Майя Тугушева - Под знаком четырёх
И Сименон на сходство не согласен: «Я другой, я не Мегрэ», — твердил он в «Я диктую»: «Мне доводилось читать, что будто он — всего лишь моя копия. Категорически отрицаю. Он никогда не был мною». И кажется, чтобы подчеркнуть разницу, он и написал «Записки Мегрэ», использовав хитроумный прием, несколько напоминающий тот, к которому прибегла Агата Кристи, выведя себя под именем миссис Ариадны Оливер: Сименон дал возможность персонажу посмотреть на автора и вынести о нем суждение. Мы видим не только Мегрэ глазами Сименона, мсье Сима, каким он был в двадцать лет, — настырного газетчика, журналиста и романиста, уже стяжавшего популярность развлекательными романами, мсье Сима, допущенного теперь в кабинеты уголовной полиции на Набережной Орфевр. Здесь мы видим Сименона, то есть мсье Жоржа Сима, глазами комиссара полиции Мегрэ. Эффект очень сильный: представьте себе на минуту, что Дюпен рассказал нам об Эдгаре По, Холмс — о Конан Дойле, а Пуаро с галантным поклоном предъявил точный портрет дамы Агаты. Что же получилось? Каков молодой Сим на взгляд Мегрэ? Во-первых, умен и образован, хотя не закончил коллеж. Мегрэ тоже не доучился из-за смерти отца, он только два или три года занимался в медицинском коллеже, но пришлось ему избрать должность канцеляриста в полиции, и одно время он носил форму, а это всерьез его смущало. Что касается криминологии, так Сим в познаниях ее иногда превосходит Мегрэ (между прочим, немыслимо, чтобы Уотсон напомнил Холмсу о преступлении, о котором тот не знал бы или на худой конец забыл). Но в целом Сим произвел впечатление довольно благоприятное: очень начитан, хотя любит показать эрудицию, держится с достоинством, хотя по молодости лет иногда разговаривает с Мегрэ с оттенком превосходства и даже бывает «нахален». Коллизия: детектив — рассказчик, заданная По и Дойлом, предстает читателю в новом ракурсе.
Но почему все-таки Мегрэ вздумалось заняться записками и рассказать о самом себе? Есть у него претензия к мсье Симу: зачем, например, у Сима он носит котелок, а не шляпу? И пальто с бархатным воротником, которого у него нет? Ведь во всем, даже в мелочах, нужна достоверность! Однако помнится, и Холмс наставлял доктора Уотсона, требуя большей натуральности. И Уотсон тогда ему резонно возразил: взгляните на полицейские отчеты. Вот уж где точность и «натурализм, доведенный до крайности, но это отнюдь не значит, что они хоть сколько-нибудь привлекательнее и художественнее». И тут Холмс внезапно соглашался с Уотсоном: «Для того чтобы добиться подлинно реалистического эффекта, нужен тщательный отбор», — неожиданная уступка Уотсону и как бы «рассказчику» Симу, темпераментно возражающему комиссару полиции Мегрэ: «Неужели я должен ради мелких подробностей жертвовать достоверностью?» Сим тут практически перефразирует Уотсона, утверждая: «Ведь чрезмерное стремление к объективности («натурализму». — М.Т.) искажает истину». Сим имеет при этом в виду определенную книгу, «Правдивые рассказы» бывших следователей, которые ему поставил в пример Мегрэ. Нет, Сим не согласен: детектив необходимо свести к простому механизму. В «Правдивых рассказах» толчется пятьдесят инспекторов, осведомителей и добровольцев, а нужны двое-трое, причем одному из них надлежит быть самым интересным. Да, есть Люка, Жанвье, Торранс, Лапуэнт, но над ними возвышается фигура Великого Координатора Мегрэ. И чем дальше, тем он становится интереснее, глубже и человечнее Еще в начале их знакомства Сим обещал Мегрэ, что он в последующих романах о его детективных подвигах «обрастет плотью и заживет более осмысленной жизнью». И Сименон обещание сдержал, избрав для этого не очень оригинальный способ: передоверив Мегрэ многие свои мысли, и чувства, и речи. Так что категорическое отрицание: «Я — другой, я не Мегрэ» не совсем соответствует действительности.
Но так Эдгар По, оставляя себе роль рассказчика, незаметно для себя самого отождествлялся с блистательным логиком Дюпеном. Так Конан Дойл, столь похожий внешне на добряка Уотсона, с годами все более становился Шерлоком Холмсом, и в своих собственных глазах — тоже. Так Агате Кристи все ближе делалась мисс Джейн Марпл.
«Записки Мегрэ» лишний раз подтверждали, что проблема тождества автора и персонажа очень интересует и Сименона. Это для него повод спросить и попытаться ответить на вопрос: может ли человек хорошо знать самого себя? И что вернее, собственное представление о себе или взгляд со стороны, и возможно ли вообще написать о себе объективно, и каков процесс перевоплощения автора в героя? Ответ таков: Сименон все больше становится своим Мегрэ, а Мегрэ все чаще воспринимался читателями как alter ego Сименона.
Что самое интересное, Сименон наделил его и своим, в буквальном смысле слова, творческим методом. Однажды Сименон сказал американскому издателю Карвеллу Коллинзу, что, работая над романом, он «переселяется» в своих персонажей целиком, переживая все перипетии их жизни, и после пяти-шести дней работы мучительно устает, поэтому может находиться в таком состоянии переселения душ самое большее одиннадцать дней. Надо сказать, этим же качеством, умением перевоплощаться, обладал и один из ранних героев Сименона. Он еще только писал развлекательные романы, но уже возник в его воображении герой по имени Жарри, которому хотелось быть и парижанином, и рыбаком из Бретани, и крестьянином, и мелким буржуа. И, когда появился Мегрэ, Сименон оставил ему эту жажду перевоплощения в других людей. Мегрэ вживается в их жизни. Каждое происшествие, которое он расследует, для него драма. Он про себя «играет» каждую судьбу. Он знает и понимает человеческую натуру и умеет интерпретировать поведение своих персонажей. «Люди вокруг живут, в полном смысле слова, минутой. А Мегрэ живет как бы тремя, пятью, десятью жизнями сразу, он в Канне и в Сен-Рафаэле, на бульваре Батиньоль и на улице Коленкура» («Порт туманов»). Эта вездесущность и возвышает Мегрэ над остальными, делает его «штопальщиком», или «адвокатом» человеческих судеб. Мегрэ не так уж хорошо знает, например, художников, артистов, ученых, — социально они ему чужды, но его собственный артистизм и интуитивное понимание характера помогают Мегрэ «вживаться» и в этих малоизвестных ему людей. Так Сименон наделил Мегрэ своим даром художественного прозрения…
Роман «Питер Латыш» Сименон написал, по одним сведениям, за неделю, по другим за три-четыре дня. (Своеобразный скоростной рекорд он поставил с «Танцовщицей из Мулен» — этот роман он сочинит за двадцать четыре часа.) А всего с 1923 по 1972 год Сименон напишет 220 романов. С каждым возрастал его профессионализм, сюжеты становились динамичнее, стиль — точнее. «Я работаю так: после полудня от 16 до 19.30 я пишу главу от руки, карандашом. На следующее утро от 6.30 до 9.30 я отпечатываю окончательный вариант на машинке, выбрасывая «красивые фразы», прилагательные и все, что мне кажется «литературщиной». Перед всем этим я испытываю священный ужас. Я хочу, чтобы не было «жира», чтобы фраза была целиком на службе сюжета. Никакого блеска…»
Оказывается, — подсчитал Сименон, — словарный запас рядового француза шестьсот слов. Такое впечатление, что их не больше и в романах о Мегрэ. Сименон говорил, что употребляет лишь конкретные слова — обычные и всем понятные. Никакого украшательства. Речь должна быть предельно ясна и проста: «Если вы хотите сказать, что пошел дождь, так и пишите — идет дождь». Наверное, руководствовался он и знаменитой чеховской заповедью: «краткость — сестра таланта». «Главное в произведении — обнаженный человеческий характер. Остальное читатель домыслит сам. Раньше романистам приходилось описывать все. Техника информации в нашу эпоху дает читателю достаточно широкое образование, а писателя избавляет от лишних слов… Читателю не нужны эпитеты и подробности, не имеющие значения для развития сюжета, ничего не добавляющие к образу персонажа. Надо рассчитывать на знание читателя и будить его фантазию. Так ведь делали и великие русские Гоголь, Чехов, Достоевский».
Отвечая на ритуальный вопрос журналистов о любимых писателях, Сименон всегда называл эти три фамилии: «В Гоголе меня покоряет удивительное умение воссоздавать жизнь, мир. В Чехове его любовь к людям, мечта изменить их судьбу к лучшему. Достоевский вдохновил меня на поиск: перечитав его, я стал искать причины необъяснимого на первый взгляд поведения человека — следовательно — персонажа… Как писатель я горжусь тем, что получил свое первое литературное образование на произведениях классиков русской литературы, творчеством, гуманностью и глубиной мысли которых не перестаю восхищаться», — подтвердил Сименон неизменность своей любви, выражая благодарность нашим соотечественникам, поздравившим его с 85-летием.
Сименону с юности хотелось стать писателем «того же класса, что Джек Лондон, а может быть, — кто знает? — класса Конрада». И он был приятно удивлен, услышав однажды в ответ: «Вам нет в том необходимости. Вы писатель класса Сименона».
