Александр Гера - Набат-2
— Но на кой ляд я нужен кому-то?
— Я нужен, — вздохнул Судских. — А ты — предмет торга. Бояться не стоит, но шибко доверчивым не будь.
— Не из пугливых и не простак, — обиделся Всеволод. — А Вику, сестренку, не достанут?
— Предупредили, — кивнул Судских. — Когда летишь во Владивосток? Погостишь недельку? Найдем чем заняться…
— Созвонюсь, скажут, — неохотно отвечал Севка. — А со Зверевым дружить можно или он по заданию дружит?
— Не говори чепухи. Миша Зверев отличный парень и специалист, а нагоняй получит за дело. Сам расскажет, повинную голову меч не сечет. Сделаю вид, будто ты ничего не говорил мне, — нашел компромисс Судских, чтобы Севка не переживал.
Первая новость, едва отец с сыном переступили порог, была из Владивостока.
— Твой диспетчер звонил, я все записала, — протянула Севке листок с записью мать. — Велено немедленно возвращаться.
По времени во Владивостоке было чуть больше девяти утра, и Севка стал звонить в пароходство.
— Всеволод Игоревич, — обрадовался нужному звонку диспетчер, — у нас проблема. Сняли старпома с «Пересвета» в Марселе, аппендицит, а под рукой никого нет. Выручайте.
— Да у вас десяток старпомов бичует! — сопротивлялся Севка. Особым желанием снова посетить Францию он не горел. — А паспорт моряка, а виза?
— Учли, Всеволод Игоревич! — дожимал его диспетчер. — С оказией передали, сегодня будут в Москве.
— Считают копеечку, — пояснил Сепка, присоединяясь к отцу с матерью. — Не то что раньше.
— Уезжаешь? — огорчилась мать.
— Туда, откуда вернулся, — ответил Севка.
Отец смолчал. Другая епархия, свои законы, помощь и советы сыну не нужны. Все же предложил:
— Машину прислать?
— Сам, батя, доберусь.
Судских засобирался на службу. Было неловко прощаться с сыном, который еще не уезжал. Потоптавшись немного, Судских сказал: «Ну…» — и развел руки для объятия.
Обнялись, прижались друг к другу, часть тепла передалась от одного к другому, не обогрев полно. Как-то куце они живут, подумали оба, каждый в своем измерении, отчего родственные чувства гаснут, не в силах преодолеть невидимую границу. Севка стоял перед Судских в одних плавках — взрослый человек и по-детски беспомощный, а отец одет, со всякими колкими штучками форменной одежды, сознающий, что, если они расстанутся отчужденно, обязательно случится непоправимое, какая-то беда…
Генерал принимал самые разные ответственные решения, а перешагнуть этот барьер было для него чудовищно сложно. Как? Да еще под караулящим взглядом жены, а она обязательно потом зудить станет; жестокий, черствый, с сыном толком попрощаться не может. «Выйди, мать!» — просилось с языка.
А не тут ли рождаются проблемы целой страны, над которой и он ломает голову? Кто же это забрался, как червячок, в маленькую ячейку и выгрызает оттуда самое ценное, разрушая се?
И остается шелуха, оболочка.
Судских, уже отстранившись, сделал шаг к сыну и миновал барьер. Опять прижал его к себе, крепко охватив затылок Севки.
— Я всегда с тобой, сынок. Это ты для других взрослый.
Теперь тепла было много и хватило надолго. Для полетов и смягчения тревог. Мать, смахнув слезу, вышла.
Подарок отца дожидался у подъезда, когда Севка покинул дом. Миша Зверев вышел из генеральской «Волги» навстречу.
— Миша! — обрадовался Всеволод.
— Собственной персоной, — неловко улыбался Зверев. — Игорь Петрович просил сопроводить…
— Обожди, до отъезда еще кучу бумаг получить нужно. И в посольство, и за билетом…
— Не суетись, — опять взял на себя старшинство Михаил. — Французская виза у тебя не закончилась. Моряцкие твои документы заберем в департаменте, самолет в 14.35, билет заказан. До самой стойки провожу. В Париже тебя встретит наш человек и сопроводит до Марселя, Все просто.
— Да уж, — оценил заботу Севка.
— Ты теперь виповская персона…
Действительно, без спешки и аврала спокойно уладили формальности, билет взяли без проблем, у таможенной стойки прощались тепло и прочувствованно.
В Шереметьево, как всегда, было много народу, раздавались объявления о вылетах и прилетах, люди перемещались в большом зале, и Зверев удерживал все перемещения в поле зрения. Ничего заслуживающего внимания он не обнаружил и покинул аэропорт, когда Севка пристроился к пассажирам своего рейса у кабинки пограничников.
Интересное дело: ни в чем дурном не замешан, ничего дурного с собой и в мыслях, а под пристальным взглядом молоденького ефрейтора любой русский теряется. А вдруг?
Не любят на Руси шлагбаумы, а их понатыкано везде и надолго…
— У вас виза просрочена, — сообщил Севке ефрейтор, и тотчас рядом возник прапорщик:
— Пройдемте со мной.
— Самолет улетает! — схватился Севка за первый спасительный довод.
— Полетит без вас.
— А почему я должен идти с вами куда-то? — заартачился он.
— Давайте не обсуждать, — привычно нейтрально произнес прапорщик и указал вытянутой рукой направление.
Он привел Всеволода в кабинет, где восседал подполковник-пограничник, там же находились милицейский полковник и двое парней в серой форме внутренних войск.
— Доставили, товарищ подполковник, — козырнул прапорщик.
«Так, — сразу дошло до Севки, — ждали. Какой тут Париж, какие масоны — вот они, родные, дубовые и миленькие!»
Виду не подал, стал дожидаться объяснений. Западня безо всякого, готовились к встрече.
— Что же вы, Всеволод Игоревич, путешествуете с просроченным заграничным паспортом? — полковник милиции смотрел насмешливо.
— В посольстве сказали, паспорт годен до конца месяца, — хладнокровно ответил Севка.
— Может, и так, но сам паспорт фальшивый, — сообщил милицейский полковник.
— Почему фальшивый? Я с ним во Францию летал, выдали во Владике, в турбюро, — еле сдерживал возмущение Севка.
— Бланки паспортов выкрадены, что мы и хотим выяснить.
— А я при чем?
— При том, что требуется прояснить, как он попал к вам и зачем, едва вернувшись из Франции, вы снова летите туда, — добивал Севку милицейский полковник.
«Козлы!» — вскипел Севка, но сумел держать себя в руках. В конце концов, есть еще отец.
— А милиции делать нечего? На одних провокациях стоите?
— Не надо грубить. За мелкое хулиганство можно схлопотать пятнадцать суток, — как с дитяткой, играл с ним милицейский полковник.
— Я могу позвонить?
— Папе? Мы знаем, кто ваш отец, Всеволод Игоревич.
Как раз у таких родителей детишки нарушают закон, балуются наркотиками, сами их распространяют…
Севка смолчал, намек прозрачен и понятен. Приученный с детства самостоятельно выбираться из трудностей, он продумывал, как связаться с отцом. Сразу понял, милиция этого не допустит. А отец будет считать, что он благополучно улетел в Париж…
Его провели коридором к закрытому выходу в сопровождении двух парней в серой форме. Прямо за дверьми стоял желтенький милицейский «газик» с водителем.
— Бандюг ловить слабо, а тут подготовились тщательно.
— Помалкивай, — одернул полковник, а парни довольно грубо втолкнули Севку на заднее сиденье. Дверца захлопнулась, как мышеловка, парни сели по бокам, «газик» тронулся.
Севка больше не говорил. В полном молчании выбрались на трассу, ни одной машины навстречу — государственного преступника везут! Парни по бокам с полным достоинством.
На повороте виадука их обогнала черная «ауди» с синим маячком на крыше и сразу же заверещала гадливым сигналом, загородив проезд. «Газик» стал. Никто ни звука. Через водительское зеркальце Севка успел заметить другую «ауди» сзади. Из обеих выскочили верзилы в масках, и заговорил микрофон из первой «ауди»:
— Всем выйти, руки на капот, не сопротивляться, стреляем без предупреждения!
«Вот суки! Хорошо от папани прикрылись!» — сразу понял нехитрую комбинацию Севка.
Сидящие в «газике» команду выполнили без промедления. Севку вытянули сопровождающие парни. Едва он коснулся ногами земли, его подхватили другие руки и потащили к задней «ауди». Держали некрепко, будто давали ему последний шанс. Он подумал:
«Если махнуть через ограждение, можно скатиться по склону и рискнуть, тормознув любую машину. Хотя бы крикнуть, чтобы отцу передали…»
Едва подумал, мышцы напряглись, а следом он получил удар по затылку, который совсем недавно прижимал к себе отец… Так толком и не поговорили…
Сознание отключилось начисто.
Скомканные проводы были неслучайными. С вечера Гриша Лаптев сообщил о готовности его изобретения к практической работе. Применив метод математического анализа и вариационного исчисления к истории, он грозился прояснить самые темные уголки и установить точность хронологических дат. Более того, любой желающий мог побывать непосредственно на месте событий. Судских, своему шефу, он не мог отказать быть первым путешественником во времени и пространстве.
