Юрий Левада - Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005
Предложенная в мониторинговом опросе методика изучения пяти выделенных адаптивных групп оказывается действенным инструментом, позволяющим рассмотреть многие характерные особенности социального поведения человека в современных общественных условиях. Этот инструмент имеет несомненные преимущества перед использовавшимся ранее (в исследованиях по программе «Советский человек»). Но, как и любая иная типология, он неизбежно сглаживает «острые углы», т. е. различия внутри выделенных групп. Поэтому за рамками типологического анализа остаются крайние позиции, а вместе с ними как узлы наибольшей напряженности, так и «точки роста», образцы и механизмы возможного развития существующей ситуации, динамика положения активных социальных групп. Для анализа таких проблем требуются другие инструменты.
«Истина» и «правда» в общественном мнении Проблема интерпретации понятий
Истина есть великое слово и еще более великий предмет. Если у человека еще здоровы дух и душа, при звуках этого слова его грудь должна вздыматься выше.
Гегель
Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман
Пушкин
При анализе данных социологических исследований неоднократно – в различных контекстах – приходится сталкиваться не только с проблемой правдивости или «искренности» получаемых ответов, но и с массовой интерпретацией самих категорий истины и правды.
Согласно многолетним наблюдениям, первая группа проблем представляется как будто инвариантной по отношению к социальному контексту: доля правдиво отвечающих достаточно велика, а заведомо неискренние ответы в значительной мере «гасят» друг друга. На эту особенность массового поведения опираются все массовые опросы, как выборочные, так и сплошные (актуальный пример – переписи населения). Это относится в первую очередь к «незаинтересованным» опросам, т. е. непосредственно не затрагивающим интересы и симпатии респондентов; в «заинтересованных» ситуациях (выборы, референдумы) создается несколько иная, эмоционально напряженная связь между декларативным и реальным поведением (например, между заявлениями и реальными намерениями, первоначальными намерениями и итоговыми действиями). Здесь играют значительную роль такие факторы, как неуверенность и колебания настроений электората, относительная рациональность предпочтений, информационная ситуация, различного рода давления на его выбор и т. д. В данном случае этот круг проблем можно оставить без рассмотрения. Ограничусь лишь одним замечанием, которое подкрепляется опытом различных электоральных исследований и пригодится в дальнейшем анализе: как правило, «заинтересованный» ответ дается в пользу относительно лучшего – или наименее худшего — варианта.
Проблема истины или «правды» (об особенностях употребления этих терминов речь пойдет несколько позже) применительно к положению человека в социальной системе более сложна. С помощью данных массовых опросов нетрудно подтвердить довольно банальное суждение о том, что практически в любом социальном диалоге на микро-и на макроуровнях ни одна из сторон не является вполне искренней: правящие и подданные, воспитатели и воспитанники, участники социальных и групповых взаимодействий не говорят друг другу «всей» правды – то ли преследуя свои собственные интересы, то ли ради утешения, успокоения и т. п. другой стороны (как известно, эти варианты не исключают друг друга). В массовых социально-политических опросах мы, естественно, сталкиваемся преимущественно с диалогом «власти» с «людьми» и постоянно убеждаемся в том, что люди не получают полной и правдивой информации от власти, причем достаточно хорошо знают об этом и, более того, довольно охотно мирятся с этим. Или даже, выражаясь известной поэтической формулой, «низким истинам» предпочитают «возвышающий обман». Но констатировать столь очевидные феномены ради простого обличения власть предержащих и власти покорных – непродуктивно, неинтересно, и обращать внимание на это стоит лишь для того, чтобы подойти к таким проблемам, как допустимые рамки и «цена» подобного обмана и самообмана в наличной ситуации, как соотношение неустранимых «допусков» с претензиями или иллюзиями в определенных условиях.
Для начала – несколько типовых ситуаций, возникших в ходе опросов общественного мнения в последние годы.
Ситуация 1: «Говорят ли (“они”) нам правду?»
Информационный повод – сильное и все еще непреодоленное смятение в умах в связи с гибелью «Курска», точнее – в связи с тем, как это событие было представлено общественному мнению. Ведь это был первый случай, когда действия президента В. Путина большинство оценило как неадекватные (и сразу после события, летом 2000 года, и год спустя, в 2001 году). В этой связи президент потерял го% поддержки, но, как известно, довольно быстро наверстал упущенное.
Смятение в умах в данном случае явилось прямым результатом растерянности и разноголосицы в верхах (президент, прокуратура, флотское командование), что нашло отражение в содержании и тоне освещения инцидента в массмедиа. Несмотря на все принятые, в том числе на высшем уровне, экстраординарные меры по успокоению родственников, даже после подъема корпуса лодки и похорон жертв в общественном мнении остался тяжелый осадок. В частности, устойчиво преобладает мнение, что власти не говорят народу правду о случившемся (так считали 76 % в июле 2001 года, причем из одобряющих деятельность президента – 74 %, из не одобряющих – 85 %) и даже что «мы никогда не узнаем правды» о случившемся (67 % в ноябре 2001 года).
Пожалуй, наиболее показательно, что позицию «не говорят правды…», «никогда не узнаем правды…» разделяет большинство поддерживающих президента В. Путина. Это значит, что люди, одобряющие деятельность президента, как бы заранее готовы к тому, что «правды» по такому болезненно острому вопросу им не дают и не дадут. Очевидно, перед нами не просто привычно «слепая» поддержка власти, а готовность «закрыть глаза» на привычную неискренность этой власти.
Еще одна сторона той же проблемной ситуации – уровни или мера «правды», которые становятся доступны массовому сознанию: констатация факта (ср. известный ответ В. Путина на вопрос американского журналиста о случившемся с подлодкой – «она утонула»; впрочем, путь к такой констатации оказался далеко не простым – кто не помнит, что в первые дни население получало официальную информацию в терминах «авария», «жертв нет», «установлена связь»), затем поиски виновных (первым намеком на их существование явилась президентская «зачистка» адмиральского корпуса через полтора года после события). Далее, видимо, следует анализ причин, факторов и обстоятельств катастрофы; пока общественному мнению явлен лишь один отрицательный их результат – отсутствие такого фактора, как «иностранная подлодка».
Очевидно, что последовательность и временная протяженность представления обществу различных уровней информации обусловлена не столько техническими, сколько социально-политическими обстоятельствами (интересы структур власти, военных, ВПК и др.). В этой связи неизбежно возникает вопрос об информированности самих различных властных структур, прежде всего президентской, пользующейся особым вниманием и доверием общества. Согласно ряду опросов последних лет, в общественном мнении существует довольно устойчивое представление о том, что президент получает от своего окружения преимущественно неполную и неверную информацию (по ряду опросных данных 2000–2001 годов, такое мнение разделяли более половины населения).
Укорененное в мифологемах отечественной истории представление о том, что от «первого лица» всегда скрывают «правду», в данном случае исполняет понятную функцию освобождения верховного правителя (в нынешних условиях, очевидно, президента) от ответственности за неудачи управления, в то же время сохраняя за ним в общественном мнении роль благодетеля. (Как известно по опросным данным, президента чаще считают ответственным за повышение зарплат и пенсий, а правительство – виновным в росте цен…) Тем самым поддерживается традиционно-«фольклорная» картина власти.
Ситуация 2: Чечня
Информационная картина чеченского конфликта в массовом сознании россиян не менее сложна – и как минимум не менее поучительна. В годы первой кампании 1994–1996 годов официальное освещение происходящего вызывало – в значительной мере, под влиянием тогдашних СМИ – очевидное неприятие со стороны большинства населения. Сейчас, при изменившейся ситуации на российском информационном поле, официальным сообщениям по-прежнему в населении мало доверяют (согласно данным одного из опросов 2001 года, лишь 27 % в той или иной мере доверяют сообщениям российских СМИ из Чечни, 66 % – не доверяют им), но других источников информации фактически не имеют. Результатом оказывается крайне противоречивая картина «правды»: подавляющее большинство соглашается с тем, что федеральным силам в Чечне противостоят бандиты и наемники, что жестокости наподобие «зачисток» и бессудных расправ по отношению к ним вполне оправданны; в то же время сообщениям об успехах не верят, операции войск и действия президента по отношению к чеченской проблеме считают безуспешными, публикуемые данные о потерях «своих» – недостоверными и т. д.
