Личный опыт - Владарг Дельсат
— А могли? — удивился лечащий врач, впервые в жизни услышавший этот диагноз. Профессор был прав, озвучь его девочка и кто знает, как бы это восприняли. Мужчине стало стыдно.
— Еще как, не она первая… — вздохнул пожилой коллега, принявшись затем диктовать назначения. Не забыл ни про бандажи, ни про диету, улыбнувшись в ответ на благодарный взгляд ребенка. Все понимающего ребенка с просто стальной силой воли.
С появлением ортезов боль стала приемлемой, чтобы потом, как твердо знала Ленка, полностью исчезнуть. С кислородом и лежачим положением жить стало вполне комфортно, правда, насколько Ленка понимала, все придется делать самой — и терапию выбивать, и ЛФК, и прочие радости, что обещало веселые дни и ночи. В принципе, при условиях сидячего положения, от кислорода можно было отказаться. По крайней мере, днем. Тяжело вздохнувшая девочка смирилась, как смирялись и все ее пациенты. А вот Петунья очень внимательно расспрашивала докторов, понимая, что шесть долгих лет они с Верноном пытали малышку. Каждый день, каждую ночь, и только Дадлик…
Вот с Дадли все было непросто. Он не верил маме, совсем. Узнав, что сестренка больше не сможет ходить, пообещал остаться с ней в приюте, если мама решится, но Петунья давно уже приняла решение, в том числе и по месту обитания. Сначала женщина думала о Коукворте, но там был Снейп, тот самый Снейп, для которого люди — ничто, поэтому Петунья решила сменить графство.
Выписанных детей санитарная машина везла в какое-то незнакомое место, а Петунья все думала, как рассказать новости. За прошедший месяц при помощи Ленки Дадли как-то научился доверять маме, но именно, что «как-то». После всего случившегося плохо было с доверием у парня, просто совсем плохо. Тем не менее, Дадли просто сидел рядом с вполне уже нормально дышавшей Геранией, очень бережно обнимая сестру, а та успокаивала мальчика. И Петунья, слышавшая это, утирала слезы.
— Ты больше не ходишь, — вздохнул Дадли. — Как же в школе будет?
— Как-нибудь справимся в школе, — улыбнулась ему Ленка, точно зная, что в школе будет больно. Больно писать, больно кушать, а не кушать нельзя… А уж о туалете думать не хотелось совсем. Что переживают каждый день ее пациенты, доктор Лена знала отлично. Вздох ребенка отметила и Петунья, решив поговорить с дочкой дома.
— Мама, а куда мы едем? — удивился Дадли, совершенно не узнавая местность вокруг.
— Мы переехали, сыночек, — улыбнулась ему Петунья. — Совсем переехали, чтобы школа была для доченьки удобной, и чтобы…
— Забыть прошлое и начать с чистого листа, — закончила за нее девочка, кивнув. — Это правильно, меньше стресса — дольше жизнь.
Петунья задумалась над словами семилетнего ребенка, а вот доктор Лена оценивала свою способность передвигаться самостоятельно. Получалось грустно. Тип чем-то напоминал васкулярный, да еще и порок ей оперировать просто побоялись, решив скомпенсировать медикаментозно, что, в свою очередь значило — каждый день может быть последним. То есть — контроль, контроль и еще раз контроль. И режим, разумеется… Особенно, учитывая медикаменты.
— Вот здесь мы теперь и живем, — произнесла Петунья, когда санитарный транспорт остановился у небольшого двухэтажного дома, расположенного на углу двух улиц, прямо рядом с автобусной остановкой.
— Здорово! — обрадовалась доктор Лена, оценивая удобство расположения, а Петунья пока доставала и раскладывала коляску девочки, чтобы бережно пересадить ее под внимательным взглядом Дадли.
— В доме для тебя есть подъемник, — проговорила женщина, погладив девочку по голове, что оказалось очень приятным. — Ну и в туалете… тоже.
— Ура! — заулыбалась будто получившая подарок Ленка. В общем-то, так оно и было, это был бесценный подарок для таких, какой теперь была и она — делать что-то самой.
В доме действительно все было устроено так, чтобы было удобно, поэтому, не ожидавшая такого Ленка, приучавшая себя к имени Гера, просто обняла Петунию, показавшую себя не чопорной англичанкой, а человеком. Дадли удивился такому проявлению чувств, но сестре он доверял, потому решил, что все правильно. Вот затем настала пора обеда, и готовившей себя к этому процессу Ленке вдруг захотелось заплакать, но девочка себя сдержала. Насадок на столовые приборы здесь точно не было, а дети очень не любят, когда больно. Доктор Лена сейчас стала ребенком, очень хорошо осознавая это, но стоило ей только всхлипнуть, как Дадли явно привычно отобрал ложку.
— Ну что ты, не плачь, — очень ласково произнес мальчик, погладив Ленку по руке. — Сейчас братик покормит.
— Дадли? — удивилась Петунья, понимая, что сын привык кормить дочку, а это значит, что… — Как давно ты кормишь Геру?
— Год скоро будет, мама, — спокойно отозвался мальчик, набирая в ложку суп для сестренки. — Вы с папой при этом делали вид, что нас нет, как будто переставали видеть.
— Значит, почти год Гера не может даже поесть… — прошептала женщина, вспоминая все то, что ей сказал доктор. Петунье захотелось просто заплакать от осознания того, через что проходил ребенок. А Ленка спокойно кушала, вполне доверяя брату, имевшему уже довольно большой опыт в кормлении сестренки.
Часть 3
Петунья думала о магах. Женщина вспоминала все то, что рассказывала сестренка до того, как изменилась после своего пятого курса, понимая, что кому-то очень надо было, чтобы Герании было плохо. Как Дадли мог этому противостоять, она не знала. Однако выглядевший свежим шесть лет шрам на лбу девочки, обработанный врачами, вдруг зажил, хотя раньше… Могло ли так быть, что Вернон стал таким не потому, что напивался, а напивался, потому что делал что-то противное для себя самого? Но Вернон умер от инсульта, поэтому думать о нем не хотелось, все-таки бил он не только детей, самой Петунье не раз попадало от нетрезвого, отчего-то очень злого мужа. Хотя, как женщина сейчас смогла вспомнить: Вернон именно мужем не был, потому и Дадли на покойника совершенно не походил.
О чем Петунья не знала, так это о том, что и машина парамедиков, и полиция, и гроб были замечены соседкой — миссис Фигг, сделавшей определенные выводы из этого. А вот Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, получив доклад, просто проверил свои артефакты, получив
