Семья волшебников. Том 4 - Александр Валентинович Рудазов
– М-м-м, аюрведа, – со знанием дела произнес дедушка.
Он с большим интересом смотрел, как зять варит зелье. И при других обстоятельствах старик бы возмутился, что ребенка собираются поить какой-то знахарской бурдой, но теперь-то он знал, что его зять – всамделишный волшебник.
Эликсир Майно готовил с помощью енота и кота. В котелок летели ингредиенты, чародей помешивал его хрустальной палочкой, Снежок от души сыпанул собственной шерсти, и наконец у Вероники был торжественно принят и опущен в кипящий отвар молочный зубик.
– Пиявки в уши, жабу в супчик – будешь жив-здоров, голубчик! – иронично срифмовала Лахджа.
– Да что тебе не нравится?! – возмутился Майно, переливая эликсир в чашу. – Работает же!
– Ну работает или нет, мы увидим через несколько лет, – из чистого упрямства добавила Лахджа.
А Вероника оперла подбородок на ладони и размышлительно уставилась в чашу. Содержимое пахло совсем не плохо, а очень даже приятно – корицей и анисом. Но она все равно помнила, что там растворен ее зубик и шерсть Снежка, а еще жаба и пиявки… а, нет, про них просто мама из вредности сказала, а папа ничего такого не бросал.
– Почему не пьешь? – спросил папа.
– Сейчас, – ответила Вероника.
Она продолжала думать, стоят ли риска красивые здоровые зубы. Наверное, стоят. Но вообще-то зубы у нее и так хорошие, а если испортятся, то она просто новые себе призовет… а, нет, они же отдельно будут.
Придется пить.
Вкус оказался не противный. Не очень приятный – терпкий, как у слишком крепкого чая, – но не противный. Вероника терпеливо пила и размышляла, почему многие люди не кладут в чай сахар.
Это же бессмысленно. Это просто подкрашенная травой вода. В ней нет никакого удовольствия, а без удовольствия можно попить и просто воду, не подкрашенную. Это и полезнее будет. И сахар лежит прямо на столе, его можно положить в чай и сделать его лучше. Однако многие люди его не кладут – но почему? Что мешает им – лень, глупость, религиозные предрассудки?
Наверное, не самая интересная тема для размышлений, но ей вдруг стало любопытно.
Допив, она решила, что это ей наверняка объяснят на метафизике в Клеверном Ансамбле. А если нет, то она задаст вопрос классному наставнику. А если он не знает – спросит у ректора Драмма.
Решив так, она снова углубилась в книжку.
Сегодня Вероника читала не сказку. Дядя Жробис подарил ей на Термадис кудесную книжку – «Великие призыватели прошлого». О знаменитых профессорах и особенно лауреатах Бриара, которые учились в Апеллиуме.
Вероника нашла там и собственного предка – дедушку Янгета, основателя рода Дегатти. Он лежит глубоко под фундаментом, Вероника знала.
Но про дедушку Янгета было не очень много, только полстранички. Очень уж давно он жил, да и биография его сводилась к тому, что он убивал всяких демонов. Зато много было про ректоров Апеллиума, и Вероника читала это с большим интересом.
С 1415 по 1472 год ректором была мэтресс Чу. Потом она стала президентом всего Провокатониса, а ректором стал мэтр Драмм и остается им по сей день. А до мэтресс Чу ни один ректор Апеллиума президентом Провокатониса не становился, потому что сам Апеллиум до 1272 года входил не в Провокатонис, а в Обскурит. Был раньше и такой университет, который объединял всякую сомнительную магию, вроде призывания демонов и оживления мертвецов.
Прочитав, что призывание демонов – сомнительная магия, Вероника немного смутилась. Но потом она подумала, что некромантия – тоже сомнительная магия, а тетя Маврозия – некромант, а она не сомнительная, а очень хорошая. Так что и в призывании демонов ничего плохого нет.
Вероника любила рассуждать логически.
И вообще Апеллиум всегда тяготел к Провокатонису. Среди его президентов было много таких, кто занимался в том числе и призыванием. Например, Остримунд Ваянелли, который возглавлял Провокатонис с 479 по 574 годы, был профессором Нигилиума, магистром Вакуумада и магистром Апеллиума.
А до него президентом Провокатониса был Друктар, и он был прежде всего профессором Апеллиума, а уж потом, второй магистратурой – Субрегуля. И он мог стать президентом не только Провокатониса, но и Обскурита, причем в первую очередь, но когда умерла старенькая Лиффиоза Обринатти, которая возглавляла Провокатонис ужасно долго, с 89 по 457 годы, никого другого не нашли, так что президентом стал Друктар, но пробыл им всего двадцать два года, а потом, в 478 году, Бриара второй степени получил Ваянелли, и Друктар уже на следующий год ушел в отставку, потому что не хотел ничем руководить, ему это не нравилось.
Зато он был очень великим демонологом. Возможно, даже более великим, чем мэтресс Чу. Бриара первой степени, правда, так и не получил, но только потому, что в 438 году он еще не дотягивал, а в 538 первая степень досталась Прандаксенгиду, а уж с Прандаксенгидом-то не посоревнуешься.
А так бы Друктар точно получил.
А в 556 году он умер, причем по неизвестным причинам. Прожил двести пятьдесят шесть лет, но умер не от старости. На инкарне в книжке он вообще не выглядел старым – ну так, чуть постарше папы. У него были длинные усы и борода, заплетенные в красивые косички, и волшебные руны по всему лицу. Он исписал ими и лоб, и щеки, и виски, а может быть и подбородок, но его закрывала борода.
А еще у него на груди висело ожерелье из крупных жемчужин. Совсем такое же, как у мэтресс Чу. И почитав еще дальше, Вероника узнала, что это никакие не жемчужины, а глаза высших демонов. Очень мощный артефакт, который работает как переносной защитный круг.
Мэтр Друктар вообще много всякого делал из частей тел демонов. Использовал их глаза, уши, пальцы, зубы… из зубов демонов он делал наконечники стрел, и этими стрелами потом убивал других демонов, а из их зубов делал наконечники для новых стрел!..
– Ого! – восхитилась Астрид, которая тоже зачиталась, пока лопала рядом запеканку. – Да он был кудесный!
И она задумчиво подергала свой левый клык. Вот какая сила-то в ее зубах, оказывается.
– А еще его плащ был из титановой кожи, а сапоги – из драконьей, – прочитала Вероника.
– Я догадываюсь, как он погиб, – хмыкнул папа. – Встретил титана. Или дракона.
– О да-а, то ли дело одежда из демонической плоти, – ядовито отметила мама.
– Эмм-хем, Зиммизхи, – кашлянул папа.
– Он инвалид. Это как пересадка кожи. Медицинская процедура.
Папа явно хотел заспорить, но к чему-то прислушался
