Гарольд Гринвальд - Знаменитые случаи из практики психоанализа

- Я-хочу-ребенка, - сказала она и, сонная от усталости, упала на кровать...

Я укрыл Лору одеялом и вышел в другую комнату, где, как я помнил, был телефон. Я позвонил сиделке, с которой я некогда работал и которая, как я знал, смогла бы помочь. Через полчаса она приехала. Я коротко объяснил ей, что нужно было сделать: следовало убрать и проветрить квар­тиру; когда проснется Лора, нужно было позвонить жившему внизу врачу, чтобы тот осмотрел Лору и порекомендовал ей лечение и диету; сиделка должна была регулярно сооб­щать мне о положении дел, а через два дня привести Лору ко мне. После этого я ушел.

Хотя ночь была холодной, я опустил верх моей маши­ны. Домой я ехал медленно, глубоко вдыхая чистый воз­дух.

Спустя два дня, пока сиделка ожидала в другой комнате, я и Лора начали складывать последние кусочки в голово­ломке ее невроза. Как и всегда, Лора очень смутно помнила о том, что происходило во время припадка и, пытаясь оживить в памяти события, вынуждена была пробиваться сквозь туман полной интоксикации. До того, как я вос­произвел ей случившееся, она не могла ясно припомнить мой визит. Ей казалось, что это было всего лишь фантазией. А о жалкой попытке имитировать беременность в ее памяти не осталось ни малейшего следа.

Было совершенно ясно, что Лорой владело навязчивое желание иметь ребенка, которое и порождало ощущение пустоты, и что спазмы ее волчьего аппетита бессознательно были направлены на достижение иллюзорного удовлетво­рения этого желания.

Загадкой, не поддававшейся немедленному раскрытию, оставалось, однако, почему это естественное желание жен­щины претерпело такое немыслимое искажение в случае с Лорой, почему оно стало столь сильным и почему оно должно было выражаться в такой чудовищной, загадочной и саморазрушительной форме.

Моя пациентка сама предоставила ключ к этой загадке, когда, пытаясь реконструировать эпизод, которому я был свидетелем, сделала оговорку, вряд ли нуждающуюся в ин­терпретации.

Это случилось приблизительно через неделю после опи­санного инцидента. Лора и я вновь рассматривали его, стараясь подобрать к нему ключи. Меня заинтриговала ее затея с подушкой, с помощью которой она пыталась симулировать внешность беременной женщины, и я за­дал вопрос относительно деталей конструкции. Лоре ни­чего не приходило в голову. Она предположила, что при­строила подушку уже на стадии высокой интоксикации от пищи.

- Это было в первый раз, когда вы делали нечто в этом роде? - спросил я.

- Не знаю, — сказала она после некоторого колебания. - У меня нет уверенности. Может быть, я и делала, но устраняла все до того, как выходила из тумана. Мне кажется, что-то подобное тому, что вы описывали, я обнаружила пару лет тому назад после приступа, но я не знала - или не хотела знать — что же это было, поэтому я просто разобрала эту штуку и забыла об этом.

- Может быть, вам стоит внимательно поискать в своей квартире,- сказал я наполовину в шутку. - Не найдется ли там запасной.

- Не думаю, - ответила она в том же настроении. - Мне кажется, я должна симулировать (mike) ребенка каж­дый... - Тут она поднесла руки ко рту. - О Господи! - воскликнула она. Вы слышали, что я только что сказала?

Майк (Mike) - это было имя ее отца; конечно же, от него она хотела иметь ребенка. Голод этого невозможного желания мучил Лору - голод, который нельзя было на­сытить...

В этот раздел книги помещены описания случаев из опыта тех авторов, которые в своей практике настолько отступили от теорий Фрейда, что это привело к созданию независимых течений в психоана­лизе. Но если Адлер, Юнг и Роджерс ощущали свое расхождение с Фрейдом настолько сильно, что считали себя нефрейдистами, то Карен Хорни и ее последователи приняли имя неофрейдистов и осуществили реинтерпретацию открытий Фрейда в свете более поздних изысканий.

Салливан находится где-то посредине между этими двумя лаге­рями. На его теорию оказали сильное влияние труды американского психиатра Адольфа Мейера, а также социальные науки, в особенности социальная психология.

КАРЛ ГУСТАВ ЮНГ

Карл Густав Юнг (1875 - 1961) встретился с Фрейдом в 1906 г., а до этого некоторое время с ним переписывался. В 1909 г. вместе с Фрейдом и Ференци посетил Америку, где читал лекции по психоана­лизу. После возвращения в Швейцарию, где господствующими были настроения и убеждения среднего класса, Юнг испытывал все большее беспокойство по поводу того, что первое место в своих построениях Фрейд отводил сексуальному влечению, и наконец в 1913 г. он порывает с Фрейдом и основывает собственное направление, которое обычно называют аналитической психологией[19].

Несмотря на формальный разрыв с Фрейдом, Юнг утверждал, что проблемы невротического пациента моложе сорока лет довольно успешно могут быть разрешены с помощью применения техники Фрей­да и Адлера. Однако Юнг полагал, что пациенты старше сорока нуж­даются в ином подходе, поскольку страдают не столько от определен­ного невроза, сколько от бессмысленности и бесцельности жизни (идея, которая в настоящее время поддерживается «экзистенциальными» ана­литиками). В своей технике Юнг подчеркивает уникальность инди­видуума, важность принятия индивидуумом самого себя и необхо­димость всестороннего развития его личности.

Юнгу обязаны своей популярностью такие термины, как «интро­верт» и «экстраверт», которые он рассматривал как типы односторон­него развития личности.

В предлагаемом материале Юнг иллюстрирует сначала теорию Фрейда, а затем свою теорию и-параллельно демонстрирует как их сходства, так и их различия.

Беспокойная молодая женщина и бизнесмен в отставке

Я помню молодую женщину, которая страдала от острой истерии, явившейся следствием внезапного испуга. Она воз­вращалась домой после вечеринки, сопровождаемая ком­панией из нескольких знакомых, когда сзади послышался звук кэба, несшегося на полной скорости. Все бросились с дороги, и только она, как будто охваченная ужасом, побе­жала перед лощадьми, держась середины дороги. Кэбмен щелкнул кнутом и выругался, но она продолжала бежать, не сворачивая с дороги, ведущей через мост. На мосту силы покинули ее и для того, чтобы не быть затоптанной ло­шадьми, она бросилась бы в реку, не удержи ее случайный прохожий. Но вот другой факт. Той же самой даме пришлось быть в Петербурге кровавого двадцать второго января, на той самой улице, которая была очищена залпами солдат. Вокруг нее падали мертвые и раненые люди, однако она оставалась совершенно спокойной и сохраняла ясность мыс­ли; затем она заметила ворота, ведущие во двор, и усколь­знула через них на другую улицу. Ей не потребовалось много времени, чтобы прийти в себя после этих ужасных минут. И впоследствии она также чувствовала себя хорошо - даже лучше, чем обычно.

В основе своей сходные реакции можно наблюдать довольно часто. Из этого необходимо следует, что сила травмы не имеет большого патогенного значения сама по себе - она должна иметь особый смысл для пациента.

Иными словами, не шок как таковой создает патогенный эффект при любых обстоятельствах, но для того, чтобы вызвать такой эффект, он должен затронуть некую психичес­кую склонность пациента приписывать особое значение шо­ку при определенных обстоятельствах. Возможно, здесь мы имеем ключ к «предрасположению», и, следовательно, до­лжны спросить себя: в чем заключается особенность обсто­ятельств в сцене с кэбом? Страх появился у пациентки вместе со звуком скачущих лошадей; на мгновение ей пока­залось, что это предвещало какую-то ужасную судьбу - ее смерть или что-то столь же ужасное; и в следующее мгно­вение она перестала понимать, что она делает.

По-видимому, эффект исходит от лошадей. Таким обра­зом, предрасположение пациентки так безотчетно реаги­ровать на не столь уж замечательный случай, вероятнее всего, состоит в том, что для нее особое значение имеют лошади. Мы могли бы предположить, например, что когда- то она попала в неприятную ситуацию с лошадьми. Именно так впоследствии и оказалось. Семилетним ребенком она была на прогулке в экипаже со своим кучером, когда нео­жиданно лошади испугались и вскачь помчались к крутому берегу глубокой реки. Кучер соскочил и крикнул ей, чтобы она делала то же самое, но, испытывая смертельный страх, никак не могла решиться на это. Тем не менее за мгновение до того, как лошади низверглись вниз, она успела спрыгнуть. Вряд ли нужно доказывать, что такое событие произвело на нее глубокое впечатление. Однако это еще не объясняет, почему позднее довольно безвредный намек на сходную ситуацию должен был вызвать у нее столь неразумную ре­акцию. Пока что мы знаем, что этот симптом имел начало в детстве, но его патологический аспект остается в тени. Нам нужны новые данные для того, чтобы проникнуть в эту тайну. Ибо как обнаруживает опыт, во всех проана­лизированных до сих пор случаях, кроме травматических переживаний, существовал особый ряд потрясений, источ­ник которых находится в сфере любви. Следует признать, что понятие «любви» весьма эластично и, простираясь от рая до ада, заключает в себе и добро и зло, и низкое и высокое. Благодаря этому открытию, взгляды Фрейда, на­пример, претерпели значительные изменения. Если раньше он искал причину невроза в травматических переживаниях, то теперь центр притяжения проблемы сместился для него на совершенно другой момент. Это лучше всего можно проиллюстрировать нашим случаем: для нас не составляет труда понять, почему лошади играли особую роль в жизни пациентки, но нам не понятна эта позднейшая реакция, которая кажется преувеличенной, ничем не вызванной. Па­тологическая особенность этой истории заключается в том, что пациентку напугали вполне безвредные лошади. Помня о том, что помимо травматического переживания часто име­ется потрясение в сфере любви, мы можем задаться целью установить, нет ли какой-либо особенности в этой связи.