Символическая жизнь. Том 2. Работы разных лет - Карл Густав Юнг
1626 Да, справедливо утверждать, что естественный человек всегда пытается увеличить запас того, что мнится ему «благом», и норовит уничтожить «зло». В этом он зависит от своего сознания, которое может еще отягощаться «совестью» или каким-то бессознательным намерением. Последнее способно порой пересилить сознание, и с ним оказывается невозможно бороться. В психотерапии мы изрядно озабочены подобными случаями.
1627 «Воля Божия» нередко противоречит сознательным принципам, сколько угодно благим в восприятии самого индивидуума. А нарушение высшей воли влечет за собой покаяние или раскаяние. В результате возникает либо хронический конфликт, либо coniunctio oppositorum в форме символа (symbolum – две половинки разломанной монеты), или выражение целостности.
1628 Я не знал, что в Вашем понимании Христос предстает новым средоточием индивидуальности. Раз уж это средоточие личности эмпирически проявляется как союз противоположностей (обычно как четвертичность), Христос должен пребывать вне морального конфликта и олицетворять окончательное решение. Этот взгляд полностью совпадает с моим представлением о самости (= Дао, nirdvandva). Но поскольку самость обнимает и сознание, и бессознательное, «Я» выступает его составной и неотъемлемой частью. Для Вас Христос именно таков? Если да, я охотно с Вами соглашусь. Жизнь тогда становится опасным приключением, ибо я покорно подчиняюсь силе, превосходящей противоположности, то есть высшему, божественному фактору. Высшая воля проявляется в том, что я называю благом или злом, ввиду ее беспредельности. В чем различие между моим поведением и поведением животного, беспрекословно исполняющего волю Божию? Только в том, как мне кажется, что я осознаю свои действия и размышляю над ними. «Если ты знаешь, что делаешь, ты благословен»[432]. Человек поступает осознанно.
1629 (Притча о несправедливом управителе.) Перед нами гностическая мораль, а не мораль Декалога[433]. Истинный слуга Божий постоянно подвергает себя испытаниям. Entendu[434]!Так, например, по велению Господа Осия берет в жены блудницу[435]. Совсем не исключено, что подобные распоряжения могут прозвучать и в наше время. Кто готов им подчиниться? А как быть с тем обстоятельством, что все, исходящее из бессознательного, выражается особым языком (словами, мыслями, чувствами, порывами), который может быть истолкован неправильно? Не воспринимайте эти вопросы как доводы против обоснованности Вашей точки зрения. Они лишь обозначают масштабы проблемы. Я перечисляю их только для того, чтобы убедиться, что мы действительно верим во Христа, стоящего за пределами добра и зла. Я боюсь необдуманного оптимизма и тайных лазеек вроде вот таких: «Не сомневайтесь, в конце концов все будет хорошо». Id est[436]: «Бог благ» (не находится за пределами добра и зла). Зачем же Господь сотворил сознание, разум и сомнения, если ultima ratio (главнейшим условием. – Ред.) признается безоговорочное послушание Его воле? Он ведь явно не удовольствовался животными. Ему понадобились мыслящие существа, которые одновременно способны отдаться изначальной творческой тьме Его воли, не опасаясь последствий.
1630 Для меня очевидно, что в раннем христианстве имеется множество свидетельств в пользу Вашего представления о Христе, однако их нет в более позднем вероучении церкви. Тем не менее существуют, казалось бы, непоколебимые библейские доказательства преобладания блага в Боге и Христе; вдобавок, насколько мне известно, нет ни одного четкого подтверждения идеи пребывания по ту сторону добра и зла – она даже не подразумевается. По-моему, это вполне современное, новейшее истолкование революционного свойства – по крайней мере, с точки зрения Summum Bonum, – когда мы добавляем к нему Malum[437] и затем как бы встаем над ними. В этом я с Вами полностью согласен. Я лишь хочу убедиться, что мы поймем друг друга, когда придем к выводу, что истинные отношения человека с Богом должны опираться на любовь и страх ради полноты ощущений. Если налицо то и другое, мы можем быть уверены, что наше отношение к Божеству истинно. Одно делает другое относительным: в страхе мы можем надеяться, в любви можем не доверять. Оба элемента взывают к нашему сознанию, мысли и разуму. Оба дара управляют нашими жизнями. Но разве это не релятивизация полной капитуляции? Или, по меньшей мере, смирение после внутренней борьбы? Или схватка с Богом, в которой возможно взять верх, только если Господь выступит против Себя, как предлагал Иов? Разве тем самым не происходит сокрушения изначального единства Бога из-за упрямства человека? Разрушения, к которому стремится Сам Бог – или наша самость? По своему профессиональному опыту я знаю, что самость действительно ищет ответы на подобные вопросы, взыскует познание, которое невозможно без различения (дифференциации, разделения, оппозиции, противоречия, обсуждения). Эмпирически самость находится в состоянии, которое мы в нашем трехмерном мире называем бессознательным. Какова она в этом трансцендентном состоянии, нам неведомо. Поскольку указанное состояние становится объектом познания, оно подвергается процессу различения, как и все, из него исходящее. Различение бывает интеллектуальным, эмоциональным, этическим и т. д. Это означает, что в целом самость определяется свободой наших решений. Однако, поскольку она превосходит наше познание, мы являемся его объектами, рабами, детьми – или овцами, которые не могут не повиноваться пастырю. Должны ли мы восхищаться осознанностью и свободой суждений – или нам следует всячески выпячивать послушание? Способны ли мы в первом случае исполнять божественное повеление к обретению сознания, а во втором – следовать первородному инстинкту послушания? Перед нами внутренние «да» и «нет» opus divinum от creatio continua[438]. Мы сами в некотором отношении пребываем «по ту сторону добра и зла». Это и вправду очень опасно (вспомним Ницше), но искать истину все равно не возбраняется. Впрочем, никто не оспаривает присущих нам суетности, глупости, лени, неразумия и пр. Все это суть различные стороны одного и того же живого существа.
1631 Соответственно алхимики воспринимали свое творение как продолжение и совершенствование божественного творения, а современные психологические попытки сводят вместе противоположности и подчиняются напряжению конфликта: «Expectans naturae operationem, quae lentissima est, aequo animo», цитируя старинное изречение[439]. Мы знаем, что tertium quid [440]развивается из противостояния, частично при содействии нашего сознательного усилия, частично при сотрудничестве бессознательного (алхимики добавляют: Deo concedente[441]). В результате складывается символ, мало-помалу перерастающий в самость. Алхимики видели в нем одновременно физическое и духовное начала, filius macrocosmi (сына макрокосма. –
