Проблема классификации языков в свете нового учения о языке - Иван Иванович Мещанинов
Прежде всего, не подлежит сомнению, что ныне существующие языковые группировки вовсе не изначальны. Они оформляются в процессе исторического развития, и выяснение места их в этом процессе вовсе не уточняется традиционными поисками пра-языков. Именно поэтому индо-европеистические построения и оказались крайне упрощенными и вовсе не обоснованными на чрезвычайно сложном ходе истории.
С другой стороны, перестраиваясь в лингвиста-историка, языковед нашего времени неминуемо выходит за узкие рамки привлекаемого индо-европеистикою материала не только в ширину, с привлечением диалектов и говоров, но и в глубину в пределах досягаемого материала, хотя бы по сохраняющимся в нем пережиткам предшествующего иного состояния. Такое расширение представляется необходимым, во-первых, потому, что история языка вовсе не ограничивается периодами одной только письменной речи и кроме того вовсе не полностью в ней представлена. Письменная речь, к какой бы древности она ни относилась, не создает впервые выраженного в ней языка, а лишь передает уже наличные его нормы, создавшиеся задолго до работы писца. Ввиду этого, исследователь, приступая к анализу речи письменного памятника, как к неоспоримому историческому документу, не сможет понять структуры речи его источников без установления корней изучаемого периода самого исследуемого памятника. Историческая его характеристика останется неуловленною без постановки вопроса о содержании предшествовавшей ему бесписьменной речи и самой качественно иной письменности предыдущей ступени, давших и строй исторически зафиксированного языка и схему исторически начертанного письма. Следовательно, история развития речи, необходимая в своем уяснении для правильной постановки проблемы классификации, должна браться во всем охвате всего досягаемого исторического процесса.
Именно это и отметил Н.Я. Марр в своей речи на ноябрьской сессии Академии 1932 г. По его словам
«мы вклинились в разгар социалистического строительства, не только назревшего за это время исторически, но и реализуемого в гигантских стройках материального производства на хозяйственном фронте, и связанное с ним идеологическое производство, в частности, мы свидетели сдвигов в языке и мышлении в путях максимального содействия и качественного повышения производства и втянутым в него, вслед за рабочим классом, крестьянским массам и всем трудящимся в перевооружении для работы по-новому. Независимо от указанной целевой установки наш метод исторического изыскания ведет всегда от близкого к дальнему, от родного к чужому, от известного к неизвестному, в языках – от новых к старым, от устных живых к так называемым мертвым письменным – классовым (в классовых же переделках иногда они и ныне бытовые – первобытного общества), в области материального производства – от памятников материальной культуры позднейших и современных бытовых к древним и древнейшим»[2].
Только таким путем можно с доступною полнотою проследить и идущий процесс трансформации языковых систем и движущие его силы. Но в ходе этого процесса выявляются не одни только внутренние языковые перестройки, но и языковые схождения, установить каковые невозможно без более широкого привлечения различных языков в горизонтальном разрезе синхронического их сосуществования. При таких условиях сам принцип группировки должен коренным образом измениться с непременным учетом того, что само распределение языков не может быть стабильным и неизменным для всех их периодов и тем более не может быть изначальным. Языки изменяются как в процессе движения своих внутренних противоречий, так и в идущем ходе сближения языков и частичного слияния их, поэтому подлежат уточнению пути схождения языков, различные в различные периоды и при различных условиях одного и того же периода. Например, схождение монгольских языков может итти другими путями, чем схождение тюркских и на иных условиях, чем шло схождение романских. Все это затрудняет проблему группировки языков и то же время требует уточнения самих признаков отнесения данного языка к той или иной группе.
Н.Я. Марр, подходя к разрешению выдвигаемых вопросов методом диалектического материализма, выдвигает в последних своих работах схему распределения языков по стадиям и системам в пределах всего глоттогонического процесса. Под стадиею понимается им отрезок от одной коренной перестройки до другой. Между этими начальным и конечным пунктами идет процесс внутреннего развития с обострением внутренних противоречий до момента взрыва цельности языковой структуры.
Каждое стадиальное состояние требует выявления присущих ему закономерностей, разнообразящихся в зависимости от условий развития конкретных языков, но все же общих в своем основном направлении и в своей основной характеристике. Так, например, агглютинация будет неоднотипна в различных языках, но все же система прилеп окажется ведущим характеризующим признаком для определенной языковой группировки. Разнообразия будут заключаться в деталях, также как детализируются отдельные моменты взрывов и вызывающие их внутренние и внешние причины. В частности, переход древне-греческого в ново-греческий, переходы персидских языков, начиная с ахеменидского, вызваны не одними только внутренними причинами роста языка.
Равным образом, образование каждого языка в начальном периоде его существования является следствием ломки предшествующего состояния другого языка или ряда других языков, в результате чего появляется новый язык, сигнализирующий свое прошлое сохраняющимися пережитками в виде наличных в нем архаизмов. Но и эти архаизмы находятся уже под воздействием чуждых им норм нового состояния, в силу чего могут измениться в своем прежнем облике, чем и затрудняется автоматически точное восстановление прошлого по наличным в языке пережиткам. Этим осложняется палеонтологический анализ речи и спуск в более древние периоды, не сохранившие цельных языковых структур. Оказывается, таким образом, что одним формальным анализом ограничиваться и в данном случае не приходится.
Индо-европейская школа обходит всю эту сложную обстановку и вовсе не ставит вопроса о происхождении изучаемого языка, или же разрешает его тем же формально-типологическим методом, возводя романские языки к латинскому, всегда в пределах только письменных источников, и оставляя почти без всякого внимания все население древней Галлии, говорившее на каких-то иных, чуждых римлянам, языках. Лишь в отдельных случаях имеются намеки на миграцию, там же, где переселенческий момент не улавливается или где имеется более данных об автохтонной перестройке, вопрос генетического порядка вовсе обходится молчанием. В таком положении лингвист оказывается нередко, так, например, трудно объяснить появление языка ахеменидской Персии VI века до н.э. переселением народа, засвидетельствованного в своем имени Парсуа на том же месте, во всяком случае еще в VIII веке (см. клинообразные надписи Вана и Ассирии), ссылка же на мидийский язык темна и непонятна, так как сами же персы времен Ахеменидов различали оба языка своими переводами (язык второй категории ахеменидских надписей). При таких
