Карбарн Киницик - Стивен Эриксон Кузница Тьмы
Он сидит посреди лагеря и вслушивается в разговоры, в слова собравшихся около костра и у палаток. Жесты и жалобы на сырость, на уклончивый, но мстительный дым костра. И еще он слышит непрестанные звуки ходящего по точилам железа - исправляются зазубрины, клинки вновь становятся острыми. Нарад среди солдат, настоящих солдат; работа их тяжела и неприятна, но отныне он может считать себя одним из них.
Отряд ожидал возвращения капитана Скары Бандариса, который с полудюжиной солдат уехал в Харкенас сопровождать заложников-Джелеков. Оставленный караваном Нарад оказался, избитый, опухший и полуслепой, на пути отряда и его взяли с собой, о нем позаботились, дали оружие и лошадь, и теперь он едет с ними.
Война с отрицателями началась здесь, в древнем лесу. Нарад даже не знал об угрозе войны; лесной народец никогда не производил на него впечатления. Они невежественны - наверное, как всякие плоды кровосмешения - и слабее овец. Жалкий враг, и война кажется ненастоящей. Несколько хижин, на которые отряд наткнулся вчера, не обманули ожиданий Нарада. Мужчина средних лет, хромой, и женщина, зовущая его мужем, и дети. Девица, что спряталась в хижине, могла быть красивой - до огня, но потом, выползая, она едва походила на разумное существо. Резня началась сразу. И была профессиональной. Ни изнасилований, ни пыток. Если смерть, то быстрая. Нарад сказал себе, что даже необходимость следует уравновешивать милосердием.
Одна проблема: ему трудно осознать необходимость.
Капрал Бурса сказал, что они с отрядом вычистили отрицателей из этого сектора - лес свободен на день пути в любом направлении. Сказал, что дело вышло легкое и, похоже, среди них мало воинов, лишь старики, матери и дети. Бурса напоминал Нараду Харала, но он сумел подавить инстинктивный грубый ответ. Он выучил урок, он хочет оставаться с этими мужчинами и женщинами, солдатами Легиона. Хочет быть одним из них.
Он вытащил меч в лагере отрицателей, но врагов поблизости не было, и не успел он это понять, дело окончилось, и остальные поджигали хижины.
Где спряталась та девушка, осталось загадкой, но дым и пламя сумели выгнать ее наружу. Нарад был поблизости - да, ближе всех - и когда она выползла, Бурса приказал избавить тварь от мучений.
Он все еще вспоминал, как подошел ближе, сражаясь с порывами жара. Она не издавала ни звука. Ни разу ни вскрикнула, хотя страдания ее, должно быть, были ужасными. Правильно это было - убить ее, покончить с муками. Он говорил себе так снова и снова, подходя все ближе, пока не навис над ней, глядя в обожженную спину. Вонзить клинок оказалось не так трудно, как прежде думалось. Эта груда вполне могла показаться свиной тушей на вертеле. Разве что черные волосы...
То есть... нет причины, по которой убийство должно его до сих пор тревожить. Но ему трудно смеяться и шутить вместе с остальными. Даже встречать взгляды трудно. Бурса попытался успокоить его, сказав, что лесной народ даже не Тисте, но это ведь неправда. Они Тисте - хромец, которого они зарубили, вполне мог быть из родной семьи Нарада, или кузеном из ближней деревни. Он был смущен, и смущение никуда не уходило. Если напиться, можно ощутить облегчение - хоть на время. Но такое в отряде запрещено. Они пьют пиво, ведь оно здоровее местной воды, но пиво слабое и его маловато, не на солдатскую глотку. Капитан Скара Бандарис не позволил бы и пива; по всем слухам, он жестко дисциплинирован и требует того же от солдат.
Но эти мужчины и женщины поклоняются своему капитану.
Нарад им завидовал. Он еще не встречался с капитаном и гадал: что такого в этом Скаре Бандарисе позволит оправдать резню отрицателей и всю проклятую войну? Нарад вырос на ферме, что лежала рядом с мелким поселком. Ему знакомы были обычные поводы для истребления вредителей - крысы несут заразу, зайцы жрут посевы и копают землю, так что резня оправдана. Он знал: нужно и об отрицателях думать подобным образом - как об инфекции и угрозе правильному образу жизни. Даже у крыс своя жизнь, но это их не спасает; не мешает им стать проблемой; не останавливает крысоловов и собак.
Он сидел на бревне подле палатки, в которую его распределили. Он то и дело смотрел на руки и тут же торопливо их прятал.
Это не убийство было. Милосердие.
Но он урод и мир уродлив, и это лицо - не его лицо, как и руки не его руки, и вчера преступление совершил кто-то другой. Он гадал, была ли та девица красивой. Верил, что да. Но красоте нет места в новом мире. В мире, в который его вверг Харал. Во всем виноват Харал, и однажды он убьет ублюдка.
Он поднял глаза, заметив движение на тропе. Показался мужчина верхом на муле.
Другие тоже заметили. Подошел Бурса. Капрал заметил взгляд Нарада и приглашающе махнул рукой. Нарад встал, ощутив тяжесть меча у бедра, тяжесть, которая всегда ему нравилась, но и тревожила... хотя теперь так и будет, от нее не избавиться. Он подошел к Бурсе.
Незнакомец даже не замедлился, увидев лагерь; по одежде было понятно, что он из знатных, хотя одер и запачканный ящик говорили совсем иное.
Бурса встал прямо на пути чужака, заставляя его натянуть удила. Нарад был слева. Он вдруг сообразил, что путь чужака ведет прямиком из лагеря отрицателей. И прищурился, видя на лице чужака преувеличенно-дерзкое выражение.
- Загадочными тропами вы странствуете, сир. - Бурса скрестил руки на груди.
- Вы даже не представляете, - отозвался незнакомец. - Успели почистить клинки? Вижу - да, и высоко ценю вашу дисциплину. Вы в мундирах Легиона Урусандера, но подозреваю, он не ведает о том, что творится его именем.
Бурса на миг онемел от такой дерзости, но затем засмеялся. - Сир, вы ошиблись...
- Капрал, я только что из крепости Вета. Был гостем лорда Урусандера почти весь месяц. Единственная "ошибка" здесь - ваше умозаключение о моем незнании. Так что спрошу снова: зачем легион ведет войну с невинными мужчинами, женщинами, детьми?
- Боюсь, вас заносит не туда, сир, - прорычал в ответ Бурса, и Нарад видел - в нем кипит гнев, поднимается бурлящая пена. Но чужак был, кажется, слеп или равнодушен.
Нарад положил руку на меч.
Глаза чужака метнулись к нему и снова уставились на Бурсу. - Не туда? Куда угодно, лишь бы не по пути с вами, капрал. Я возвращаюсь в имение отца. К сожалению, вы оказались на дороге, но дальше находиться в одной компании я не желаю.
- Момент. Мне приказано отмечать всех путешественников...
- Кто приказал? Не лорд Урусандер. Итак, я спрашиваю снова: кто отдает приказы Легиону Урусандера вместо него самого?
Лицо Бурсы краснело. Он натянуто сказал: - Мои приказы получены от капитана Хунна Раала всего три дня назад.
- Хунн Раал? Вы не из его роты.
- Нет, мы солдаты под командой капитана Скары Бандариса.
- А он где?
- В Харкенасе. Сир, вы едете, ничего не зная. Поднято восстание.
- Это я видел, - отвечал чужак.
Губы Бурсы превратились в тонкую бескровную линию. Он сказал, чуть помедлив: - Ваше имя, прошу. Если хотите проехать...
- Я Кедаспела, сын лорда Джаэна из Дома Энес. Я писал портрет вашего командира. Сказать ли вам, сколь многое увидел я в лице этого мужа, изучая его день за днем? Я увидел всё. Ни один обман не укроется от моего взора. Никакие злобные замыслы, сколь ни прячь их, не скроются от меня. Не сомневаюсь, вы следуете приказам Хунна Раала. Когда снова увидите косоротого пьяницу, передайте от меня послание. Не стоит воображать, будто лорд Урусандер стал всего лишь марионеткой, которую можно двигать туда и сюда. Начнете манипулировать Урусандером из рода Вета - пожалеете. Что же, мы оценили друг друга. Позвольте проехать. Уже поздно, а я скачу в компании привидений. Вам не захотелось бы, чтобы мы остались здесь.
Далеко не сразу Бурса отступил. Нарад сделал так же, ощущая, как сильно стучит сердце в груди.
Проезжая, художник повернул голову к Нараду и сказал: - Вижу того, кем ты был прежде.
Нарад застыл, кусая губы от стыда.
Кедаспела продолжал: - Но только это и вижу. То, что было внутри, вышло наружу. Мне жаль тебя, солдат. Никто не заслужил такой уязвимости.
И тут он поскакал через лагерь, сквозь толпу солдат - молчаливых и мрачных, словно испуганных этим невооруженным странником, мальчишкой-художником. Еще миг, и он исчез на дальнем краю поляны, где изгибалась тропа.
- Дерьмо, - буркнул Бурса.
У Нарада были вопросы, но выражение лица капрала его остудило. Капрал был бледен, он смотрел туда, где пропал художник, в глазах какое-то смятение, почти ужас. - Капитан приказал сидеть тихо, - шепнул он. - Но шлюха Хунна Раала сказала... - Замолчав, он оглянулся на Нарада. - Ну хватит, солдат. Иди в палатку.
- Слушаюсь, сир, - ответил тот.
И торопливо пошагал, не сводя глаз с лежащего у входа в палатку бревна. Нарад касался кончиками пальцев линий лица и в первый раз ощущал страх перед тем, что находит.
Засуха выморила поле, копыта коней врезались в почву как мотыги, вырывая траву, и в конце концов там не осталось ничего живого. Мастер оружия Айвис вышел с поля, покрывшись мелкой пылью. Кожа одежд запачкалась, поддевка пропотела на спине и подмышками. Позади неохотно оседали тучи бурой пыли; отряд, который он муштровал на прогалине, в полном составе отступил под сень деревьев, отчаянно ища прохлады. Они почти не болтали: Айвис довел всех до изнеможения. Некоторые почти падали, мотая головами. Другие легли в траву опушки, закрывая глаза ладонями. Доспехи и бурдюки с водой валялись, словно после битвы или ночи пьяного разгула.
