Робин Уотерфилд - ГИПНОЗ. Скрытые глубины: История открытия и применения
Различия между средневековым чародейством и современным гипнозом легко объяснимы. Начнем с того, что стандартные приемы волшебников Средневековья нигде не упоминаются. Умение ворожить — это, скорее, врожденный (или вызванный к жизни проклятием) дар, проявляется он редко и случайно, практически не исследуется и не передается от одного практика к другому. Только непрерывное изучение данного предмета могло бы привести к накоплению наших знаний о гипнозе, как это и произошло в девятнадцатом столетии. Огромное разнообразие практического применения гипноза выявлялось постепенно. Такие известные феномены, как амнезия, анестезия, и прочие зависят от внушений, внедряемых оператором объекту, а сам факт существования гипнотических внушений был открыт только в конце восемнадцатого столетия. Если добавить к вышесказанному, что в средние века повсеместно процветали суеверия о ведьмах, амулетах, заклятьях и оккультных силах, то нет ничего удивительного в том, что чародейство применялось только в дурных целях. Церковь была вынуждена постоянно сражаться с тем, что шло, как ей казалось, от лукавого, и чародейство выживало только благодаря народным преданиям и легендам. В таких условиях действие гипноза ограничилось дурным глазом, и миру пришлось ждать несколько столетий до появления более спокойного и целостного взгляда на гипнотизм и его возможности.
Следы гипноза в Средневековье
Хотя чародейство считалось опасным и вредным и никогда не применялось для лечения, существовали другие негипнотические средства вернуть утраченное здоровье, такие, как заговор. Интересно отметить, что средневековые теоретики уже рассуждали над доводами, справедливость которых удалось подтвердить лишь в наше время. Речь идет об эффекте плацебо[26] и терапевтических свойствах визуализации. Так, французский медик Огер Ферьер (1513–88) утверждал, что действенность заговоров основана на доверии пациента к врачу. Его современник Джордж Пикториус фон Виллинген (ок. 1500–69) в своих «Физических вопросах» писал, что эффективность заговоров в некоторых случаях можно повысить, если при их произнесении будет активнее работать воображение как заговаривающего, так и заговариваемого. Чуть позже, когда рационализм начал потихонечку приподнимать голову, появляются такие заявления, как у французского ученого Пьера Гассенди (1592–1655): он отрицал действенность заговоров, но признавал, что они могут вселять в пациента уверенность. Великий ученый и оккультист Парацельс (1579–1644) также подчеркивал силу воображения: «Дух — это мастер, воображение — инструмент, а тело — пластический материал».
Акцент на доверие и воображение бросается в глаза. Медики того времени верили, что воображение способствует исцелению или ухудшению болезни по следующей схеме: образ вызывает эмоции, эмоции настраивают гуморальный баланс тела на лучшее или на худшее. Если принять это утверждение во внимание, становится понятным, откуда у средневековых врачей появилась способность распознавать психосоматические болезни, почему они верили в эффективность талисманов (типичный пример плацебо) и пользовались методами типа музыкальной терапии, влияющей непосредственно на эмоциональное состояние пациента, для лечения некоторых заболеваний. Великий теоретик медицины II в. н. э. Гален Пергамский, чьи идеи владели умами свыше тысячи лет, указывал, что схема работает в обе стороны. Не только образ вызывает эмоции, но и эмоции способны вызвать образ, следовательно, анализируя сновидения, можно определить лежащие в их основе эмоции и предположить, в чем же причина гуморального дисбаланса. Психосоматическое происхождение некоторых заболеваний подверглось сомнению только тогда, когда Декарт полностью отделил разум от тела, в двадцатом веке оно было открыто заново и получило серьезное научное обоснование.
Проблема заговоров, не имеющих, по нашему определению, отношения к гипнозу, увела нас в сторону. Вернемся чуть ближе к нашей теме — доклад Питера Абано (ок. 1300) о лечении под действием силы воли — напоминает самовнушение, правда? Также он определяет колдовство как «приобретение власти над человеком, который при этом теряет контроль над собой». К сожалению, как и все прочие средневековые авторы, Питер Абано в своем докладе ничего не говорит о содержании методов лечения такого рода, заставляя нас теряться в догадках. По-видимому, частично проблема состоит в том, что все они были христианскими мыслителями и не хотели привлекать внимание к предположительно оккультным действиям.
Коль скоро мы занялись данным периодом истории, я должен упомянуть о том, что в «Трех заложниках» Джон Бучан приписывает знаменитому астрологу и медику тринадцатого столетия Михаэлю Скотту значительные познания в гипнотизме. Мне не удалось найти никаких подтверждений этому. Подозреваю, что Бучан взял имя Скотта наугад ради какой-то своей писательской цели.
Тем не менее, если допустить, что упоминания о сглазе являются свидетельствами существования гипнотизма в средние века, то в поддержку этого допущения можно подобрать замечательные тексты. Здесь в хронологическом порядке приведены ссылки на самые важные источники. Лучше всего подходит произведение некоего Теофилуса «Краткое изложение разнообразных искусств», цитируемое в энциклопедии ХIII века «Свет души» («Lumen animae»). В нем сообщается, как трудно бывает разбудить тех, кого ввели в сон чародеи или воры. Автор вовсе не имеет в виду действие снотворных препаратов; он принимает как должное то, что некоторые неразборчивые в средствах люди могут заставить и заставляют других заснуть. Это, в известном смысле, очень похоже на гипноз, хотя подробности теории (если таковая имелась) и практики потеряны.
В свете утверждений Теофилуса, все остальное еще больше начинает напоминать гипноз. Уже знакомый нам Николас Орезм описывал (Quodlibeta 2 и 44), как с помощью заговоров можно заставить людей бить самих себя или снять с лошади ярмо и впрячься в него. Это описание поражает своим сходством с современными рассказами о нелепостях, творимых загипнотизированными людьми. Однако Орезм честно добавляет, что лично он никогда не видел, как маги проделывают с людьми такие вещи.
Другое свидетельство принадлежит пармскому философу Джорджио Ансельми, жившему в середине пятнадцатого века. В своей «Астрономии» он проводит тщательное различие:
Haustus сильнее, чем чародейство. Это феномен, когда человек вследствие заговоров, чар или заклинаний до такой степени отрешается от всего, что ничего до него не доходит, как если бы он разучился ощущать, стал тупым и безумным; целыми днями он выглядит отсутствующим, как будто у него иссякли все физические и духовные силы.
Данный отрывок чрезвычайно интересен. В другом месте своего произведения Ансельми соотносит haustus с чародейством, но уточняет, что для наложения чар нужны только глаза, в то время как при haustus используется еще и речь. Мог ли практикующий haustus применять ритмическую речь, как многие современные гипнотизеры? К сожалению, о haustus как об отдельной методике более ничего не говорится, и мы не знаем даже, должен ли был субъект присутствовать при произнесении оператором заклинаний. Слово haustus не дает никаких дополнительных намеков; дословно оно означает «вытягивание» или «истощение». Таким образом, для Ансельми важнее всего то, что жертва впадает в зомбиподобное состояние и силы покидают ее.
Для Средневековья был характерен еще и такой феномен: для увеселения публики маги вызывали в воображении воздушные замки и прочее. Велик соблазн приписать его массовому гипнозу или повальному увлечению специфическими местными грибами, однако на наше счастье сохранились заклинания для создания подобного рода вещей (недавно опубликованные историком Ричардом Кикхефером в книге «Запрещенные ритуалы: пособие для колдуна пятнадцатого столетия»), показывающие непричастность к этому гипноза. Оператору, по-видимому, не требовалось никакого особенного контакта с публикой, он трудился сам по себе, в одиночку старательно создавая эту иллюзию.
Заключение
Вот, к сожалению, и все свидетельства «древности» гипноза, хотя здесь приведен гораздо более подробный обзор, чем в большинстве аналогичных книг. Пожалуй, можно с уверенностью утверждать, что феномен, называемый нами гипнозом, был известен в средние века, а вот во времена античности — вряд ли. Однако даже средневековые источники скупы и труднодоступны. Недостаточность информации, возможно, объясняется тем, что специальных исследований по данному вопросу не проводилось, не было и отточенной методики, люди случайно натыкались на способы введения других людей в транс.
Но даже эти, в целом негативные, результаты не помешают нам вывести два важных заключения. Первое из них очень простое: сам по себе факт введения в состояние транса свидетельствует о гипнозе не больше, чем, скажем, применение нарколептических средств. Позволю себе повториться: состояние транса далеко не всегда обусловлено применением гипноза. В феврале 1999 года я посмотрел блестящую постановку шекспировской «Бури» (режиссер Адриан Нобл) в Лондоне. Как вы знаете, в этой пьесе очень много всякого колдовства, а оба главных героя, Просперо и Ариэль, обладают способностью вводить людей в транс. Ариэль оказывается в ловушке, потому что человек, который когда-то наложил на него чары, умирает — след того самого суеверия, которое и сейчас заставляет многих людей опасаться гипноза. В виденной мною постановке Просперо делал, к примеру, различные гипнотические пассы над Мирандой, пытаясь ввести ее в транс. Шекспир не оставил режиссерам указаний относительно того, как следует обыгрывать данную сцену, но, полагаю, можно быть вполне уверенным в том, что он не имел в виду гипнотизм, в отличие от Нобла.
