Уолтер Брюггеман - Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение
Для понимания взглядов интерпретаторов самое важное место — 4 Цар 17:7–41. Это — длинное, местами скучное богословское размышление о судьбе Самарии и разрушении Северного царства ассирийцами. Однако в нем содержатся очень важные для Девтерономиста идеи. Какими бы ни были геополитические и военные причины нападения ассирийцев на Северное царство, все девтерономические редакторы единодушно убеждены в связи государственного кризиса и потери земли с волей и действиями ГОСПОДА. Глава 17 начинается с обвинения Израиля в длительном нарушении первой заповеди, говорящей об исключительной верности ГОСПОДУ (ст. 7–12). Обвинение продолжается в стихах 14–17. Лишь в стихе 13 говорится о том, что ГОСПОДЬ через пророков многократно посылал народу предостережения, пытаясь вернуть его к себе. Таким образом, по мнению Девтерономиста, пророки становятся главными действующими лицами истории Израиля и Иудеи. Осуществление приговора — стих 18, краткое, но ясное сообщение об изгнании (см. также стихи 20–23). В стихе 19 «историк» останавливается, чтобы сказать несколько слов об Иудее, предсказывая события глав 18–25, также завершающихся изгнанием жителей Иудеи. Благодаря этому стиху становится очевидным знакомство «историка» с судьбой не только Северного, но и Южного царства.
Конец 17–й главы (стихи 24–41) — более поздний рассказ о народах, переселенных ассирийцами в Самарию. В данном случае мы имеем дело с созданным в Иерусалиме литературным сочинением, в котором описываются распространенные среди населения севера неортодоксальные религиозные взгляды. Позже переработанная версия этого фрагмента превратилась в обличительную речь против «самаритян» — евреев бывшего Северного царства, которые оказались «неполноценными евреями», не соответствующими требованиям послепленного иерусалимского иудаизма.
Еще один важный элемент второй части повествования книг Царей — собрание повествований о пророках, представленное в 3 Цар 17 — 4 Цар 9. Главные действующие лица этого собрания — Илия, Елисей и Михей, сын Иемвлая. Эти повествования не несут следов девтерономической «истории», тем не менее они стали важной частью окончательной версии текста, составленного девтерономическими редакторами.
Здесь описаны великие драматические характеры деятелей, которые постоянно незримо присутствовали в земле обетованной, совершая великие чудеса и занимая в рассказываемой здесь истории главенствующее место, обычно отводимое царям. Традиционно эти истории считаются «народными преданиями», корни которых уходят в прошлое, уже не поддающееся никакой реконструкции. Теперь, сильно преувеличенные в результате постоянных пересказов, они стали эпосами. Подобная оценка верна, если только она не приводит к выводу о том, что эти рассказы вымышлены и их не следует воспринимать серьезно. Они занимают в книгах Царей очень большое место (почти одну треть всего повествования), уже только поэтому их следует воспринимать серьезно, учитывая то значение, которое придавал им интерпретатор, собравший текст воедино. Похоже, в данном случае мы имеем дело с эпистемологическим кризисом, выход из которого был найден благодаря этим историям, ставшим альтернативой царской «истории». В них мы находим свидетельство о знании, жизни, реальности, неподвластных царям.
Термин «народные» указывает на то, что значительная и устойчивая часть населения не принимала культурные установки царского истеблишмента и городской элиты, но обладала собственными средствами для интерпретации, выражая свою жизнь совершенно по–иному. Джеймс К. Скотт в своих работах исследовал «скрытую экзегезу», существовавшую в крестьянских общинах, ее развитие, передачу и значение для выживания этих общин. Именно эта экзегетическая традиция становится ключом к указанному повествованию. По мнению Скотта, в этих общинах историческая реальность воспринималась совершенно иначе, что и давало им силы и возможности для выживания (J. С. Scott 1985; 1990). На мой взгляд, гипотеза Скотта позволяет понять причины появления и сохранения преданий о пророках. Более всего поражает то, что Девтерономист сохранил эти предания, уделив им столь значительное место в царском цикле. Эти предания противостоят претенциозным монархическим традициям, и совершенно очевидно, что именно с этой целью они были введены в текст.
В этих историях запечатлена социальная жизнь, не подчинявшаяся царской власти. Постоянное пересказывание этих сюжетов само по себе стало знаком «гражданского неповиновения». Они свидетельствовали о том, что значительная часть жизни неподвластна царям, она протекает в мире, управляемом ГОСПОДОМ, гораздо более реальном и осязаемом, нежели представляется властям. Яркий пример существования живой реальности, управляемой напрямую ГОСПОДОМ, — история о винограднике Навуфея, в которой Илия проклинает Ахава и Иезавель, пожелавших завладеть чужой землей, злоупотребив царскими привилегиями (3 Цар 21). Власть ГОСПОДА отчетливо проявляется и в истории противостояния на горе Кармель, описанной в 3 Цар 18–19, когда пророк Илия вызывает дождь.
Эти сюжеты подрывают авторитет Ахава, говоря о том, что царь, неспособный вызвать дождь, не обладает властью, которая, согласно тогдашним представлениям, изначально была присуща царям. То же ощущение соприкосновения с иной реальностью заметно и в короткой истории в 4 Цар 4:42–44, где Елисей умножает пишу, чтобы накормить голодных людей. Следует отметить, однако, что все события пророческого цикла происходят во время правления династии Амврия, правившей на севере, и подтверждают существование жизни, никак не связанной с царской властью. Поэтому вполне возможно, что цель цикла — поставить под сомнение законность царской власти, как минимум, власти царей Северного царства, и показать, что ГОСПОДЬ, дающий жизнь, может управлять ею через других людей, другими способами, за пределами монархии. Таким образом, главная цель этих преданий в окончательной версии текста — подорвать авторитет царской власти, противопоставив ей иную реальность.
Третья, заключительная часть книг Царей — 4 Цар 18–25, повествующая об истории Южного царства со столицей в Иерусалиме, с момента гибели Северного царства в 721 году до разрушения Иудеи и Иерусалима в 587 году до н. э. Эта часть истории гораздо ближе ко времени жизни «историка», составлявшего текст. Основная часть материала сосредоточена вокруг событий, неуклонно ведущих к гибели государства в 587 году. Повествование четко разделяется на несколько блоков, которые почти с «хореографическим» изяществом подводят читателя к концу сюжета.
Основное описание посвящено событиям, происходившим между началом правления Езекии в 715 году и 587 годом. В центре описания — три царя, сыгравшие, по мнению «историка», важную роль в истории.
1. Езекия считается праведным царем, знавшим ГОСПОДА и поэтому сумевшим противостоять ассирийскому вторжению (4 Цар 18:3–8). (Главы 18–20 параллельны пророчеству Исайи 36–39.) Несколько речей, молитва царя и ответное пророчество Исайи говорят о безоговорочной верности Езекии ГОСПОДУ как о причине благополучия всей страны. Рассказ о Езекии свидетельствует об уверенности в том, что послушание ГОСПОДУ имеет главное значение в мировой геополитике, а также о том, что в случае соблюдения правителями предписаний Торы им, возможно, удалось бы избежать военного разгрома 587 года. С точки зрения «историка», верность Езекии ГОСПОДУ — главное условие всеобщей безопасности и благополучия. Дальше в тексте изображается постоянное нарушение жителями Иудеи этого единственного условия, приведшее к столь плачевному концу.
2. Вторая важная фигура — царь Манассия, сын Езекии (4 Цар 21). Его образ — квинтэссенция представлений о нечестивом правителе. Он полностью пренебрег единственным требованием — подчинением заповедям Торы, и именно из–за его нечестия впоследствии был разрушен Иерусалим:
Однакож ГОСПОДЬ не отложил великой ярости гнева Своего, какою воспылал гнев Его на Иуду за все оскорбления, какими прогневал Его Манассия. И сказал Господь: и Иуду отрину от лица Моего, как отринул Я Израиля, и отвергну город сей ИЕРУСАЛИМ, который Я избрал, и дом, о котором Я сказал: «будет имя Мое там»
(4 Цар 23:26–27).Его сын, Аммон, удостоился лишь краткого упоминания, поскольку он был столь же нечестивым, как и Манассия:
И делал он неугодное в очах ГОСПОДНИХ так, как делал Манассия, отец его
(4 Цар 21:20).3. Третий, самый важный из трех персонажей, — царь Иосия, наследник реформ своего прадеда Езекии и в то же время наследник нечестия, распространенного его дедом Манассией. Иосия, как и Езекия, считается в исторической перспективе праведным царем:
Подобного ему не было царя прежде его, который обратился бы к ГОСПОДУ всем сердцем своим, и всею душею своею, и всеми силами своими, по всему закону Моисееву; и после него не восстал подобный ему
