Юрий Левада - Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005
Если же рассматривать трудовые предпочтения, оказывается, что из выбирающих вариант небольшого гарантированного заработка таковых 64 %, а среди тех, кто хотел бы много работать и хорошо зарабатывать, – 68 %. Различия не столь велики. Аналогичная картина получается и с распределением ожиданий от власти. Среди ожидающих заботы о гражданах к свободным относят себя 66 %, столько же и среди ожидающих поддержания порядка в обществе, среди ждущих охраны прав и свобод – 69 %. Возникает предположение, что ценностные ориентации не имеют заметного влияния на самоопределение «свободного человека». Попытаемся проверить его по другим данным исследования 2003 года.
Из полагающих себя свободными людьми 61 % (при средней 55 %) положительно оценивают сближение России со странами Запада, 18 % (22 %) – отрицательно. Политические свободы считают «очень» и «довольно» важными 51 % «свободных» (средняя – 45 %) – В этой группе согласны с тем, что было бы лучше, если бы все в стране сохранялось «как до 1985 года» 38 %, не согласны – столько же (средние показатели – 44:35). «Русскими людьми» постоянно чувствуют себя 82 % (средняя – 77 %). Некоторое превышение прогрессивных мнений, очевидно, обусловлено возрастным, т. е. более молодежным, составом группы. 45 % ее представителей считают нынешнее время «своим», только 26 % сожалеют, что «их время» уже ушло (средние показатели – 31 % и 36 %).
Но вот «советскими людьми» из числа «свободных» постоянно чувствуют себя даже чаще, чем в среднем – 38 % (33 %). А идею «Россия для русских» полностью поддерживают среди них 26 % (в среднем – 21 %), в целом одобряют 54 % (средняя – 530 %), отрицательно оценивают 16 % (18 %). Время правления Сталина из числа «свободных» оценивают позитивно 28 %, негативно – 45 % (в среднем 28:45).
Подытоживая приведенные данные и соображения, можно утверждать, что понятие «свободного человека» в сегодняшнем общественном мнении не связано политическими, гражданскими, интеллектуальными свободами. Это прежде всего признак жизненного успеха (наличия ресурсов или надежд для него). Заметный рост числа считающих себя свободными в последнее время связан преимущественно с динамикой оптимистических настроений в обществе, о которой шла речь в начале статьи. Об их истоках и природе еще придется говорить.
Где «счастия ключи»?
Перейдем теперь к самому общему и наиболее, видимо, субъективному показателю состояния общественных настроений. Готовность определить собственное существование или жизнь своей семьи как счастливые обусловлена такими обстоятельствами, как оценки прошлого состояния, надежды на будущее, сравнения с положением и аспирациями других субъектов, критерии успеха и благосостояния, а также возможности различных бедствий и т. д. Значительную роль здесь играют также национальные традиции, психологические ресурсы терпения и оптимизма. В свое время В. Даль относил к словарной статье «счастье» и успех, и удачу, и благополучие. Все эти компоненты представлений о счастье и счастливых людях заметны и в результатах исследований.Таблица 9.
«Если говорить в целом, Вы счастливы?»
(% от числа опрошенных)
Очевидно резкое увеличение доли считающих себя счастливыми за последние годы; за это время заметно уменьшилось число несчастливых. Рассмотрим более внимательно соответствующие данные по различным возрастным группам (табл. 10).
«Счастливые» настроения более всего возросли среди молодых, но и в старших возрастах самооценки заметно улучшились. Более наглядно представлена динамика индекса (последней колонки табл. 10) на рисунке 2.
Уровень образования оказывает определенное, но не особенно сильное влияние на распределение «счастливых» билетов. Вполне счастливыми считают себя в 2003 году по 19 % имеющих высшее и среднее образование и 16 % – среди малообразованных. «Скорее счастливыми» – соответственно 60 %, 56 % и 50 %, скорее и совершенно «несчастливыми» – 15 %, 18 % и 25 %. Иное дело – уровень благосостояния. Среди самой низшей группы («едва хватает на продукты») всего 42 % счастливых, несчастливых – 48 %, а среди состоятельных («хватает на товары длительного пользования, дачи и пр.») – соответственно 83 % и 12 %. А из тех, кто добился всего, что хотел, счастливыми считают себя 92 % против 3 %, из неудачников – 41 % (не так уж мало!) против 51 %. Главными признаками счастья, как и во времена В. Даля, выступают благополучие и удача (и еще в большей мере – это касается молодежи – надежды на достижение того и другого).Таблица 10.
«Счастливые» и «несчастливые» в различном возрасте
(% от числа опрошенных в каждой возрастной группе)
Добавим некоторые штрихи к социальному портрету «человека счастливого». Он несомненно больше живет сегодняшним днем, ищет удовлетворения своих запросов в нынешней реальности. Вполне счастливые скорее не согласны с тем, что лучше бы сохранить в стране положение «как до 1985 года» (37 % против 42 %), в то время как у самых несчастливых соотношение мнений обратное (65 % и 22 %). Счастливые чаще (48 % против 42 %) признают, что в последние годы произошли большие изменения, несчастливые чаще (52 %) полагают, что «по сути ничего не изменилось». Среди несчастливых преобладает представление о том, что СМИ были более интересными в советское время (50 %), чем сейчас (20 %), тогда как «счастливые» предпочитают (52 %) СМИ последних лет и только 23 % выше ставят их работу в советский период.
Рисунок 2.
Индекс «счастья»
(разность между числом опрошенных, назвавших себя «счастливыми» и «несчастливыми», %)
Счастливые чаще признают моральную ответственность за происходящее в стране (18 % против 10 %) и за работу своего предприятия. Если бы можно было выбирать, 49 % счастливых и 50 % не относящих себя к ним предпочло бы небольшой гарантированный заработок, – различия не столь велики. Но «много работать и хорошо зарабатывать» в первой группе хотели бы 27 %, во второй – только 9 %. Завидуют те и другие, конечно, прежде всего богатым, притом почти в равной мере – 69 % и 65 %, затем талантливым, и тоже одинаково часто (30 % и 29 %), зато удачливым счастливые завидуют вдвое чаще (40 % против 19 %), – опять выходит на поверхность связь понятий счастья и удачи.
Но вот что кажется труднообъяснимым: к счастливым готовы отнести себя многие из неудачников и даже аутсайдеров позитивных перемен. Если взять обычную шкалу вариантов приспособления (адаптивного поведения), то среди тех, кто «не может приспособиться» к переменам, 54 % считают себя более или менее счастливыми, среди живущих «как раньше» – 750 %> среди тех, которым «приходится вертеться», – тоже 75 %, ну а из числа нашедших «новые возможности» таких все 90 %. К счастливым относят себя 83 % полностью «свободных» и 57 % тех, кто совершенно не считает себя свободными. Или, скажем, 92 % называющих себя «удачливыми» и 32 % «неудачников».
Как у бессмертного Козьмы Пруткова: «Если хочешь быть счастливым, будь им»? Распространенность желания видеть себя счастливым требует объяснений уже за пределами понятий удачи и благополучия. Одно из них – в массовом воображении за желанное счастье охотно принимаются отдельные признаки такого состояния или сопутствующие ему феномены, например, отсутствие крупных несчастий, бед, конфликтов, появление оптимистических надежд и, разумеется, реальные или преувеличенные сдвиги в положении страны и материальном положении граждан. В динамике социальных надежд сказывается механизм, подобный тому, который в экономике называют мультипликатором: относительно небольшие сдвиги в реальном положении (как к лучшему, так и к худшему) вызывают значительно более заметные изменения масштабов соответствующих ожиданий. В числе прочего, это связано и с масштабами самих ожиданий, запросов (в контексте данной статьи – критериев счастливых и несчастливых самооценок).
Можно отметить, что общественный оптимизм последнего времени практически во всех возрастных группах носит некоторый «ювенильный», порой даже инфантильный оттенок, поскольку обусловлен завышенными надеждами, в частности – на «отеческую» власть и ее высшего носителя.
Парадокс агрессивности
Как уже отмечалось, существование чувств озлобленности, агрессивности в 2003 году отмечают реже, чем четырьмя годами ранее, и еще реже респонденты признаются в их наличии у себя. Сейчас агрессивности чаще всего сопутствуют усталость, отчаяние, а также зависть (как «у других», так и «у себя»). Чаще всего (25 %) отмечают агрессивность «у других» 50-летние, реже всего – самые молодые, до 20 лет (9 %).
Но если рассмотреть реакции носителей различных общественных настроений на одну актуальную и острую проблему – отношение к приезжим «с Юга», получим картину несколько неожиданную и довольно однообразную. Наиболее распространенными оказываются в среднем подмеченные «у других» чувства раздражения (25 %) и неприязни (27 %) к мигрантам, реже упоминается страх (6 %); почти половина (44 %) никаких особых чувств не испытывает. Примечательно, пожалуй, что в этом пункте практически почти незаметны отличия в оценках чужих и собственных настроений («свои» чувства в тех же терминах описывают 23 %, 28 %, 4 % и 43 % соответственно). Признающие, что у них окрепли собственные чувства ожесточения, агрессивности, чаще других отмечают раздражение (38 %) и неприязнь (36 %) к чужакам. Примечательно другое: носители иных настроений в данном случае не слишком отличаются в описании своих эмоциональных установок. Скажем, из тех, кто отмечает у себя усталость, безразличие, о раздражении и неприязни говорят 31 % и 30 %, из отчаявшихся – 31 % и 35 %, из обиженных – 32 % и 31 %, из одиноких – 34 % и 27 %. Ненамного лучше и чувства тех, кто собственные переживания описывает скорее позитивно: так, из носителей «надежды» раздражение и неприязнь к приезжим испытывают 23 % и 28 %, «чувства собственного достоинства» – 23 и 29 %, «свободы» – 25 и 26 %, «уверенности» – 22 и 23 %. Короче говоря, если не две трети, то более половины или почти половина выражают свои переживания в связи с массовой миграцией «чужих» в резко негативных терминах, – но не связывают такие установки с ожесточением, агрессивностью. Объяснить последнее можно, видимо, массовым характером и привычностью враждебных (как известно, действующих и на официальных уровнях) установок в отношении «чужих». Кроме того, в общественном мнении такие реакции, скорее всего, расцениваются как защитные по отношению к «коренному» большинству населения.
