Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция»
– Убийство на рабочем месте высокопоставленного члена краевой администрации –
это мелочь?! Что же тогда, по вашему мнению, чрезвычайное происшествие? Сядьте и
уделите мне пятнадцать минут! Ничего страшного, если вас, Юрий Алексеевич, немного
подождут.
Колобову показалось, что на него вылили ушат ледяной воды. Подобным тоном с
губернатором никто и никогда не разговаривал. Чиновники администрации Президента –
не в счет. Дыхание перехватило, кровь отлила от лица, сделав его бледно-серым, похожим
на пергаментный лист армянского лаваша. Пораженный, он истуканом застыл на месте, но
быстро нашелся, чтобы постараться восстановить статус-кво:
– Как вы говорите… Василий Петрович? На сколько я понимаю, вы – лицо
неофициальное, скорее даже постороннее на месте происшествия. Ваше присутствие
вызывает большие вопросы к следственным органам, и мы это обязательно обсудим с
соответствующими руководителями. А сейчас попрошу освободить помещение! – его рука
безапелляционно указала на дверь. – Будут официальные полномочия – милости просим…
Ни один мускул не дрогнул на лице Леднева, и только вздувшаяся жилка на шее
говорила о его бешенстве. Не собираясь сдавать позиций, он всем своим видом
демонстрировал, что чувствует себя в кабинете губернатора вольготно и уходить никуда не
торопится.
– Мне не интересно препираться с вами, Юрий Алексеевич, – в противовес
губернатору он снизил тон и говорил почти шепотом. – Я здесь по прямому указанию
Владимира Ивановича Васнецова. Ва-сне-цо-ва, – фамилия шефа была произнесена по
слогам для пущей убедительности. – И если вам необходимо официальное подтверждение
моих полномочий, поверьте, оно обязательно будет. Вместе с объединенной комиссией
Следственного комитета и ФСБ. С официальными заявлениями по центральным
телеканалам. С выемкой необходимой документации… И когда доклад о результатах
работы комиссии попадет в администрацию Президента – вот тогда начнется сущий ад для
всего руководства Южноморского края и для вас лично. Происходящее сегодня покажется
раем…
Услышав упоминание про рай и ад, а пуще того – фамилию руководителя думской
комиссии по безопасности, Колобов понял, что своим поведением безответственно пилит
сук, на котором сидит со всеми удобствами. Что там в действительности произошло со
Штурминым – не ведомо, но совершенно точно, что никто не заинтересован в придании
огласке этого дела. Несмотря на близкую к кристальной честность советника,
проверяющие наверняка раскопают что-нибудь нелицеприятное, ухватятся за эти факты и
начнут трясти ими на каждом углу. Если же все пройдет тихо, то со временем можно будет
договориться, сгладить острые углы, решить скользкие вопросы. ЧП забудется, и жизнь
войдет в прежнее русло. Публичность же погубит всех, породит такую волну, которая
камня на камне не оставит: и в крае, и за его пределами. И как только вся пена поднимется
на поверхность, станет достоянием гласности, его, Колобова, по голове не погладят. Тогда
никто не вспомнит прежних заслуг, не оценит, что после развала девяностых буквально
поднял Южноморск с колен, возродил хозяйство, создал образцово-показательный край в
ЮФО.
Хорошо, если просто снимут, а не возбудят уголовное дело под каким-нибудь
благовидным предлогом. Подобные прецеденты уже случались.
Он отставил портфель в сторону и опустился на кресло, положив сцепленные в замок
руки на стол.
– Я так понимаю, речь пойдет о советнике?
– Без сомнения. Расскажите о его профессиональной деятельности.
Юрий Алексеевич задумчиво пожевал мясистую губу, стараясь определиться, с чего
начать. И начал с того, о чем его совсем не спрашивали.
– Борис Андреевич удивительный человек был. Не современный. Из другой эпохи.
Сами понимаете, офицеры бывшими не бывают. Вот он и сочетал в себе врожденное
чувство справедливости, честность и порядочность. Именно такими советская пропаганда
рисовала героев-военных и передовиков производства. Он точно с агитплаката к нам
сошел: статный, сильный, уверенный в правоте своего дела. Знаете, «гвозди бы делать из
этих людей: крепче б не было в мире гвоздей!» – процитировал Колобов известные строки
Николая Тихонова, сокрушенно качая головой. – Нет, таких сейчас не делают. Такие люди
не родятся нынче. Измельчал народец… Железной воли человек был, с открытой душой.
Мы многое потеряли с его смертью. Почти все потеряли, что пестовали долгие годы
подряд.
– А конкретнее?
– Я расскажу сначала, – Колобов, испрашивая одобрения, воззрился на Леднева, – мне
проще будет, а вам, думаю, понятнее.
Василий Петрович кончиками пальцев потер переносицу.
– Что ж, давайте…
Прежде чем предаться воспоминаниям, губернатор помялся немного, бросил взгляд
на настенные часы, вздохнул и, налив из стоящего на столе хрустального графина
полстакана воды, жадно выпил в три глотка. Нервно облизал языком влажные губы. Явно
прикидывал, только ли правду говорить или приукрасить каким-либо соусом. А то и вовсе
отмолчаться по некоторым аспектам.
– Мы с Борисом Андреевичем знакомы ранее не были. Впервые встретились в
кабинете полпреда Президента. Я уже знал о предстоящем назначении губернатором, а
Штурмин, как он любил говорить, «повесил форму на гвоздь», только что закончив
Академию государственной службы. В крае мне бывать ранее не доводилось, для местных
я – чужак, ставленник Москвы, родился и вырос на Урале, а Борис – не южноморец, но
почти свой, представитель донского казачества. Его первоначальная задача была, так
сказать, уравновесить влияние федеральной власти в моем лице, чтобы чрезмерно не
раздражать Южноморское чиновничество, бизнес и иже с ними. Сами понимаете, рядом
Кавказ с отголосками войны, горцы непокорные, свободолюбивые казаки, переплетенные
в гордиев узел давние взаимные претензии, море незарегистрированного оружия,
транспортные и финансовые потоки. Регион, начиная с девяностых годов, не вылезал из
бандитских разборок. Ситуация сложилась непредсказуемая, криминал самым
бесстыдным образом рвался во власть. Народ устал от дележа и хотел стабильности,
людям необходимо было вселить уверенность в безопасном существовании, им
требовались гарантии.
Леднев, прекрасно зная криминальную историю Южноморска и окрестностей, не
нуждался в дополнительном описании событий, в которых был не только свидетелем, но и
активным участником, стоя на переднем крае борьбы с преступностью. Лично задерживал
авторитетов, лично допрашивал… случалось, сам же по жесткому указанию сверху
выпускал, расписываясь в собственном бессилии.
– То есть вы явились эдаким мессией для всех обездоленных и обделенных?
Губернатор и глазом не моргнул, оставив иронию без ответа.
– Иногда мне кажется, никто не ожидал от нас, что мы справимся. Я –
хозяйственник. Имею опыт политической борьбы, но, прежде всего, остаюсь
хозяйственником. Так что на Штурмина лег весь груз решения проблем с криминогенной
обстановкой в крае. Его должность – советника по взаимодействию с
правоохранительными органами – как нельзя лучше обозначила зону ответственности. И
весь предыдущий послужной список Бориса Андреевича являлся указанием на
чрезвычайно жесткий стиль управления и достижения поставленных задач. Тогда за край
сражались многие. Политические оппоненты и все те, кто находился в правовом поле,
стали моей прерогативой, остальные, кто вне закона – его. От него требовалось добиться
повиновения от одних и устрашить других. Показать всю мощь действующей власти!
– И в средствах он не был ограничен?
Недовольно крякнув, Юрий Алексеевич изобразил подобие кислой гримасы.
– Как сказать… Мы вынуждены были действовать в рамках закона, тогда как бандиты
особо не церемонились. Через месяц после назначения Штурмин обнаружил возле двери
своей квартиры растяжку. Хорошо, что благоразумно не перевез еще семью в Южноморск.
Сам же ее и обезвредил, не дожидаясь саперов. Дом – многоквартирный, мало ли что. Но
случившееся его сильно разозлило.
– И каковы были последствия?
– Борис быстро нашел контакт с силовиками. Как-никак сам столько лет погоны
носил… А последствия оказались тяжелыми. Ведь преступники объявили нам
