рукой Драгомир. – Охолонись[77]. Опять разошёлся!
– Снова спорите? – Вошёл в книжницу Ратибор, с трудом держа три канопки[78]. – Ну-ка, братцы, подсобите!
Драгомир подхватил канопки, хотел было поставить на стол, но Ратибор охнул:
– Ку-да! На харатьи капнешь – со свету сживёт батюшка! На лавку примости. А ты, Иван, оставь пищаль свою, иди сюда. Мёда такого поди не пробовал.
– Да я тут закончил почти, – нехотя отозвался Иван. – Осталось-то чуть…
– Оставь-оставь, подождёт. Не девка, чай, не остынет, – хихикнул Драгомир. За ним и Ратибор смешок отпустил в золотую бородку. – Пошли. Ишь, пахнет-то как! Где ж ты такой достал, Ратя?
– В поварне и достал, где ж ещё. Батюшка давеча союз с ря́бичами против половчан праздновал, там и осталось.
– С вишней… с шафраном… – между глотками определил Драгомир. – Ух!
– Шафран? Что ещё за зверь? – Ратибор принюхался, повертел канопку.
– Пряность заморская, по Журавлиной дороге везут, – ответил Иван.
– Говорят, не только для мёду, но и для силы мужской годится, – подмигнул Драгомир. – А, Ратя? Вижу-вижу, как девка из Рыбной слободки ко дворцу бегает, в кустах прячется на тебя поглядеть.
– У тебя что на уме, то на языке, – с досадой молвил Иван. – А на уме – всё одно!
– Ай, ай, покраснел, Ваня! Что, и тебе поди какая девчонка приглянулась? Много их справных в Крапиве-Граде, а по всем Озёрам-Чащобам ещё больше. Станешь царём – любую возьмёшь!
Иван потемнел лицом.
– Драгомир! – крикнул Ратибор. Огрел по спине брата, но тот уж и сам осёкся.
– Любую, не любую… Сам знаешь, стрелой выбирать будем, – делано спокойно ответил Иван. Глотнул мёда, утёр рот со всем тщанием. – Да только хорошо бы, чтоб недалеко стрела улетела. Чтоб не сгинула невеста, пока к тебе добираться станет.
Примолкли братья. Ополовинил Иван канопку, вернул на лавку. Повернулся к дверям.
– Да куда ты? – сдавленно спросил Драгомир.
– В конюшню схожу, Сметка проведать.
Старший брат ушёл, не оглядываясь. Так и осталась пищаль разобранная на тряпице на столе среди книжницы.
– Ну, ты умелец слово-то подобрать, – сердито бросил Ратибор.
– Лоший[79]. Каюсь, – вздохнул Драгомир. – Да кто ж виноват, что на невесту его разбойники напали… Надо было батюшке ратников навстречу побольше послать.
– Надо было и тебе об этом не поминать при Иване!
– Лоший. Каюсь, – повторил Драгомир. – Ну а девка-то? Девка-то та, из Рыбной слободки, хороша, а? Признай уж, Ратя, ай хороша! Щёки алые, шея лебяжья, задок крепкий…
– Драгомир! Хватит уж лабуды!
– Хватит так хватит, а только чего это ты малиной залился по самую маковку? Бёдра крутые, коса до попы… Ну? Хороша?
– Утихни! А ну утихни! Ай хороша!
Глава 5. Прежде свадьбы царской
– И как я на тебе женюсь, зелёная? – спросил Иван, взвешивая в руках лягушку. Отмытая, в венке из лютиков, набранных в оранжерейных палатах[80], выглядела она сытой, крепкой – не то что тогда, на болоте: сырая, сонная, цветом в осенние кувшинки, в зимние воды; едва квакала, едва глаза открывала.
– Как за Змея Горыныча царевны замуж шли, как на красных девицах оборотни женились, так и ты женишься, – квакнула лягушка.
– Ловкие речи ведёшь, – вздохнул Иван. Посадил лягушку на лавку, сам сел на полу рядом. – Да только боюсь я тебе опять верить. Вот уговорила ты взять тебя из болота, а что толку? Навязали только в невесты.
– Как же это – что толку? Сам говоришь: с такой женой точно никто царём не сделает. – Лягушка повела головой, прикрыла веки. – Разве не этого хотел? Да и кто ж знал, что царица ваша ума решилась – свадьбу такую затеять.
Иван нахмурился, задрал голову. Но ни с потолка ни капли не пролилось, ни за окном зарница не сверкнула.
– Болтают, колдунья она. Облачная ведьма. Ты не говори про неё так, зелёная, а то змею пошлёт в пятку али молнию в лоб.
– Сам, что ли,
