Олег Баев - Основы криминалистики. Курс лекций
Несколько достаточно очевидных примеров, раскрывающих суть этого определения.
Если криминалистическая техника разработала научные основы и методики работы с дактилоскопическими следами (пальцев рук, губ, ушей человека), то частная криминалистическая методика расследования создает системы рекомендаций о том, на каких объектах наиболее вероятно наличие подобных следов и раскрывает доказательственную значимость их обнаружения и идентификации с определенным лицом. Скажем, при расследовании насильственных преступлений наиболее значимо их обнаружение на орудии преступления, при расследовании взяточничества – на предмете взятки (хотя, обратим на это внимание, сами методы и методики криминалистической техники при этом модифицируются нечасто).
Если следственная тактика суть средства предупреждения и преодоления противодействия при производстве отдельных действий и в целом при осуществлении уголовного преследования, то частная криминалистическая методика расследования интерпретирует эти средства к возможным особенностям оказания такого противодействия при расследовании преступлений отдельных видов. Так, следственная тактика обосновала постулат, что эффективность допроса напрямую обусловлена установлением следователем психологического контакта с допрашиваемым, разработала принципы и общие приемы его установления. Однако естественно, что способы установления контакта разительно отличны в зависимости от того, допрашивается ли лицо в связи с его уголовным преследованием в совершении коррупционного преступления, либо, например, сексуального посягательства. Частная методика и дает рекомендации по способам установления контакта при расследовании преступлений соответствующего вида.
Нет сомнений и в том, что при создании криминалистической методики соответствующей интерпретации подлежат не только средства и методы техники и тактики. В ней (что не отражено в приведенном выше определении Р.С. Белкина) творчески преломляются и достижения общей теории криминалистики, ее частных криминалистических учений (в первую очередь о механизмах совершения преступлений и следообразования, о следственных версиях и следственных ситуациях, о способах преодоления противодействия расследованию и т. п.). Здесь они выступают и используются как частные результаты проявления соответствующих закономерностей. А потому сразу замечу, что при изложении вопросов данной темы я буду вынужден напоминать некоторые основные положения из предыдущих лекций.
Таким образом, из сказанного с очевидностью следует, что криминалистическая методика носит ярко выраженный прикладной характер, непосредственно обеспечивающий эффективность реализации назначения судопроизводства по уголовным делам о преступлениях, относящихся к отдельным их криминалистическим классификациям (об этом будем говорить чуть позже).
В связи с такой ее направленностью я не считаю для себя необходимым здесь излагать историю возникновения и развития этой одной из основных категорий криминалистики и синтезирующего раздела этой науки. Также я позволю себе не вовлекаться в дискуссии по многочисленным теоретическим аспектам криминалистической методики, которые при всей своей несомненной важности все же непосредственно не столь прагматичны, «не являются действием, не служат непосредственно ему» (это положение, напомню, является формулировкой одного из основных постулатов прагматизма).
В то же время я с глубокой настороженностью отношусь к мнению А.С. Шаталова о том, что частная криминалистическая методика «должна содержать минимальное обоснование содержащихся в ней положений и должна быть представлена в виде криминалистических алгоритмов и программ расследования преступлений» [171] .
Уголовно-процессуальное исследование преступлений – процесс творческий. И как в любом творчестве, потребитель криминалистической методики (следователь и иной профессиональный участник этого процесса) должен не механически следовать тому или иному разработанному в теории алгоритму (программе), но осмысленно понимать, почему определенный его шаг если не оптимален, то наиболее рационален для исполнения. А это невозможно без понимания им сущности содержащихся в ней (методике) положений. Иными словами, потребитель методики должен быть вооружен знаниями не только о том, почему ему следует поступать определенным образом, но и о том, почему для него является оптимальным (рациональным) поступать именно предлагаемым способом (как говаривал А.В. Суворов, «каждый солдат должен понимать свой маневр»).
При этом нет ни малейших сомнений в том, что обобщение криминалистикой опыта расследования преступлений, относящихся к отдельным видам – «от Якимова, Шавера до Белкина», главным образом преследовало и преследует цель выявления, обнаружения в этом опыте неких общих черт, позволяющих использовать их при расследовании конкретных преступлений и формулируемых криминалистами в виде постулатов (теоретических, научных положений), на основе которых и разрабатываются частно-методические рекомендации. По существу, эти положения, повторю я, представляют собой результаты проявления выявленных при изучении криминалистического опыта и теоретически обоснованных закономерностей, изучение которых составляет предметную область криминалистики, в преломлении их к задачам данного раздела этой науки.
Аксиоматично, что к таковым в первую очередь относятся носящие дихотомический характер закономерности механизма совершения преступления и его отражения вовне, ибо реконструкция любого события, имевшего место в прошлом, возможна лишь на основе логического осмысливания возникших в результате события следов.
Вот как на сугубо прагматическом уровне и в самом умышленно огрубленном виде (диктуемом жанром и сюжетом произведения) изложили это положение братья Стругацкие:
«– Я заснул на берегу океана… Когда я проснулся, то увидел: на мокром песке возле меня следы человеческих ног. Я поразмыслил и понял: пока я спал, мимо меня прошел человек. Откуда я это узнал? Ведь я не видел человека, я увидел только следы. Я размышлял: раньше следов не было; теперь следы есть; значит, они появились, когда я спал. Это человеческие следы – не следы волн, не следы камня, который скатился с горы. Значит, мимо меня прошел человек. Так размышляем мы…» [172]
В криминалистической литературе механизм совершения преступления чаще всего рассматривается как сложная динамическая система, структурируемая его подготовкой, совершением и сокрытием. В свою очередь, эту систему, сам «механизм преступного поведения, – как о том пишет В.Е. Корноухов, – детерминируют две подсистемы – свойства личности и внешняя среда». Замечу, что изучению проблем механизма преступления в последние годы посвящен ряд весьма интересных монографических работ, в частности, А.М. Кустова «Теоретические основы криминалистического учения о механизме преступления» (М., 1997) и А.Ф. Лубина «Механизм преступной деятельности. Методология криминалистического исследования» (Н. Новгород, 1997).
В принципе такое понимание структур данных механизмов (совершения преступления и преступного поведения) возражений вызвать не может. Более того, оно представляется верным и с позиций системного подхода к изучению сложных объектов, одно из основополагающих положений которого гласит: «Поскольку свойства системы присущи только ей самой, но не ее частям, то стоит разделить ее на части, как эти свойства исчезнут… Разделив систему надвое, мы получим не две меньшие, а одну недействующую» [173] .
Я нисколько не преуменьшаю неразрывную значимость личности и среды в структуре механизма совершения конкретного преступления, конкретного преступного поведения. Однако все же для понимания механизмов преступления и преступного поведения как категорий криминалистики первостепенное значение имеет несколько иная система, которую вряд ли можно непосредственно отнести к среде: диспозиции определенных статей уголовного закона, типовые способы и типовая мотивация возможной их реализации субъектом.
Дело в том, на наш взгляд, очевидном факте, что для совершения преступления, относящегося к тому или иному виду, лицу независимо от его субъективных качеств и криминальной ситуации (о значимости которых с позиций методики речь пойдет ниже) необходимо совершить ряд типовых действий.
Сущность и характер этих действий предопределяются следующими моментами.
1. Содержанием соответствующей главы Общей и Особенной частей УК РФ, а если рассматривать эту проблему с сугубо практических позиций, то в первую очередь содержанием диспозиции конкретной нормы уголовного закона, которая очерчивает непосредственный объект и предмет определенного уголовно-наказуемого посягательства.
Сразу же оговорюсь: совершая преступление, его субъект, естественно, осмысленно не ориентируется на то, насколько «вписываются» его действия в диспозицию той или иной статьи Уголовного кодекса Российской Федерации. Исключением из этого, видимо, являются предумышленные преступления, в частности, скрываемые инсценировками (вспомните хотя бы обсуждение этих вопросов Бывалым, Трусом и Балбесом, которым заведующий складом «заказал» инсценировку кражи). Однако их противоправность, уголовно-правовая наказуемость всецело предопределяются именно этим – их соответствием определенной модели, в качестве которых и выступают диспозиции уголовно-правовых норм.
