Юрий Винничук - Кнайпы Львова
Тонкий ценитель живописи, меценат, который покупал картины, сейчас сам искал покупателя для своих работ.
Со временем надежда на скорое освобождение блекла, настроение падало и охватывало отчаяние.
«Я исчерпан болезнью и должен теперь отживляться и одеваться, я дословно обносился, в лохмотьях и почти босой. Поэтому должен просить тебя выслать мне телеграфом 605 рублей на еду и валенки, которые стоят 150 рублей. Город Тюмень напоминает Перемышль, но не видом, а по величине. Я здесь должен находиться до конца срока ссылки, пять лет, т. е. до 7 января 1950 г.»
Последнее письмо, которое Екатерина Залевская получила во Львове по адресу: ул. Мохнацкого 2, кв.1, было написано другой рукой.
«Уважаемая пани, с искренним сожалением сообщаю, что муж ваш Владислав, который в последнее время работал на обслуживании тяжелых машин, умер вчера 28 декабря 1947 г. При случае добавляю, что был мне должен 125 рублей, которые я ему одолжил…»
Письма Залевского опубликовал недавно Ежи Яницки. Отдавая должное львовским увлечениям автора, должен привести характерный абзац, который относится к 1993 году и демонстрирует некоторую агрессивность автора: «Сегодня, когда за витринами «Свиточа» толпятся закутанные в платки бабы с банками молока, мужики в брезентовых фуфайках, и разгоряченным взглядом выискивают на полках сухари и печенье, не «выбросили» ли их в ту пору, так уже даже не слеза в глазу крутится, а жалость и тревога — какую-то теперь сладкую жизнь устроили себе современные львовяне».
Повторяю, написано это в 1993 г., и каждый читатель может сам оценить, что руководило автором: ностальгия по старому Львову или неприятие настоящего.
Эпилог
Ни Станислав Лем, ни мой отец ничего не знали о трагедии Залевского. В их памяти остался только сказочный мир витрин и сладкий вкус детства. Вкус, которого нам не испытать никогда, потому что каждый имеет свой. Никакие описания не воссоздадут его. Он умирает вместе с целым поколением.
Шахматисты кофеен
Шахматная жизнь Львова была тесно связана с кофейнями. Там собирались любители и мастера шахматного искусства. Более широкий интерес к этому виду спорта во Львове замечен в 1850–1852 годах. В Cafe Heinike на шахматных турнирах столы были заняты полностью, а сами игроки окружены такой тесной толпой болельщиков, что просто потом исходили.
В начале 1870-х годов по инициативе профессора Лавровского шахматисты, среди которых были также юристы Юлиуш Клееберг и Юзеф Кон, стали собираться в кофейне Миллера. А под конец 70-х — в кондитерской Матея Костецкого, куда сходился цвет интеллигенции.
Благодаря тому, что тесть доктора права и шахматного магистра Александра Лории (р. в 1868 г.) был владельцем «Венской», для шахматистов здесь отвели отдельную комнату. Тут собирались как сами игроки, так и болельщики. Оригинальным посетителем был глухонемой учитель труда школы глухонемых, сын священника, Эмилиян Пелех, который, наблюдая за игрой, всегда энергично размахивал руками, хлопал себя то по лбу, то по ноге, по несколько раз за вечер стремился уйти, но так и оставался до самого конца.
В 1893 г. во Львове организовали Клуб шахматистов, а первое их заседание состоялось 25 ноября в Гранд-отеле. Церемония увенчалась показательной партией и двумя корреспондентскими матчами с краковским и варшавским клубами. Ходы сообщались телеграммами. Клуб в ту пору имел 45 членов.
После того как Лория в 1899 г. утонул во время купания в Балтийском море, шахматисты перебрались в другие кофейни.
На переломе XIX–XX столетий деятельность клуба угасла, единственный турнир мастеров состоялся в 1904 г. Деятельность клуба восстановилась в 1912–1914 годах благодаря тому, что «Gazeta Wieczorna» ввела на своих страницах шахматный уголок. Тогда же в кофейне «Американская» (на ул. 3 Мая) состоялся турнир на первенство города.
Во время войны вновь наступил перерыв в деятельности клуба, а восстановился он уже в 1922 г. «Со дня на день видим большой интерес к шахматам у львовян, — вспоминал мастер спорта и многократный чемпион Генрик Фридман (погиб в немецком концлагере). — Кофейни, валы, сады, парки и замки точно переполнены роями шахматистов».
Осенью 1922 г. организуется группа шахматистов в «De la Раіх», которые становятся инициаторами создания нового Клуба шахматистов. Его центром стала кофейня «Варшавская». В середине 1920-х годов для шахматистов открыли свои двери «Лувр», «Мираж», «Рома», «Удзялова». В ту пору членов клуба уже было несколько сотен. В 1920—1930-х годах во Львове издавалось пять журналов, но кроме того почти каждая ежедневная газета имела свой шахматный уголок, и не только польская, но и украинская и еврейская.
В 1939 г. Советы закрыли буквально все клубы. Не спасло Клуб шахматистов даже то, что он опубликовал свое поздравление для шахматистов СССР, которых «объединила Красная армия».
Львовские гостиницы
В конце XIX в. в каждом городе Галичины начали появляться большие и маленькие гостинички, которые обычно имели очень скромные интерьеры. Но даже в самом скромном отеле должно было быть хотя бы несколько солидных комнат, которые предназначались для состоятельных посетителей.
Количество гостиниц в больших городах было большим, хотя преимущественно это были маленькие скромные домики. В 1902 г. в Галичине (и западной, и восточной) насчитывалось 935 гостиниц, в которых работало около 2900 человек, то есть по три человека на одно заведение. Больших отелей, имевших шесть и более работников, было около 9 %, а таких, где работало более двадцати, — только 0,5 %. Для сравнения: Краков в том году имел 18 отелей, Варшава — 32, а Львов — 48.
Как правило, в таких гостиницах в партере были кофейни или ресторанчики. Следуя моде, идущей с Западной Европы, возникали также так называемые пансионаты, в которых как отдельные лица, так и целые семьи снимали меблированные покои на длительное время. Пансионаты были меньше отелей и занимали только один небольшой домик или один этаж дома. Отличались они от отелей специфическим домашним настроем. Жители пансионата пользовались совместным салоном и совместной столовой, это способствовало их сближению.
Репутация таких заведений была разнообразной. Одни из них содержались уважаемыми вдовами, и попасть в такой пансионат можно было только по соответствующей рекомендации. Иногда под видом пансионата прятались нелегальные публичные дома, а панянки, которые снимали отдельные покои, занимались проституцией.
Так же было и с гостиницами. Некоторые из них оказывались скрытыми публичными заведениями, где панянки легкого поведения или их клиенты снимали покои почасово.
Довольно много было небольших скромных гостиничек, предназначенных для средне состоятельных клиентов — разного рода коммивояжеров, людей интереса, прибывавших из провинции. Иногда гости снимали не весь покой, а только кровать в многоместных комнатах. Умывались в мисках, а в клозет выходили во двор. Были и гостинички, которые славились высоким общественным мнением, имели изысканную мебель.
В крупных львовских гостиницах, кроме ресторанов и кофеен, были также погребки и парикмахерские. Холлы и лестницы устилались коврами, а на стенах висели картины. Ясно, что в таких отелях существовали и соответствующие санитарные условия — ванные, души. Цены на такие покои были очень высокими. Недаром была популярной поговорка:
Три вещи съедают человека:Любовь, отель и аптека.
В одной веселой песенке поется об отеле, который не отличался чистотой. Но именно так выглядело большинство отелей во Львове, и только некоторые из них предоставлялись для того, чтобы принять порядочных клиентов. Чтобы приманить посетителей, при отелях открыты были кофейни и рестораны, которые имели преимущественно те же названия.
«Английский отель»
Первым львовским отелем после отеля в касино Гехта был отель «Под Римским Цезарем», расположенный на ул. Карла Людвика, 15, в трехэтажном доме, который в середине XVIII в. соорудил предприниматель Иоганн Прешель. Дом был собственностью кастеляна Юзефа Потоцкого. В 1800–1839 гг. дом занимала генеральная военная комендатура. После перестройки, которую совершил Вильгельм Шмидт, 1 ноября 1840 г. здесь вновь открылся отель, но он уже назывался «Английским». Открыл его предприниматель Феликс Ланге из Брно. Гостиница имела сто номеров. Годовой налог для города составлял 3200 золотых гульденов, а в 1865 г. — уже 9200.
В 1870 г. была попытка разработать проект нового «Английского» отеля, и состоялся даже конкурс, но в конце концов здание в 1888 г. разобрали, и новый отель «Английский» перебрался под номер 21, где до сих пор был отель «Под Белой Лошадью». А на том месте построили Галицкую сберегательную кассу (теперь это Музей этнографии), которая до сих пор существует в арендованном здании на углу Третьего Мая и Ягеллонского.
