А. Галкин - Рефераты для дурёхи
Тиресий, второй после Креонта, не желает открывать Эдипу истины. Он пришел, но хочет тотчас же уйти. Эдип опять настаивает, требуя от Тиресия высказаться и открыть правду. Между ними происходит перепалка, во время которой Тиресий всеми силами пытается удержать Эдипа от познания истины, поскольку это желание узнать истину, по его мнению, есть только следствие неразумного упрямства и бессмысленного гнева царя Эдипа. Мало того, слепой Тиресий намекает царю Эдипу на то, что добиваться истины все равно что ослепнуть от гнева или лишиться рассудка. Зачем человеку в ослеплении собственного неразумия знать, к чему приведет его судьбоносный жребий? Не лучше ли бежать подальше от знания будущего?
Эдип упорно идет навстречу своей судьбе: он обвиняет Тиресия в безразличии к судьбам Фив, упрекает его в отсутствии гражданского чувства, даже в измене. Все для того, чтобы узнать убийцу Лаия, то есть предстать лицом к лицу перед фактом собственного преступления. Ведь как раз сам Эдип и убивает отца, исполняя дельфийские пророчества.
Тиресий
О знанье, знанье! Тяжкая обуза,Когда во вред ты знающим дано!Я ль не изведал той науки вдоволь?А ведь забыл же – и сюда пришел!
Эдип
Что это? Как уныла речь твоя!
Тиресий
Вели уйти мне; так снесем мы легче,Я – свое знанье, и свой жребий – ты.
Эдип
Ни гражданин так рассуждать не должен,Ни сын; ты ж вскормлен этою землей!
Тиресий
Не к месту, мне сдается, речь твоя.Так вот, чтоб мне не испытать того же…
(Собирается уйти.)
Эдип
О, ради бога! Знаешь – и уходишь?Мы все – просители у ног твоих!
Тиресий
И все безумны. Нет, я не откроюСвоей беды, чтоб не сказать – твоей.
Эдип
Что это? Знаешь – и молчишь? Ты хочешьМеня предать – и погубить страну?Тиресий Хочу щадить обоих нас. К чемуНастаивать? Уста мои безмолвны.
Эдип
Ужель, старик бесчестный – ведь и каменьСпособен в ярость ты привесть! – ответ свойТы утаишь, на просьбы не склонясь?
Тиресий
Мое упорство ты хулишь. Но ближеК тебе твое: его ты не приметил?
Эдип
Как речь твоя для города позорна!Возможно ли без гнева ей внимать?
Тиресий
Что сбудется, то сбудется и так.
Эдип
К чему ж молчать? Что будет, то скажи!
Тиресий
Я все сказал, и самый дикий гнев твойНе вырвет слова из души моей.
Тем не менее, вопреки своему упорному нежеланию открывать правды Эдипу, Тиресий по ходу дальнейшего страстного и гневного спора бросает Эдипу слова обвинения в том, что он убийца своего отца и он же «в общенье гнусном с кровию родной» живет, «сам грехов своих не чуя!» Он безжалостно предрекает не поверившему в слово истины Эдипу изгнание из Фив и слепоту: «И вместо света тьма тебя покроет».
Метафора слепоты – центральная метафора трагедии. Истина ослепляет Эдипа. Он готов несправедливо и незаслуженно послать на смерть Креонта, считая, что тот коварно подговорил слепого прорицателя Тиресия высказывать всю эту бессмыслицу. Вот почему, по догадке Эдипа, Креонт и советует Эдипу послать за Тиресием. Креонт, кажется Эдипу, задумал свергнуть его с трона и занять фиванский трон вместо него, Эдипа, законного царя.
От смерти Креонта спасает его сестра Иокаста. Эдип изгоняет из Фив Креонта. И снова мы видим как бы предсказание, пророчество о том, что исполнится с самим Эдипом. Если первое предсказание – явление слепого старца Тиресия – предрекает слепоту Эдипу, то второе предсказание – изгнание Креонта – предвещает опять-таки изгнание из города самого Эдипа, пускай и добровольного.
Третий персонаж, который всячески удерживает Эдипа от познания истины, – его жена Иокаста. У Софокла возникает мотив рока. Иокаста рассказывает Эдипу, как в Дельфах Лаий, ее муж, получил предсказание, будто бы он будет убит сыном. Тогда Лаий приказал, согласно комментаторам трагедии «Царь Эдип», «проколоть младенцу сухожилия у щиколоток и связать ноги сыромятным ремнем. Воспалившиеся и опухшие в результате этой варварской операции ноги и дали якобы повод спасителям ребенка назвать его Эдипом: это имя греки производили от глагола «вспухать» и существительного «нога». Эдип – «с опухшими ногами»».[4] Иокаста знает только то, что ее трехдневного сына отец, «сковав суставы ножек, рукой раба в пустыне бросил гор!» Иокаста сомневается в предсказании дельфийского оракула, потому что Лаий был убит разбойниками у распутья трех дорог, и Аполлон не заставлял «малютку отцеубийством руки обагрить». «Напрасен страх был, Лаию внушенный», – сокрушается Иокаста.
Рассказ Иокасты дает новый импульс расследованию Эдипа. «У распутья, где две дороги с третьею сошлись» – эта пространственная координата, отмеченная Иокастой, почти убеждает Эдипа в том, что он действительно убийца отца. Он просит Иокасту уточнить внешний портрет первого мужа («Могуч; глава едва засеребрилась; // А видом был он – на тебя похож»), и теряет едва ли не последние сомнения в том, что Тиресий был прав в своих обвинениях.
Всякое драматургическое произведение, конечно, имеет свои условности. Не избежала этого и трагедия Софокла. За 20 лет семейной жизни супруги ни разу не обмолвились о прежних событиях: Иокаста до этого якобы ничего не рассказывала о смерти первого мужа, Эдип ничего не говорил о своем убийстве путника, с которым они поссорились на перепутье трех дорог. Впервые он поведал Иокасте и о том, что ушел от своих родителей из Коринфа, коринфского царя Полиба и его жены Меропы, потому что услышал от пьяного гостя, будто бы он, Эдип, «поддельный сын отца». Сомнения настолько поглотили его, что он отправился в Дельфы к дельфийскому оракулу Аполлона и получил от бога страшные пророчества: он, мол, убьет собственного отца и будет жить с матерью, с которой породит в преступном браке множество детей. Вот почему он бежал от родителей из Коринфа – чтобы избежать пророчества. Тогда-то он и убил путника на дороге:
Эдип
Когда уж близок был к распутью я,Навстречу мне повозка едет, вижу;Пред ней бежит глашатай, а в повозкеСам господин, – как ты мне описала.И тот и этот силою меняПытаются согнать с своей дороги.Толкнул меня погонщик – я в сердцахЕго ударил. То увидя, старец,Мгновенье улучив, когда с повозкойЯ поравнялся – в голову меняДвойным стрекалом поразил.Однако Он поплатился более: с размахуЯ посохом его ударил в лоб.Упал он навзничь, прямо на дорогу;За них и прочих перебить пришлось.
Впрочем, психологически можно мотивировать неожиданность рассказа супругов, живших 20 лет вместе и молчавших, их нежеланием бередить рану. Иокаста потеряла сына, едва его родив. Эдип стал убийцей нескольких человек. Бежал от посоха Эдипа один только раб, который как раз и рассказывал Иокасте о нападении разбойников на Лаия. Обратим внимание, что эти исповедальные рассказы Иокасты и Эдипа вновь происходят публично, в присутствии хора фиванских старцев. Корифей хора сочувствует Эдипу:
И мы в тревоге; все ж, пока свидетель (тот самый раб)Не выслушан – надежды не теряй!
Хотя Иокаста настаивает на неверии в «гаданья божьи», и ее малютка, погибший сам, не мог убить отца, однако она несет венок с цветами и горсть ладана в качестве жертвы и приношения богу, чтобы задобрить Ликийского Аполлона. Она молится богу, дабы тот отвел унынье от Эдипа, ее мужа и царя Фив.
Следующее свидетельство окончательно подрывает веру Эдипа в благополучное разрешение дела. От коринфского вестника он узнает, что умер его отец Полиб, коринфский царь, или, вернее, тот, кого он считал своим отцом. Вестник много лет назад был пастухом, который отдал Полибу и Меропе Эдипа, получив младенца от другого пастуха, принадлежавшего Лаию. Полиб и Меропа воспитали Эдипа как сына. Этот вестник много лет назад собственноручно развязывал израненные ноги младенца Эдипа.
Последняя надежда Эдипа – пастух. Быть может, он скажет, что Эдип невиновен, что все это ошибка, дурной сон, наваждение, а дельфийские оракулы – только ложное гадание и обман.
Иокаста отчетливо понимает: Эдип – преступник, но еще можно остановиться, уйти с площади во дворец, прекратить это нелепое следствие и продолжать жить как ни в чем не бывало дальше, забыв обо всем, что здесь произошло. Она делает последнюю отчаянную попытку остановить Эдипа, спасти ее мужа и отца ее детей, спасти народ Фив от немыслимого позора, который того и гляди падет на их справедливого и милостивого царя.
Иокаста
Коль жизнь тебе мила, оставь расспросы.Молю богами, – я и так страдаю. (…)Эдип, молю, послушайся меня!
Эдип
