Гарольд Гринвальд - Знаменитые случаи из практики психоанализа

Поэтому теория травмы была отодвинута в сторону как устаревшая, ибо с открытием того, что не травма, а скрытый эротический конфликт является источником невроза, травма теряет свою каузальную значимость.

Однажды в Америке у меня консультировался бизнесмен приблизительно сорока пяти лет. Он был типичным американским селфмейдменом, который сумел пробиться из низов. Он достиг большого успеха и основал огромное дело. Ему также удалось организовать его таким образом, что он стал подумывать об уходе от дел и отдыхе. В конце концов, он так и поступил за два года до того, как я его увидел. До этого он жил, полностью отдаваясь своему биз­несу, и концентрировал на этом всю свою энергию с той невероятной интенсивностью и односторонностью, которая свойственна преуспевающим американским бизнесменам. Он приобрел превосходный особняк, где рассчитывал «жить», понимая под этим лошадей, автомобили, гольф, теннис, вечеринки и все, что только придет в голову. Но он крупно просчитался. Его энергия не соблазнилась этими заман­чивыми перспективами, как он предполагал, но вместо этого вышла из-под его контроля и пошла резвиться в совершенно ином направлении. Через несколько недель после начала своей долгожданной блаженной жизни его внимание при­влекли странные и неясные ощущения в собственном теле, а еще через несколько недель он погрузился в состояние крайней ипохондрии. У него наступило полное нервное истощение. Из здорового человека, обладающего недюжин­ной физической силой и бьюшей через край энергией, он превратился в капризного ребенка. Это был его закат. Только выйдя из одного состояния тревоги, он тут же впадал в другое и почти до смерти замучил себя своей хандрой. Тогда он обратился за консультацией к знаменитому специалисту, который сразу же признал, что у пациента все в порядке, и все дело в недостатке работы. Прислушавшись к этому, последний вернулся к прежним занятиям. Но, к своему огромному разочарованию, обнаружил, что у него совер­шенно нет интереса к работе. Ни терпение, ни настой­чивость не давали никакого результата. Его энергия никак не хотела вновь быть занятой бизнесом. Естественно, что его состояние только ухудшилось. Все то, что ранее обна­руживало себя в нем как живая, созидающая энергия, теперь обернулось против него со страшной разрушительной силой. Фактически, его творческий гений восстал против него; и точно так же, как прежде, он создавал огромные орга­низации, так теперь его демон сплетал не менее изощренные системы ипохондрической мании, которые почти уничто­жили его. Когда я увидел его, он уже был безнадежной руиной в духовном отношении. Тем не менее я постарался объяснить ему, что хотя его огромная энергия была отвле- чена от бизнеса, вопрос о ее направленности оставался открытым. Лучшие лошади, быстрейшие машины и самые занимательные вечеринки не обязательно должны притя­гивать энергию, хотя кажется довольно рациональным ду­мать, что человек, который посвятил свою жизнь серьезной работе, имеет естественное право развлечься. И если бы судьба вела себя рационально (в человеческом понимании), это было бы так: сначала работа, а затем - заслуженный отдых. Но судьба ведет себя иррационально, и энергия жизни доставляет большие неудобства, требуя приемлемого для нее градиента; в противном случае, она наталкивается на преграду и становится разрушительной. Она регрессирует к прежним ситуациям, в случае с данным человеком — к памяти о сифилитической инфекции, которую он перенес двадцать пять лет назад. Однако даже это было всего лишь ступенью на пути к инфантильным реминисценциям, ко­торые казались окончательно забытыми. Направление его симптомов было задано его первоначальным отношением к матери: они были своего рода «соглашением», нацеленным на то, чтобы силой привлечь внимание и интерес к его давно умершей матери. Но и эта ступень не была последней; ибо окончательной целью, на самом деле, было привести его к собственному телу. Дело в том, что со времени своей молодости он жил только головой. Он развивал только одну сторону своего бытия, в то время как другая оставалась в инертном физическом состоянии. Но для того, чтобы «жить», ему нужна была эта вторая сторона. Ипохондрическая «деп­рессия» толкнула его к своему собственному телу, которым он всегда пренебрегал. Если бы он мог двинуться в направ­лении, указанном его депрессией и ипохондрической ил­люзией и осознать те фантазии, которые порождались таким состоянием, это стало бы для него дорогой к спасению. Мои аргументы, как и следовало ожидать, не встретили отклика. В настолько запущенном случае можно лишь бо- роться за облегчение, пока не наступит смерть, но вылечить пациента уже нельзя.

Этот пример ясно показывает, что перенести «находя­щуюся в нашем распоряжении» энергию по своему желанию на рационально избранный объект - не в нашей власти. То же самое верно и вообще в отношении по видимости свободной энергии, которая высвобождается тогда, когда мы разрушаем ее бесполезные формы посредством разъеда­ющего воздействия редуктивного анализа. Эта энергия, как мы уже сказали, может быть направлена произвольно в лучшем случае лишь на короткий срок. Но в большинстве случаев она отказывается ухватиться за рационально пред­ложенные ей возможности на какой бы то ни было отрезок времени. Психическая энергия весьма привередлива и нас­таивает на выполнении ее собственных условий. Какое бы количество энергии ни было свободно, мы не можем при­ложить ее с пользой до тех пор, пока нам не удастся найти правильный градиент.

Этот вопрос градиента представляет собой в значитель­ной мере практическую проблему, которая всплывает в боль­шинстве анализов. Например, когда в случае с благоприят­ными обстоятельствами свободная энергия, так называемое либидо, переходит на рациональный объект, мы полагаем, что осуществили трансформацию посредством сознательно­го напряжения воли. Но здесь мы заблуждаемся, потому что даже наиболее напряженные усилия ни к чему бы не привели, если бы в то же самое время в этом направлении не было градиента. О важности градиента можно судить по тем случаям, когда вопреки отчаянным усилиям и вопреки тому, что избранный объект или желательная форма всем кажутся благоразумными, правильными, трансформация никак не может состояться, и происходит лишь новое вытеснение.

Мне абсолютно ясно, что жизнь может течь вперед только по руслу градиента. Но нет энергии, если нет борьбы противоположностей; поэтому необходимо уяснить установ­ку противоположную установке сознательного разума. Весь­ма примечательно, что противоположности компенсируют друг друга в исторических теориях невроза: теория Фрейда выдвигала вперед Эрос, теория Адлера - волю к власти. Рассуждая логически, противоположностью любви является ненависть, а противоположностью Эроса - Фобос (страх); но психологически ею является воля к власти. Там, где царствует любовь, нет места воле к власти, там же, где верховенство за волей к власти, нет любви. Одна - не что иное, как тень другой: человек, который принимает точку зрения Эроса, находит свою компенсаторную противопо­ложность в воле к власти и наоборот. Рассматриваемая с односторонней точки зрения тень представляет собой под­чиненный компонент личности и, следовательно, подавля­ется посредством интенсивного сопротивления. Но подав­ленное (вытесненное) содержание должно быть осознано для того, чтобы создалось напряжение между противопо­ложностями, без которого невозможно движение вперед. Сознательный разум находится наверху, тень - внизу, и так же как высокое всегда стремится к низкому, горячее — к холодному, так и всякое сознание, возможно даже не осоз­навая этого, ищет свою бессознательную противополож­ность, без которой оно обречено на стагнацию, застой и окостенение. Жизнь рождается только из искры, высекаемой столкновением противоположностей.

И то, что Фрейд дал противоположности Эроса имя инстинкта разрушительности или смерти, было уступкой, с одной стороны, логике, а с другой - психологическому предубеждению. Ибо, во-первых, Эрос нельзя рассматривать как эквивалент жизни, но каждый, кто думает так, естест­венно будет видеть противоположность Эроса в смерти. А во-вторых, нам всем кажется, что противоположностью на­шего собственного высшего принципа должно быть нечто сугубо разрушительное, связанное со злом и смертью. Мы ни в коем случае не склонны наделять его какой-либо положительной жизненной силой, а поэтому боимся и избе­гаем его.

Как я уже указал, существует множество высших прин­ципов жизни и философии и, соответственно, множество различных форм компенсации посредством противополож­ностей. Ранее я выделил два, как мне кажется, основных противоположных типа, которых я назвал интровертирован- ными и экстравертированными. На существование этих двух типов среди мыслителей обратил внимание уже Уильям Джеймс. Он различал «мягкие умы» и «жесткие умы». Сход­ным образом Оствальд разделил ученых людей на «клас­сический» и «романтический» типы. Таким образом, как показывает только упоминание этих двух имен среди многих других, я не одинок в том, что касается идеи типов. Бла­годаря углублению в историю, я понял, что немало великих споров в области духа порождались именно противополож­ностью двух типов. Один из наиболее заметных случаев такого рода - противоположность между номинализмом и реализмом, которая, начавшись противостоянием школ пла­тоников и мегарцев, стала наследием схоластической фи­лософии, и великая заслуга Абеляра заключается в том, что он отважился, по крайней мере, на попытку объединить две противоположные точки зрения в своем «концепту­ализме». Этот спор продолжается по сей день, как показы­вает противостояние идеализма и материализма. Причем эта противоположность типов имеет отношение не только к человеческому уму в целом, но и к каждому индивиду. Более основательное исследование выяснило, что каждый тип обнаруживает тенденцию к союзу с противоположным, и оба комплементарны по отношению друг к другу. Вследст­вие своей рефлективной природы интроверт всегда размыш­ляет, перед тем как решиться на действие. Вполне естественно, что он кажется медлительным. Его робость и недо­верие ко всему ведут к колебаниям, и поэтому он всегда испытывает трудности с адаптацией к внешнему миру. На­оборот, у экстраверта — положительное отношение к вещам, они, так сказать, притягивают его. Его влекут новые, не­знакомые обстоятельства и ситуации, и для того чтобы не упустить возможность познакомиться с неведомым, он готов броситься в них очертя голову. Как правило, он сначала действует, а потом думает. Поэтому его действия быстры, он не знает дурных предчувствий и колебаний. Таким обра­зом, вместе два типа создают нечто вроде симбиоза. Один стремится к рефлексии, а другой — к инициативе и прак­тическим действиям. Когда оба типа сочетаются, они могут произвести идеальный союз. До тех пор, пока они полностью озабочены адаптацией к многообразным внешним потреб­ностям, они превосходно подходят друг другу. Но если человек приобрел достаточное богатство или с неба сва­лилось приличное наследство и внешняя необходимость уже не оказывает давления, то у них появляется время, чтобы уделить внимание друг другу. До сих пор они были повернуты спиной друг к другу и поглощены борьбой с внешней необходимостью. Но теперь, повернувшись лицом к лицу и пытаясь найти понимание, они вдруг обнаружи­вают, что никогда друг друга не понимали. Каждый говорит на своем языке. И вот тогда-то начинается конфликт между двумя типами. Эта борьба груба и отравлена взаимными унижениями даже тогда, когда проходит спокойно и в глу­бокой тайне, ибо ценность одного является отрицанием ценности другого. Кажется разумным предположить, что каждый тип, осознав свою ценность, мог бы мирно признать ценность другого, и, таким образом, всякий конфликт был бы излишним. Я сталкивался с большим количеством слу­чаев, когда с обеих сторон присутствовало стремление к договоренности, но удовлетворительного результата достиг- нуть не удавалось. Если речь идет о нормальных людях, такой критический переходный период может быть прео­долен довольно спокойно. Под «нормальным» я подразу­меваю человека, который может каким-либо образом су­ществовать при любых условиях, позволяющих ему удов­летворять минимум жизненных потребностей. Но есть не­мало людей, которые этого не могут, и, следовательно, не так уж много людей можно назвать нормальными. Обычно, говоря «нормальный человек», на самом деле имеют в виду идеального человека, в характере которого удачно смешались разные типы и который представляет собой достаточно ред­кое явление. Гораздо большее количество более или менее дифференцированных людей нуждаются в условиях, которые позволяют значительно больше, чем гарантированное удов­летворение потребностей в пище и сне. Для этих людей окончание симбиотического отношения становится жесто­ким потрясением.