Под ред. М. Ромашкевича - Эротический и эротизированный перенос
В излечимых формах психоневрозов он (негативный перенос) возникает наряду с переносом нежных чувств и часто направляется одновременно на одно и то же лицо — явление, которое Блейлер удачно назвал "амбивалентностью".) "... Амбивалентность чувств лучше всего объясняет способность невротиков ставить свои переносы на службу сопротивления. Там, где способность к переносу стала в основном отрицательной, как у параноиков (то есть, в экстремальном случае на одном конце непрерывного спектра), возможность воздействия и излечения заканчивается" (106, 107).
Конечно, в настоящее время нашему мышлению доступна большая гамма оттенков. Мы рассматриваем позицию переноса пациента в каждый момент анализа как, главным образом, окрашенную особыми объектными взаимоотношениями в его или ее опыте и как обладающую особой эмоциональной валентностью, характеризуемой сложной смесью или слиянием аффектов, разбуженных в данный момент этими взаимоотношениями.
Давайте обратимся теперь к основным прочным вкладам в психоаналитическую теорию и практику, сделанным в работе о любви в переносе. Первой, конечно, идет тема, заявленная в заголовке, — предупреждение новым аналитикам о технических и моральных опасностях, которые могут проистекать от неправильного технического и человеческого отклика аналитика на чувство искренней "влюбленности" пациентки, будет ли это вызванное контрпереносом ответное чувство романтической вовлеченностью или ее противоположностью — мольбой к пациентке подавить свои чувства или отказаться от них в интересах продолжения лечения. Оба отклика технически неправильны, поскольку приводят к результатам, противоречащим цели анализа, а первый отклик неправилен еще и по соображениям морали, как бессознательная эксплуатация усиленной переносом уязвимости пациентки. Предписание Фрейда — универсальный фундамент вводимой им техники, который с тех пор продолжает оставаться пробным камнем психоанализа, — воспринимать любовные излияния как проявления переноса, которые должны истолковываться и анализироваться как в их защитных (сопротивление), так и в их чувственных компонентах.
То, что Фрейд ощущал необходимость посвятить одну из немногих своих работ по технике этой теме, указывает на осознание им, даже в те первые годы психоанализа, потенциальной значимости этой проблемы для правильной практики психоанализа — а не только как предписание для тех, кого он называл "молодыми и свободными мужчинами". Среди других случаев мы должны иметь в виду случай Анны О., пациентки, лечение которой в 1880 году дало начало самым первым психоаналитическим идеям — концепции "лечения разговором" посредством "прочистки труб". На него намекал Фрейд как в работе "Об истории психоаналитического движения" (1914), так и в посвященном Брейеру некрологе (1925). В "Истории" Фрейд писал: "У меня были все основания полагать, что Брейер по устранении всех проявлений болезни [Анны О.] должен был по новым симптомам открыть у нее сексуальную мотивировку этого "переноса", но от него ускользнул общий характер этого неожиданного явления, так что он, как пораженный "неблагоприятным событием", на этом месте оборвал исследование. Я не получил от него по этому вопросу никаких прямых указаний, но в различное время он дал мне достаточно оснований для вышеизложенных предположений" (12).
Именно Джонс (1953) в первом томе биографии Фрейда первый прояснил природу и дал истолкование "неблагоприятному событию" и заполнил пробел в описании Брейером этого случая в "Исследованиях истерии" (Фрейд и Брейер, 1893-1895; см. подстрочное примечание Стрейчи, SE 2:40). Джонс писал о навязчивой поглощенности Брейера этой очаровательной пациенткой и его постоянных рассказах о драматических эпизодах лечения своей жене, что, в конечном счете, возбудило ее сильную ревность и сделало крайне несчастной и угрюмой. Брейер реагировал на упреки жены острым чувством любви и вины и решил резко закончить лечение Анны О., которая так или иначе чувствовала себя теперь намного лучше. Но вечером того же дня, когда Брейера вызвали к его пациентке, он был шокирован, увидев полное возвращение ее болезни, а также истерику по поводу мнимых родовых мук (pseudocyesis). Джонс назвал это "логическим завершением ложной истерической беременности, которая незаметно развивалась в ответ на оказание помощи Брейером" (224, 225).
Хотя Брейер был сильнейшим образом шокирован, ему удалось успокоить пациентку, прибегнув к гипнозу. Он выбежал из дома в холодном поту; на следующий день он вместе с женой уехал в Венецию, чтобы провести там свой второй медовый месяц. Описывая в некрологе на смерть Брейера его нежелание публиковать данную историю болезни, Фрейд писал:
"Некая характерная для него сдержанность, внутренняя скромность, удивительная у такой выдающейся личности, привела к тому, что он столь долго держал свое удивительное открытие в секрете, что теперь оно утратило часть своей новизны. Позднее я нашел причину, заставляющую предполагать, что чисто эмоциональный фактор также вызвал у него антипатию к дальнейшей работе по разъяснению неврозов. Он наткнулся на нечто всегда присутствующее — перенос пациентки на своего врача — и не смог постичь объективную природу этого процесса. В то время, когда он под моим нажимом готовил "Исследования" для публикации, его суждение об их значимости казалось устоявшимся. "Мне кажется, — сказал он мне, — что нам обоим следует обнародовать это самое важное из всего, что мы собираемся открыть миру" (280).
Фрейд также не был невосприимчив к давлениям контрпереноса. В ходе дальнейшего обсуждения нежелания Брейера сотрудничать с Фрейдом в публикации этих размышлений о гипнозе, истерии и лечении разговором — нежелания, которое Фрейду оказалось непросто преодолеть, — Джонс (1953) писал:
"Постепенно Фрейд догадался, что причина нежелания Брейера публиковать открытие Анны О. была связана с его расстраивающим переживанием с ней. Тогда Фрейд рассказал Брейеру о случае, происшедшим с ним, когда его больная в любовном порыве бросилась ему на шею, и объяснил, почему неприятные происшествия такого рода следует рассматривать как результат феноменов переноса, характерных для некоторых разновидностей истерии. По всей видимости, это оказало успокаивающее воздействие на Брейера, который воспринимал свое собственное переживание подобного рода более личным образом и, возможно, даже укорял себя за неправильное обращение со своей пациенткой." (250).
А Эйхофф (1987) в аннотации к работе Фрейда о любви в переносе процитировал замечание Фрейда Юнгу (в связи с отношениями Юнга с Сабиной Шпильрейн) о том, что эти переживания являются разновидностью "обманчивого блаженства... Сам я никогда не был столь сильно им захвачен, но много раз подходил к этому чрезвычайно близко и еле-еле спасался" (107).
Но Фрейд сделал больше, чем просто предупреждение о тотальности опасности контрпереноса. В работе о любви в переносе он также попытался сказать о данном феномене языком психопатологии и объяснить присущую ему иногда особую интенсивность и цепкость. Он определил данный эротический перенос как могущественное сопротивление лечению: пациентка добивается от аналитика отыгрывания в контрпереносе и таким образом тайного сговора с ней в отклонении от здоровой цели терапии — излечения посредством анализа — к (неизбежно гибельной) невротической цели — "излечению любовью". Фрейд считал, что таков особый феномен переноса у истеричных пациенток, большинство из которых очень хорошо поддается анализу (теми врачами, которые понимали данную ситуацию и могли воздерживаться от исполнения контрпереносных ролей), за исключением одного типа женщин, у которых "эта попытка сохранить любовный перенос для аналитической работы, не удовлетворив его, потерпит неудачу. Это — женщины с элементарной страстностью, не допускающей никаких суррогатов, дети природы, не желающие брать психическое вместо материального... Имея дело с такими людьми, стоишь перед выбором: или проявить ответную любовь, или навлечь на себя всю ненависть отвергнутой женщины. Но ни в одном из этих случаев невозможно соблюсти интересы лечения. Приходится, не добившись успеха, отказаться от лечения" (166-167).
Между прочим, во всей этой дискуссии о природе, условиях и опасностях любви в переносе для пациента и аналитика Фрейд не упоминает дополнительную тему и опасность: сексуальную эксплуатацию беспомощной пациентки со стороны влекомого порывом или беспринципного врача — проблему, которая, к сожалению, столь часто находится в центре внимания в текущей профессиональной (и журналистской) литературе относительно всех занятий, связанных с лечением психики. Фрейд просто не допускал мысли о нарушении этических норм практикующим врачом-психоаналитиком своего времени, не случайно ему так нравилось цитировать Ф.Г.Вишера "Мораль самоочевидна" (Хартманн, I960, 121).
