rakugan - Коридор
Динки тем временем принесла поднос с гренками и яичницей. От запаха еды меня замутило. Голова раскалывалась, я не понимал и половины того, о чем вещал Басти.
— Я тут сделал выписки, — брат зашуршал какими-то листками. — Итак, в 1475 году аптекарь Джон Бир из Хафсдейла попытался через Визенгамот взыскать с некоей Элизабет Мортон, торговки жабьей икрой, долг за гостеприимство, оказанное в свое время ее отцу. В качестве возмещения он требовал, чтобы Элизабет согласилась выйти за него замуж. Судьи приказали разжечь огонь в камине, а судебному приставу — лить воду из кувшина в таз. В присутствии горящего пламени и бегущей воды Джон Бир повторил свое требование. Если бы замужество и вправду было адекватным возмещением долга, то магия гостеприимства сработала бы, и, как здесь говорится, «уста означенной девицы Мортон немедля произнесли бы слова любви и согласия в адрес вышеуказанного Джона Бира». Но вместо этого они исторгли только «глумливые и непристойные выражения, отнюдь не подобающие девице». Поэтому Джону Биру в удовлетворении исковых требований было отказано. Также на него возложили уплату судебных издержек в размере трех галлеонов десяти сиклей, а девицу Мортон за оскорбление истца в зале суда приговорили к штрафу в размере…
— Хватит, хватит! — я замахал руками. — Басти, я сейчас свихнусь. Спасибо, более-менее понятно. А теперь остановимся на этом, ладно?
— Как знаешь, — слегка обиженно ответил он. — Кстати, было еще интересное дело в 1236 году. Послушаешь? Тут немного…
— Не надо! — взмолился я.
— Хорошо, оставайся невеждой, — согласился Басти и принялся за яичницу.
***
Для Красотки мнение моего брата всегда было не указ. Но через неделю она все же сдалась, после того, как Гарри бурно поблагодарил ее за подаренную на день рождения мантию Дай Ллевелина. Сам он, кажется, заподозрил, что с мантией что-то не то, но, чтобы сделать Красотке приятное, разгуливал в ней до вечера. Мантия была ему велика и волочилась по полу, поэтому Гарри напоминал домашнего эльфа-переростка, облаченного в полосатый чехол от матраса. Спайк боялся его в таком виде и каждый раз при встрече оглушительно лаял.
Зато Белла размякла и наконец позволила ему согласиться на предложение Рона. Вот так и вышло, что шестого августа, запасшись подарками для хозяев и выслушав длинную лекцию о том, как следует себя вести, Гарри отправился через камин к Уизли — они жили в Оттери-Сент-Кэтчпол, в доме с многозначительным названием «Нора». Динки под присмотром Беллы собирала чемодан с таким тщанием, словно мы отправляли ребенка в Букингемский дворец. Забавно, как нас больше волнует мнение врагов, чем друзей…
Гарри решительно заявил, что провожать его не надо — уж как-нибудь сумеет сам выговорить адрес. Должно быть, он боялся, что получится неловкая сцена. Но Белла, конечно, не собиралась отправлять его одного черт знает куда. Она поцеловала его на прощание, однако, стоило Гарри исчезнуть в камине, тут же аппарировала под разиллюзионным в Оттери-Сент-Кэтчпол. Надо же было убедиться, что ребенок прибыл по назначению, и посмотреть, пусть издалека, как его примут Уизли.
Я не стал ее сопровождать — меня ждали занятия поважнее. Дело в том, что накануне мне пришло письмо без подписи, с условного адреса Ткача. Он предлагал устроить общую встречу. «Мы имеем право знать, что происходит», — гласила приписка.
––––––––––––-
* Дэвид (Дай) Ллевелин - знаменитый игрок квиддичной команды “Кэрфильские катапульты”, известный отчаянным и безрассудным стилем игры. Погиб во время отдыха на о. Миконос в Греции, когда на него набросилась химера. В честь него названа палата в св. Мунго, где лечат укусы (в ней лежал Артур Уизли в ГП-5)
Глава 17
Он работал в банке и разбирался в таких вещах, как проценты и акции, а в этом чаще всего разобраться просто невозможно. Но он говорил: «Проценты растут» или «Акции падают» с таким видом, что всякий бы его зауважал.
Для встречи, куда я попал по присланному портключу, Уиган снял маленький коттедж в курортном городе Торки. Правда, в этот день отдыхающих, надо полагать, было немного — погода испортилась, лил такой дождь, что в двух шагах ничего нельзя было разглядеть. Зато крошечная кухня коттеджика выглядела теплой и уютной. Здесь было магловское электрическое освещение, слишком яркое, до рези в глазах, но Уиган предусмотрительно захватил свечи.
Когда я появился, помимо Ткача, в доме уже были Акушер, то бишь Причард, и Гвоздик, то есть Уиллоуби. Причард изменился мало, а вот Уиллоуби от спокойной жизни растолстел, как на дрожжах. Пока мы обнимались и хлопали друг друга по плечам, в кухню вошел Джем, левитируя перед собой поднос с бутылками пива.
— Все в сборе, — заявил Уиллоуби, устраиваясь на подозрительно хлипкой табуретке.
— «Гусеницы» не хватает, — заметил Причард.
— Кто такой Гусеница?— спросил я, и все заржали.
Как выяснилось, под этим именем был известен Северус Снейп, тот самый, что теперь вел у Гарри зелья. Воспоминания о нем я по большей части вырезал, так что теперь с интересом выслушал историю о недолгом пребывании Снейпа в разведотделе*. Поразительно, насколько случайное прозвище прилипло к нему, как родное. И вправду ведь похож на ядовитую гусеницу…
Впрочем, без Снейпа мы прекрасно могли обойтись. Сначала выпили за встречу, потом, в молчании, — традиционный тост за тех, кто не вернется. Поболтали о том, о сем, пока наконец Джем, взявший на себя обязанности председателя, не сказал:
— Ну что, ребята, давайте к делу…
Уиган ушел в соседнюю комнату и включил телевизор, чтобы создать дополнительный шумовой фон — хотя дом и так сто раз проверили на прослушивающие заклятия. Когда Ткач вернулся и сел, все уставились на меня. Я пересказал то, что знал о случившемся в Хогвартсе, и опустил в думосброс полученное от Гарри воспоминание.
Смотрели мы его несколько раз — и вместе, и поочередно. Мнения разделились.
— Это Лорд, — убежденно сказал Гвоздик.
— Похо-ож, — задумчиво протянул Акушер.
— Слушайте, вы у нас самые молодые и плохо его помните, — возразил Джем. — Ничего общего, я вам говорю!
— Да такой и был! — горячился Уиллоуби. — Вспомни последние годы… Он же под конец совсем свихнулся!
— Гадючка, что скажешь? — обратился Джем ко мне.
— Не он.
— Двое за, двое против, — подвел итоги Реннингс. — Ткач, твое мнение?
Фред Уиган молчал, задумчиво постукивая по столу длинными тонкими пальцами. Потом дернул кадыком и заговорил:
— Знаете, парни, что мне это напоминает? Плохо написанную программу. Вроде ничего, но временами подвисает.
Воцарилось молчание.
— Ты сейчас к кому обращался? — спросил наконец Гвоздик.
Фред улыбнулся.
— Да к вам, к кому же еще?
— Лично я по-китайски не понимаю… Ткач, объясни нормально, а?
— Вот говорил я вам: изучайте магловскую технику, — рассмеялся Уиган. — Программы — то, на чем работает компьютер. Что-то вроде… м-м… системы заклятий, без которых он превращается в груду ржавого железа. Так вот, если в них есть ошибки, программа будет работать со сбоями или вообще останавливаться. Это называется «зависать».
— Короче, что ты имеешь в виду? — вмешался Джем, сдувая пивную пену с усов.
Фред уселся поудобнее и наколдовал себе лист бумаги, на котором принялся чертить схему.
— Смотрите, что мы с вами увидели в воспоминании, — заговорил он размеренно, словно читал лекцию. — Во-первых, речевые особенности этого… м-м… существа. Постоянные повторы, затруднения со связной речью, длительные паузы, замедленная реакция…
— Ну-у, предположим, — согласился Гвоздик.
— Во-вторых, — продолжил Ткач, — пустопорожние разговоры. Будь это Лорд — он либо убедил бы Гарри, либо просто прикончил… Руди, извини.
Я только плечами пожал.
— У меня складывается ощущение, — резюмировал Уиган, — что это неудачная модель.
Никто ему не ответил. Все молчали, переваривая услышанное.
— Да ну, — сказал наконец Причард. — Не верю. Слишком много возни, а смысл? Предположим, Гарри не явился бы в подземелье — и где тогда зритель, на которого рассчитан спектакль? Уж скорее это сам, но еще сильнее тронувшийся после развоплощения, пусть он меня простит.
— Вот! — торжествующе сказал Уиллоуби и открыл очередную бутылку пива. — Я же говорю, что это он, и Акушер со мной согласен!
Я поднялся:
— Никто не возражает, если я пойду покурить? Простите, но вы-то слышите это в первый раз, а меня уже тошнит… И вообще меня больше волнует, что нам делать дальше.
— Ага, — неожиданно сказал Джем своим густым, басовитым голосом. — Ты иди, Гадючка, иди…
Когда я пробирался мимо него к выходу, моей руки коснулись мясистые пальцы, и я почувствовал в своей ладони что-то твердое. Очутившись в прихожей, открыл дверь на улицу — в лицо мгновенно полетели брызги дождя, — и лишь потом разжал ладонь. В ней лежала пробка от пивной бутылки.
