Странники в невообразимых краях. Очерки о деменции, уходе за больными и человеческом мозге - Даша Кипер
Исследователь Пол Словик, изучающий роль предубеждений в процессе выработки решений, объясняет это так: все мы стараемся найти наикратчайший эмоциональный путь к принятию решения. Разум незаметно подменяет вопрос “Что я думаю?” вопросом “Что я чувствую?”. Это называется “эвристический аффект”[167]. Соглашаясь с Дамасио, Словик считает, что наши эмоциональные оценки и физическое состояние взаимосвязаны и в одинаковой степени участвуют в выработке решений. В споре нами часто руководят чувства, и поэтому особенно в пылу спора мы воспринимаем эмоциональность больных деменцией как норму: ведь они, как и мы, находятся во власти эмоций. И поскольку деменция не отменяет этих эвристик (пожалуй, они даже становятся более полезными), эмоциональный рисунок спора больных деменцией не обязательно меняется.
Более того, люди, страдающие болезнью Альцгеймера, иногда подавляют нас своей безапелляционностью. Существуя вне контекста и логики, Мин обладала качеством, которому многие могли бы позавидовать: уверенностью. Именно эта абсолютная убежденность в своей правоте, присущая Мин и раньше, но усиленная болезнью, заставляла ее продолжать спор. Она либо сразу же забывала неудобные факты, либо не понимала их сути, и поэтому казалось, что абсурдные возражения выдвигаются волевой, настойчивой женщиной, а не человеком с дегенеративными нарушениями в мозге.
Но если “чистого” рацио не существует и эмоции играют существенную роль при выработке решений, то как отличить ошибки в логических построениях здорового человека от отсутствия всякой логики у человека, чей мозг поврежден болезнью? Неудивительно, что Джулии иногда казалось, что бабушка прикидывается.
Джулия была в отчаянии. С одной стороны, она не хотела подчиняться каждому требованию бабушки, с другой – не хотела ее сердить. Всякий раз, когда Мин обвиняла Джулию в том, что та редко приезжает или что ее никогда нет рядом в нужную минуту, Джулию охватывал знакомый с детства страх не оправдать бабушкиных ожиданий, разочаровать. Она принималась убеждать Мин, что приезжает постоянно. Ну а Мин, чувствуя, что с ней спорят, видела в этом попытку скрыть неповиновение и обман.
Джулия не знала, что делать. Я дала ей совет, который всегда даю тем, кто ухаживает за больными деменцией: обещайте все, о чем вам просят. Джулия могла бы просто пообещать приехать, необязательно потом это делать. Но она органически не умела врать и была уверена, что на первой же лжи бабушка ее поймает. “Все, что для нее важно, она помнит”, – сказала Джулия.
Я пояснила: для Мин сейчас важнее всего не столько поступки Джулии, сколько ощущение того, что она не брошена. Чтобы Мин не обвиняла ее, Джулии необходимо научиться откликаться на эмоции, из‐за которых у Мин возникает желание обвинять. Для этого Джулии придется освоить “язык болезни Альцгеймера”[168], что на практике означает учитывать чувства больного, поскольку факты в его сознании – величина переменная: в данную минуту он их помнит, а в следующую – нет.
Джулия поняла меня, но не согласилась. Не так‐то легко перестать говорить правду тому, с кем всегда был предельно откровенен. Я не знала, что делать. Как избавить Джулию от чувства неполноценности и вины, если она продолжает верить каждому слову бабушки?
Я все еще раздумывала над этим, когда Джулия спросила, не соглашусь ли приехать к ним в гости на китайский Новый год. Я с радостью согласилась: это открывало возможность наглядно показать Джулии, что убеждения Мин так же непостоянны, как ее настроение.
В тот день я надела красное платье (в Китае считается, что красный цвет приносит удачу) и купила сухие кофейные пирожные, апельсины и дамплинги – также символы успеха. Пока ехала в метро, успела понервничать: кто знает, как Мин меня примет. Может посчитать, что я заявилась без приглашения, и тогда мой визит только навредит Джулии. Но все обошлось: Мин стиснула меня в объятьях и сразу же переключилась на подарки. “Сколько всего!” – сказала она с нескрываемым удовольствием и предложила немедленно попробовать кофейные пирожные. Она поставила чайник и вручила мне маленький красный конверт с деньгами – традиционный подарок на китайский Новый год. Ее очень обрадовало, когда я с благодарностью его приняла.
Мин была маленькой, сухощавой и не по годам юркой. Если Эллиот обезоружил Дамасио своей невозмутимостью, то Мин подкупила меня своей чуткостью. Когда меня что‐нибудь удивляло, она тоже выглядела удивленной и требовала, чтобы Джулия поскорее перевела, что именно меня удивило. Казалось, ей нравилась роль хозяйки: она была благодушна и предельно внимательна. То, что мы говорили на разных языках, не мешало нашему общению. Когда Джулия, устав, переставала переводить, мы переходили на язык жестов и, кажется, вполне понимали друг друга. Как любой бабушке, Мин прежде всего хотелось накормить гостя и похвастаться внуками.
Все это время Джулия сидела с виноватым видом, словно извиняясь за царившую суету, но я заверила ее, что как человек, выросший в семье еврейских эмигрантов из России, привыкла к обществу маленьких въедливых старушек. К тому времени опыт общения с больными деменцией уже научил меня, что переход от спутанного сознания к ясному происходит у больных почти незаметно, отчего порой и возникает иллюзия, будто они “все понимают”. Но я не ожидала, что Мин окажется такой обаятельной и так легко очарует меня своей неподдельной любовью к Джулии, которую она при любой возможности старалась погладить, поцеловать или приласкать. В какой‐то момент они встали из‐за стола, и Мин обхватила руку Джулии, словно хотела слиться со своей внучкой.
Глядя на них, я сказала, что впервые вижу Джулию такой счастливой.
– Конечно, – весело отозвалась Джулия. – Это же мой самый родной, самый обожаемый человечек. Никому она так не улыбается, как мне, – это особая, одной мне предназначенная улыбка.
Чем дольше я наблюдала за ними, тем мне становилось яснее, почему Джулии было так тяжело. Возможно ли дистанцироваться от таких любящих и доверительных отношений, даже когда они пагубны? Видя Джулию и Мин вместе, я вдруг засомневалась, стоит ли воплощать в жизнь свой план. Но все же спросила у Мин, часто ли Джулия приезжает к ней с ночевкой.
Джулия явно занервничала, но добросовестно перевела вопрос.
– Чуть ли не каждый день, – сказала Мин, поглаживая руку внучки. Джулия очень удивилась, услышав это.
Тогда я спросила Мин, помогает ли ей кто‐нибудь еще. Бросив короткий взгляд на Джулию, она сказала:
– Мы друг друга поддерживаем.
– И больше никто вам не помогает? – повторила я.
– Нет, – твердо сказала Мин.
Джулия решила прийти на помощь с наводящим вопросом:
– А как же сиделки?
– А-а, – сказала Мин, словно
