Юрий Левада - Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005

Отсюда и преобладание пессимистических суждений относительно возможных результатов конфликта (чаще всего упоминается возможность его распространения на другие регионы Северного Кавказа). И отсюда же, конечно, устойчивое преобладание установок на мирное урегулирование как единственно возможный выход из безнадежной ситуации. Если выражаться предельно кратко, то недоверие к получаемой информации рождает растерянность, а она, в свою очередь, стремление уйти от конфликтной ситуации.

Впрочем, обнаруживается – причем не у большинства общественного мнения, а скорее у элитарных, более ответственных его фракций – стремление уйти от самой информации о происходящем. Примером может служить обстановка дискуссий вокруг фильма «Покушение на Россию», созданного при поддержке Б. Березовского. В данном случае нас интересуют не оценки содержания фильма (по мнению 43 % респондентов в одном из мартовских опросов 2002 года, причастность ФСБ к взрывам домов в 1999 году нельзя исключать), а суждения относительно дальнейшего расследования дела и массового показа кинокартины. Как выяснилось, 39 % опрошенных считают необходимым продолжать расследование «до полного выяснения истины, сколько бы времени и сил оно ни заняло», несколько меньше (33 %) полагают, что «мы никогда не узнаем всей правды; это расследование надо прекратить, чтобы не будоражить общество», 16 % уверены, что в этом событии очевиден «чеченский след», и остается лишь найти виновных, остальные (12 %) затруднились ответить.

Из общего числа опрошенных 53 % (против 35 %) хотели бы, чтобы «фильм Березовского» был показан по центральному телевидению. Наибольший интерес к фильму проявили самые молодые респонденты. Несколько неожиданным кажется, что из партийных электоратов только на правом фланге большинство против показа киноленты: среди избирателей СПС такую позицию выражают 51 % (против 46 %), среди избирателей «Яблока» – 49 % (против 31 %). Возможно, это объясняется недоверием к спонсору фильма.

Ситуация 3: Отечественная война 1941–1945 годов

В июне 2001 года более двух третей (68 %) против одной четверти (25 %) опрошенных признали, что не знают всей правды об этой войне.

С постановкой такого вопроса мы переходим от «правды на злобу дня» к иным – и далеко не только историческим – планам постановки интересующей нас проблемы. По сути дела, события последней «большой» войны XX века – не ушедшие в историю, а длящиеся факторы, продолжающие влиять на формирование национального самосознания. Оценка этих событий, предпосылок, последствий, потерь, деятелей войны и т. д. за минувшие 50 лет постоянно актуализируется со сменой общественно-политической конъюнктуры, с пересмотром доминирующих идеологем, с доступностью источников и пр. А поскольку «та» война и победа, по данным ряда исследований, остаются в глазах населения главным событием отечественной истории XX века, да и всей истории России (о причинах такого мнения немало сказано [39] ), то суждения по ее поводу непосредственно касаются социально-исторического самоопределения народа, общества (т. е. как бы ответов на серию мировоззренческих вопросов типа «кто мы?», «где мы?», «с кем и против кого мы?»). Или, иными словами, не «правды фактов», а «правды смыслов» — и даже, в пределе, «правды Смысла» в наиболее обобщенном его виде.

Как известно, коллизии с этой темой с разной интенсивностью происходят непрерывно на протяжении всех послевоенных лет. Сталкивали «большую правду» военных событий («всемирно-историческую», «генеральскую») с «малой» («окопной», «лейтенантской», «солдатской»), «нужную» (выгодную, удобную) с «ненужной» (опасной, дезориентирующей) и пр. и пр. В оные времена по этому поводу раздавались прямые указания и наказания, попозже и доныне действуют скорее – и довольно сильно – механизмы косвенного давления.

Соблазн «возвышающего (или утешительного, спасающего, удобного…) обмана», в данном случае легендарно-героического образа большой войны, действует и «сверху» и «снизу», он удобен для многих людей и общественных групп. Довольно редкие (в основном локализованные конъюнктурными сдвигами) попытки избавиться от военно-героической мифологии доселе встречают сильнейшее, в том числе «внутреннее», «низовое», сопротивление. К тому же, как свидетельствует опыт последних десятилетий, разоблачение определенных мифологических структур отнюдь не выводит общественное сознание из мифологических рамок.

Ситуация 4: о цензуре и свободе мнений

В последнее время, в связи с известными переменами в условиях деятельности СМИ, в опросах общественного мнения неоднократно ставился вопрос об отношении к публичной разноголосице в прессе и о возможности установления каких-то форм цензуры.

Согласно одному из всероссийских опросов 2001 года, 53 % согласны с тем, что «для того, чтобы разобраться в происходящих событиях, необходимо знать различные точки зрения», 36 % полагают, что «разноголосица сбивает с толку, СМИ должны освещать события с единой, правильной точки зрения». По поводу публикации критических материалов о деятельности высших чиновников 42 % опрошенных сочли, что «нужно говорить всю правду о нашей жизни, какой бы она ни была», но 41 % предпочли бы «взвешенную» подачу такой информации, чтобы она не нанесла вреда стране, а по мнению еще 11 %, «не следует пугать людей всякими ужасами и разоблачениями», дабы люди больше думали «о хорошем, о наших успехах».

Цензуру (предварительную проверку) публикаций СМИ ради сохранения общественной нравственности склонны поддержать 77 %, ради «объективности информации» – 62 %, для защиты высокопоставленных деятелей от резкой критики – 25 %, для недопущения сообщений, «несовместимых с государственной идеологией и политическим курсом», – 29 %. Как видим, значительная часть – но все же меньшинство населения, преимущественно люди «старой закалки», пожилые – предпочитают «дозированную» правду и не задумываются о том, какие социальные коннотации (предпосылки и последствия) означает допущение цензурного контроля. При этом явный политический контроль большинством отвергается (скрытый политический нажим и контроль над СМИ, как показывает опыт последних лет, то же большинство не замечает или не хочет замечать).

В любом случае вопрос о цензуре имеет две стороны: что нам «позволяют» видеть и на что мы сами согласны закрывать глаза – ради собственного спокойствия и ради сохранности привычных символических структур.

Дополнительная иллюстрация: «правда необходимая» и «правда опасная»

Одно из недавних (май 2002 года) региональных исследований дает дополнительный материал к пониманию трактовки термина «правда» в общественном мнении. (Полученные данные не являются строго репрезентативными для населения страны, но показывают некоторые характерные для него распределения установок.)

Таблица 1.

«Важно ли знать правду…»

Подавляющее большинство во всех выделенных ситуациях настаивает на том, чтобы знать «всю правду». Примечательно, что на первых местах по важности – сугубо актуальные темы (экономика, коррупция, президент) и, естественно, Отечественная война. Менее всего волнуют людей деятельность нынешних спецслужб, а из исторических событий – репрессии 30-х годов. Последние две упомянутые позиции явно соотносятся друг с другом: миновало время разоблачений, адресованных НКВД-КГБ. Относительно больше интерес к историческим событиям, равно как и к экономическому положению и коррупции в возрастной группе 40–54 лет, у высокообразованных, у демократов (голосовавших за Г. Явлинского на президентских выборах). А правду о В. Путине чаще хотели бы знать среди старших групп и среди менее образованных, голосовавших за Г. Зюганова. (Легко предположить, что «правда» в данном случае в значительной мере выступает как «разоблачение», которое скорее интересует оппозиционно настроенных людей.) О войне знать правду больше всего хотели бы люди старше 40, с высшим образованием, голосовавшие за Явлинского, т. е. традиционные носители демократических установок.

О какой «правде» идет речь?

Как уже отмечено, приведенный выше набор примеров позволяет судить лишь о том, как чаще всего воспринимается соответствующая категория в общественном мнении. Разумеется, в массовом опросе категории задаются исследователями, но респонденты реагируют на них в соответствии со своими установками. Поэтому имеется возможность отметить основные особенности восприятия массовым сознанием категории «правды».

Во-первых, речь почти всегда идет об «ограниченной» правде, отнесенной к определенному явлению, событию, поступку. Следы тревожившей поколения философствующих мыслителей Правды-Истины, равно как и придуманной отечественными моралистами Правды-Справедливости, здесь трудно обнаружить. Эта правда чаще всего ситуативна, прагматична («правда-польза»).