Иль Мактуб. Судьба Эмира - Ульяна Соболева

Ахмад подскочил ко мне и подхватил меня, прежде чем я коснулась пола. Его руки были тёплыми, крепкими, и на мгновение мне показалось, что я в безопасности. Но я тут же отпрянула, осознав, что именно его прикосновение привело меня к этому ощущению.

Ахмад подхватил меня на руки и отнес на кровать. От него умопомрачительно пахло свежестью и табаком. Я невольно принюхалась…но в голове все еще шумело. Я словно не осознавала, что он только что мне сказал. Он взял стакан воды с тумбочки и протянул мне.

— Выпей.

Я сделала глоток, пытаясь собраться с мыслями, но они только путались ещё больше. Я не могла понять, что происходит, не могла принять то, что он говорил. Дети. Как это возможно?

Ахмад присел напротив, его глаза прожигали меня. В его взгляде была такая грусть, такая боль, что я на мгновение почувствовала сожаление. Но тут же напомнила себе, что этот человек — чужой для меня. Что я здесь не по своей воле. Он не дал мне уйти, он ясно дал понять, что не отпустит меня.

— Ты хочешь увидеть их? — спросил Ахмад тихо, глядя на меня.

Я отвела взгляд, чувствуя, как моё сердце сжимается в груди. Вся моя сущность сопротивлялась этой мысли. Я не знала этих детей, не знала его. Это было слишком. Я не готова… мне кажется, что я с ума схожу.

— Нет, — ответила я, почти шёпотом, но достаточно громко, чтобы Ахмад услышал.

Его лицо потемнело, а глаза наполнились такой пустотой, что мне стало не по себе. Он будто окаменел на месте, словно мои слова разбили что-то внутри него.

— Нет? — переспросил он, его голос звучал глухо, почти подавленно.

Я кивнула, не осмеливаясь встретиться с ним взглядом. Моё сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. Я чувствовала, как что-то важное рушится в этот момент, но не могла объяснить, что именно. Ахмад встал, его движения были резкими, как будто он пытался сдержать внутри себя бурю. Он подошёл к окну и долго стоял, глядя куда-то в даль. Затем, не поворачиваясь ко мне, тихо произнёс:

— Ты должна начать приходить в себя, Вика. Я хочу, чтобы ты встретила моих партнеров завтра. Ты должна сыграть свою роль.

Я почувствовала, как в горле пересохло. Моя голова всё ещё кружилась, и я не могла понять, как мне принять всё это.

— Роль? — спросила я, чувствуя, как голос дрожит. — Какую роль?

Он повернулся ко мне, и в его глазах я увидела боль, такую острую, что мне стало страшно.

— Роль моей жены, — сказал он тихо, но твёрдо. — Той, кем ты являешься для меня. Если роль матери…тебе пока не по силам!

Я смотрела на него, пытаясь осмыслить его слова, но в голове была пустота. Всё это казалось каким-то кошмаром, от которого я не могла проснуться. И в этот момент я поняла, что для него это было реальностью. И что, возможно, это станет моей реальностью тоже…только как ее принять.

Мне снились странные сны. Лица детей — смутно знакомые, но такие далекие — мелькали перед моими глазами, как призраки из забытого прошлого, оставляя в моей душе едва уловимый шлейф горечи. Их образы возникали передо мной, как смутные тени, неясные воспоминания о чём-то важном, но непостижимом, и каждый раз касались моего сердца, будто холодный ветер, напоминающий о зимней утрате. Тонкими пальчиками хрустальной тоски. Настолько прозрачной и неуловимой, что она не причиняла боль, но как будто царапала мою душу, оставляя следы. Едва заметные, но чувствительные. Этих мальчиков я видела не раз, не два — каждый раз, закрывая глаза, они приходили ко мне, словно не позволяли забыть о чём-то неизбежно важном. Я видела их улыбки, слышала их звонкий смех, но каждый раз их лица ускользали, растворялись в тумане, утекали как песок сквозь пальцы. Почему их образы рвали мне душу? Что я должна была вспомнить?

Когда я просыпалась, сердце билось в груди, как пойманная в клетку птица. Она как будто билась о спицы решетки, ранила себе грудь, но никак не могла вырваться наружу. Вокруг царила тишина, но внутри меня бушевала буря. Мне казалось, что я потеряла что-то бесценное, что-то, что было частью меня, а теперь исчезло безвозвратно. Может быть, эти дети — осколки моей памяти, фрагменты жизни, которую я забыла, или, наоборот, не хочу вспоминать? Но что именно? Я не могла понять, почему этот неизвестный источник боли так грызёт меня изнутри, оставляя после себя чувство безграничной утраты. Я пыталась прогнать мысли о них, заставить себя забыть, но сны возвращались вновь и вновь, как тени, которые невозможно стереть.

В моей голове всплывали слова Ахмада, звучавшие как раскаты далёкого грома. "Эти дети — твои," — сказал он. Я не могла поверить этим словам. В каждом его слове я слышала ложь, словно он старался запутать меня, удержать в этом мире, который казался мне таким чужим. Как я могла быть его женой? Всё это казалось каким-то странным кошмаром, злой шуткой судьбы. Меня похитили, держат в плену. А эти сны... может быть, это просто галлюцинации, вызванные чем-то, что они дают мне здесь? Лекарства, препараты, отравляющие разум. Мне нужно бежать, пока я не сошла с ума окончательно.

На этот раз, проснувшись посреди ночи, я поняла, что не могу больше ждать. Ощущение, что я в ловушке, что за мной непрерывно наблюдают, не покидало меня ни на миг. Мне казалось, что стены этого дома сжимаются вокруг, лишая меня кислорода. Ещё немного, и я просто сломаюсь. Я должна действовать. Сейчас или никогда.

Я натянула удобную одежду, надела балетки и, тихо выскользнув из комнаты, пошла по тёмным коридорам, как тень. Шторы на окнах были плотно закрыты, словно кто-то намеренно пытался скрыть этот дом от мира, лишить его жизни, как лишают свет растения, чтобы те перестали расти. Я продвигалась к выходу, стараясь не издавать ни звука, хотя сердце так гулко стучало, что казалось, его удары эхом разносятся по всему дому. Каждый шаг казался мне предательским. Половицы под ногами скрипели, как будто предупреждая всех вокруг о моём присутствии. Моё дыхание было прерывистым, я чувствовала, как пот стекает по спине,