Юрий Винничук - Кнайпы Львова
А возле него то справа, то слева вертелся его приятель, кондитер Стецкив, маленький, будто улыбающийся, будто искривленный, в «кастрюльке» — то есть в твердой черной шляпе, всегда одетый «как с иголочки».
Частно — дружили, но на собраниях, совещаниях или заседаниях стояли часто на противоположных сторонах. Как-то были сборы в «Народной гостинице», и было две партии на собрании: молодые и старые. Стецкив держался с молодыми, Сенюта — со старыми.
То один, то второй брал слово, и они атаковали друг друга, но в приличном тоне. Только когда Сенюта закончил свою речь предложением: «Здесь нам пан Стецкив наплел паленых дубов, но этого не надо брать во внимание», сорвался Стецкив, как ошпаренный, и ответил:
— Должен, к сожалению, применить польский стих, потому что он мне в эту минуту больше подходит: «Пада де-щик, пада рувно, Раз на квятек, раз на… Сенюту».
К счастью, Сенюта сидел слишком далеко и его большой костыль не достал до приятеля. Возникло движение, разъяренного Сенюту задержали между креслами и успокоили исполина.
После собрания постарались, чтобы один и второй вышли отдельно. Но напрасно, Стецкив догнал Сенюту на улице и… пошел с ним в направлении Рынка.
Хроника15 января 1919 г. Реклама. Обеды для малоимущей интеллигенции в локале Русской кофейни (гостиница) — угол ул. Костюшко и ул. Сикстинской.
2 октября 1929 г. В «Народной гостинице» арестован редактор украинской газеты «Народная Воля», что издавалась в Америке. Ярослав Чиж, бывший львовянин, приехал в отпуск во Львов после восьми лет отсутствия. Польская пресса писала о сенсационном аресте, потому что, оказывается, Чижа полиция разыскивала с 1921 г. как одного из организаторов покушения на Пилсудского и воеводу Грабовского. После неудачного покушения он бежал в Америку.
28 декабря 1923 г. Загадочное самоубийство врача в «Народной гостинице». В первый день зимних праздников лишила себя жизни россиянка др. Анна Калюс. Богатая дама жила в «Гостинице» более полугода, имела любовные отношения с одним провинциальным врачом. После бурной сцены с любимым впрыснула себе в участок сердца огромную дозу стрихнина и до прибытия спасательной помощи скончалась. Оставила 2 письма, написанные на русском языке, много шикарного гардероба, врачебные принадлежности и большое количество различных валют.
Балы и забавы
Львов гулял в любые времена, хоть бы и не самые подходящие для забавы. Карнавальный бзик захватывал львовян обычно зимой. Время от Рождества до первого дня Великого поста назывался запустами, или карнавалом. Запусты завершали три воскресенья: старозапустное, мясопустное и запустное. Но только два дня отмечались наибольшей карнавальностью — последний четверг и последний вторник, ведь в среду уже начинался пост. Народ как будто в тот момент спохватывался, что уходит веселый период перед началом серых дней Великого поста, и устраивали в те дни лучшие забавы. Поэтому-то прозвали их «останками». За все годы не набиралось столько забав, гуляний и других торжеств, щедро политых напитками, как, собственно, в этот торжественный зимний период.
Такое понятие, как «бал» — это название происходит с французского, — в XVI в. было у нас неизвестным.
Первые публичные балы во Львове начали устраивать в 60-х годах XVIII в. антрепренеры Гемпель и Девилье, которые прибыли к нам из Варшавы. Их балы проходили в частных домах. Когда Львов заняли австрийцы, забав стало еще больше. На пл. Рынок, 22, и на ул. Русской, 10 и 12, происходили очень популярные балы антрепренера Бусси. А вскоре за право устраивать балы началось настоящее соревнование. В 1775 г. за такое право боролись братья Синьи, или, как их перекрестили в Львове, Сигни, когда у них отняли его потому, что на их забавах на пл. Рынок, 13, не только танцевали, но и морды разрисовывали. И так те драки прославились, что если кто появлялся на улице с синяками или имел завязанную голову, то львовяне шутили, что он «заработал три сигна». Отсюда происходило также название трехногих стульев, на которых сидели гости Сигнов, и какими зачастую вооружались спорщики. Итальянцам также принадлежало имение под Львовом, которое получило название Сигновка.
Многочисленные балы появились в Львове только после того, как сюда пришли австрийцы. Новые чиновники и военные, прибывшие из Вены, Праги или Будапешта, сразу почувствовали потребность в публичных балах, а от них полюбили свежую забаву и местные аристократы и мещане. Наконец, балы были прекрасной возможностью познакомиться с чиновниками.
Правда, на первых порах при таком скоплении разношерстной публики порядка было мало. Доходило и до потасовки во время установления порядка танцев. Особенно часто это случалось, когда в одном зале играли местные и австрийцы. Иногда случались забавные случаи: один из гостей заказал польку, другой — вальс. Музыканты пробовали играть то и другое одновременно, и в конце умолкли. Все танцующие пары затоптались на месте, тогда только оба спорщика вышли в коридор и вернулись, лишь завершив дискуссию.
Наконец 29 декабря 1791 г. в это дело вмешались власти и объявили предписания, по которым должны были происходить балы в Львове. Таким образом, до полуночи должны были танцеваться попеременно польские и немецкие танцы, дальше, до половины второго — английские, после них в три наступала очередь снова польских и немецких танцев, а от трех до четырех — английская кадриль, и в конце снова до конца бала звучали польские и немецкие танцы. Было даже определено два получасовых перерыва: один в полночь, а второй в четыре. На всех балах за порядком должен был следить офицер полиции, он также следил, чтобы в танцевальный зал не заходили с оружием и со шпорами на сапогах. Во время религиозных праздников балы запрещались.
Редуты
Развернем пожелтевшие страницы львовского двухнедельника «Lemberg КК privilegirtes Inteligenzblatt», выходившего под редакцией уважаемого п. Миллера, каждый четверг и воскресенье, с 1796-го до 1811 г.
Европа тогда жила наполеоновскими войнами — Ульм, Иена, Аустерлиц. А что происходило во Львове, «императорском королевском городе», который после 1772 г. лежал далеко на обочине больших дорог истории? А Львов — играл. И не было на всю Западную Украину веселей города, чем Львов. Ведь на львовский редут (карнавал) приезжали гости не только из-под Кременца и Бердичева, а даже из самого Киева, пересекая границы двух цесарств.
На гравюре Герстенберга, изображающей львовские контракты, видим купцов, факторов, адвокатов, помещиков, которые толпой тиснутся в зал, освещенный жирандолями. Через минуту начнется бал, один из тех, которые начинались в контрактовых касино 5 февраля и продолжались до 2 марта.
После того, как австрийская власть ликвидировала францисканский монастырь, в монастырском костеле Св. Креста стал работать театр Богуславского. В 1792 г. этот костел выкупил энергичный предприниматель, директор немецкого театра, Генрих Булла и через три года под руководством архитектора Мерца пристроил на площади Каструм возле городского театра редутовые залы, которые должны были служить для ежегодных галицких контрактов. Именно Булла получил в благодарность за это право на пятнадцать лет организовывать забавы на время львовских контрактов.
Контракты проходили в течение трех недель после праздника Трех Королей (6 января), а с 1798 г. — с 1 февраля. На контракты съезжались купцы и шляхта со всей Польши. Как вспоминал Ян Дуклян Охоцкий, «не было такого дня во время контрактов, чтобы не было редута, бала или карнавала». Эти забавы получили громкую славу, хотя билеты были и недешевые — 15 крейцеров. В редутовых залах был, конечно же, буфет с бутербродами, закусками и напитками. А поскольку редуты проходили также и в театральном зале, то благодаря этому была получена огромная арена для забавы.
В течение зимних контрактов проходило два десятка, а то и больше, балов. Так, в 1806 г. с 26 января по 18 февраля в редутовых залах прошло тринадцать балов, девять — в «Русском отеле» Жоржа Гофмана, три — в касино Гехта, и еще немерено в локалях не столь престижных. 26 января было на балу более 900 человек. Гражданские лица платили 40 грейцаров, военные — 24.
«Едва пробили часы начало забавы, как зал начал наполняться толпой масок, — писал современник. — На всей улице и боковых переулках царил шум любопытных зевак. По улицам двигались самые многообразные маски, сновали общины расфранченных элегантов, мчались бесчисленные кареты и брички, везя на бальный зал роскошно маскированных дам. Казалось, что Львов оказался над Адриатикой и стал на соревнование с классическим отечеством игр.
В обоих редутовых залах представился вид ослепительной яркости красок и света. Залы пышно декорированы, а несметное количество канделябров и светильников-пауков разливали по ним море света. А по этому яркому морю света расплывались целыми радугами красок пышные костюмы, проплывали, как парусники, роскошные дамские фигуры, большинство красавиц появились полуобнаженными в греческих туниках. По залам сновали чуть ли не все мифологические богини и классические гетеры. Целыми роями — Венеры, Дианы, Психеи, Аспазии. Казалось, будто Олимп спустился в тот день во Львов. Другие красотки одевались в не менее экзотические костюмы, а точнее, раздевались».
