Джордж Марек - Рихард Штраус. Последний романтик
Воспоминания Шуманн о Штраусе проникнуты теплотой. Он ей нравился. Видимо, потому, что ему приходилось так много работать, он был всегда в хорошем и ровном настроении. Он по-детски радовался тому, что сумел провезти в Соединенные Штаты контрабандные сигареты. Постоянно путешествуя по стране, он не имел возможности организовать игру в скат, но постоянно играл в покер, иногда засиживаясь за карточным столом до утра. Он сказал Шуманн: «Я приличный композитор, неплохой театральный руководитель, но лучше всего у меня получается организация турне». Однажды он потерял ноты одной из песен, которую она должна была петь на концерте, но заверил ее, что знает аккомпанемент наизусть. Однако он переоценил свою память, и номер был испорчен.
Кроме того, что он аккомпанировал Шуманн, он дирижировал Нью-Йоркским филармоническим оркестром и Филадельфийским оркестром. У него сложилось весьма высокое мнение об этих великолепных оркестрах. Ричард Олдрич писал в «Нью-Йорк таймс»: «После окончания каждого номера программы мистер Штраус первым делом выражал свою благодарность и похвалу сидящему перед ним оркестру. Он хлопал в ладоши, кивал головой, улыбался оркестрантам почти человечной улыбкой — и только после этого со строгой формальностью и щелкнув каблуками поворачивался к публике и отпускал ей холодный и сдержанный поклон».
Последний концерт состоялся перед Новым годом на Ипподроме в Нью-Йорке — здании, не предназначенном для исполнения музыки, но зато вмещавшем очень много людей. Олдрич сообщал: «Вчера мистер Штраус закончил свой визит в Соединенные Штаты на переполненном Ипподроме. Концерт прошел с большим успехом, как с его точки зрения, так и с точки зрения собравшихся. Говорят, он повезет домой свои собственные 50 000 долларов. В переводе на марки это весьма впечатляющая сумма, и еще более впечатляющая в переводе на австрийские кроны. Он также надеется привезти 500 долларов в пользу музыкантов Центральной Европы, все еще страдающей от последствий войны. Эти деньги он собрал с оркестрантов, которые выступали под его управлением».
Всего 500 долларов? «Все оценят, — саркастически заканчивает Олдрич, — бескорыстную заботу композитора о своих менее удачливых коллегах».[264]
Глава 16
«Интермеццо», «Елена», «Арабелла». Смерть Гофмансталя
Трудно сказать, почему Штраус взял на себя геркулесов подвиг расчистки венских конюшен: потому ли, что у него был послевоенный творческий кризис — хотя, если даже так, ощущение это было, наверное, подсознательным — или налицо случайное совпадение? Кто знает, какую роль случайность играет в жизни талантливого человека? Как бы то ни было, он почти не сочинял в тот период, когда погрузился в дела Венской оперы. Единственной крупной работой — если ее можно назвать крупной — была двухактная комедия «Интермеццо».
Справившись с тяжелым грузом «Женщины без тени», Штраус искал какой-нибудь простой, легкий и забавный сюжет. Он неоднократно высказывал Гофмансталю свое желание «стать Оффенбахом XX века». Он вспомнил случай из собственной жизни, который произошел много лет назад и принес ему массу неприятностей. В 1903 году Итальянская опера гастролировала в Берлине. Дирижерами были Иосиф Штрански и Артуро Винья. Как-то вечером Штрански, ведущий тенор труппы де Марки и импресарио Эдгар Стракош зашли выпить в отель «Бристоль». Они разговаривали по-итальянски. И тут к Марки и Стракошу подошла одна из тех девиц, которые не стесняются в публичном месте обращаться с просьбой к незнакомым артистам. Она услышала итальянскую речь, сообразила, что это — члены итальянской оперной труппы, и бесцеремонно попросила у них контрамарку. Де Марки сказал ей, что с этой просьбой надо обращаться к дирижеру Штрански, имя которого он упорно произносил неправильно — Штраусски. Штрански немного пофлиртовал с девушкой и тут же забыл о ее просьбе. Но девица была из предприимчивых. Она взяла телефонную книгу, стала там искать имя Штраусски и вместо этого нашла: придворный капельмейстер Рихард Штраус. Недолго думая она послала ему на дом письмо: «Миленький, пришли мне, пожалуйста, обещанный билетик. Вечно твоя Митци. Мой адрес: Люнебургерштрассе, дом 5, Митци Мюкке». Письмо пришло, когда Штрауса не было дома, его прочла Паулина — вскрывать письма мужа вообще входило у нее в привычку — и, ни на минуту не усомнившись в неверности мужа, обратилась к адвокату с намерением начать дело о разводе. Вернувшись домой, Штраус в полной растерянности выслушал обвинения Паулины, которые, без сомнения, были высказаны в громовом фортиссимо. Лишь по истечении нескольких трудных дней друг Штрауса Фридрих Рёш сумел докопаться до правды и, что было еще труднее, убедить Паулину, что ее муж стал жертвой недоразумения.
Штраус предложил Гофмансталю написать комическую оперу на основе этого недоразумения. Гофмансталя это предложение нисколько не заинтересовало. Он посоветовал Штраусу обратиться к драматургу Герману Бару, который очень высоко ценил его творчество и комедия которого «Концерт» чрезвычайно нравилась Штраусу. Возможно, он согласится развить предложенный Штраусом сюжет. Бар набросал черновик комедии. Штраус от него не был в восторге, да и сам Бар тоже. Он согласился попробовать еще раз и попросил Штрауса наметить подходящие сцены. Штраус это сделал, и его наброски так понравились Бару, что он посоветовал ему самому написать либретто: это же целиком его идея, и требуется очень простой текст. Он прекрасно обойдется безо всякого соавтора. Композитор последовал его совету и за неделю пребывания в санатории написал весь текст пьесы. Штраус включил в пьесу еще один автобиографический инцидент. Его жена однажды познакомилась с очень застенчивым молодым человеком, который оказался порядочным ловкачом и пытался уговорить Паулину одолжить ему крупную сумму денег (в чем, естественно, не преуспел).
Штраус хотел создать оперу на повседневном материале с прозаическим диалогом, который местами проговаривается, местами поется под пируэты шаловливой музыки. Стиль оперы до некоторой степени похож на пролог «Ариадны».
Когда Штраус закончил свою маленькую оперу — на что по причине занятости в Венской опере у него ушло почти пять лет, — он написал к ней наукообразное предисловие, в котором объяснял, какую преследовал цель, и прослеживал связь оперы со старонемецкой песенной пьесой.
Но на самом деле эта «бытовая опера» свободна от педантизма, хотя можно усомниться в ее вкусе. Штраус изобразил себя в опере (под именем капельмейстера Роберта Шторча, жену которого зовут Кристина) таким примерным человеком, таким нежным и добрым мужем, что даже Кристина вынуждена воскликнуть: «Ох уж это вечное добросердечие!» Центральной фигурой является Кристина, которая предстает перед нами то мегерой (в первой сцене, где она жалуется на жизнь, негодует на судьбу — зачем ей выпал жребий стать женой знаменитого человека? — и ропщет, что ее муж все время сидит дома, тогда как «нормальные» мужчины ходят на службу); то женщиной, падкой на лесть (при помощи которой сомнительный молодой человек, барон Люммер, с которым она случайно знакомится, пытается втереться к ней в доверие); то придирчивой хозяйкой дома, у которой не задерживаются слуги, потому что она вечно распекает их за нерадивость; то слезливой матерью; то фурией, готовой убить мужа за предполагаемую измену; то любящей женой, которая скрывает свою любовь; и наконец, в заключительной сцене примирения, — нежной подругой, которая падает в объятия вернувшегося капельмейстера со словами: «Какая мы счастливая пара!» Настроение у нее меняется так же часто, как у подруги Героя в «Жизни героя».
Хотя, как сказал сам Штраус, «этот безобидный кусочек жизни» не следует принимать всерьез, он все же иллюстрирует невероятную привязанность Штрауса к жене — привязанность, выходящую за рамки «счастливого брака». Он не питает относительно нее никаких иллюзий. Он смеется над ней. В первой сцене, среди множества других жалоб, она говорит, что происходит из более знатной семьи. В сцене, где Шторч играет с друзьями в скат, те весьма нелестно отзываются о Кристине (Штраус изобразил в опере некоторых своих приятелей, с которыми любил играть в карты), называя ее «ужасной, просто кошмарной женщиной».[265] Интересно, как это понравилось Паулине.
И тем не менее Штраус был рабски предан жене и, как я сказал выше, позволял ей всячески себя третировать. «Моя жена может дать материал для десяти пьес», — писал он Герману Бару. Как и Гофмансталь, только в более приземленном плане, Штраус был поглощен проблемой верности. «Ариадна», «Женщина без тени», «Египетская Елена» и «Арабелла» — во всех этих операх верность является стержневой темой. То же самое мы наблюдаем и в «Интермеццо».
Автобиографическая опера Штрауса вызывает чувство неловкости, если все время помнить о ее автобиографичности. Если посмотреть на нее с расстояния — а в этом нам может помочь время, — мы увидим, что она забавна и остроумна. И нередко захватывает нас очарованием оркестровых интерлюдий, которые разделяют короткие сцены. Эти интерлюдии похожи на небольшие симфонические поэмы. Когда Капельмейстер уходит из дома, оркестр описывает его Reisefieber (выразительное немецкое слово, означающее беспокойство, которое охватывает человека перед путешествием). Когда Кристина знакомится с Бароном, они танцуют под звуки прелестного вальса и баварского лендлера. В опере есть прекрасная пьеса «Музыкальные грезы у очага» — бурная интерлюдия, когда отчаявшийся Шторч мечется по Пратеру. Заключительная сцена приближается к лучшим образцам музыки Штрауса. Как и финал «Кавалера роз», она излучает свет, хотя и более бледный, чем в знаменитой комедии.
