Моника Спивак - Мозг отправьте по адресу...
Речь. Голос достаточно громкий, но довольно низкий, с глуховатым оттенком, «с хрипотцой». Произношение без всяких дефектов, с хорошей дикцией, за исключением легкого свиста при разговоре, происходившего вследствие потери одного переднего зуба. По данным жены, голос отличался наибольшей выразительностью по сравнению со всеми остальными выразительными движениями, был более выразительный, чем мимика и жестикуляция. Частых изменений голоса во время речи не было, говорил большей частью в одном тоне. Речь средней быстроты, скорее несколько замедленная, как и все движения вообще. Речь плавная, свободная, без запинок и затруднений. Произносил слова, строил фразы и ставил ударения правильно. Случаев выпадения из памяти или неумения произнести отдельные слова или обороты речи не отмечалось, так же как и случаев непонимания смысла или значения слов и фраз, которые слышал от собеседника.
Был словоохотлив, «любил поговорить». Выступать не любил, «оратором не был», но когда нужно было, мог выступить и говорить достаточно гладко, «лучше, чем многие ораторы».
Певческого голоса не было, не пел. Ни на каких музыкальных инструментах не играл.
Письмо. Писал со средней быстротой. Все же по сравнению со всеми остальными движениями письмо отличалось наибольшей скоростью. Писал очень неразборчиво, почерк носил небрежный характер, буквы несколько разбросаны и растянуты, расположены неровно в отношении линии строки и наклона. Расписывался просто, без завитушек. В грамматическом и синтаксическом отношении писал правильно, жена отмечает лишь, что своеобразно строил фразы. Письменная речь вполне связная и логичная. Бывали частые пропуски букв. Сокращения в письме не употреблял, лишь не дописывал в словах конечные буквы, что можно отнести к общей небрежности почерка.
<…> Чрезвычайно интересным представляется то обстоятельство, что способность к имитированию движений вообще распространялась также и на письмо. Так, по данным А., в детстве подделывал подпись отца. <… >
Способности к черчению не было. Хотя учился в реальном училище, никаких успехов в этом предмете не выказывал.
Рисование. Была хорошо выраженная одаренность к рисованию, которая проявлялась уже с детских лет. Школьный товарищ передает, что уже в школьные годы участвовал как художник в школьном журнале.[538] И в дальнейшем, уже после того как определилось его поэтическое дарование, работал художником. Так, в 1919 г., в ЮгРОСТА, писал плакаты и одновременно составлял к ним рифмованные подписи. Сам считал, что рожден был художником (со слов жены). Рисовал почти всегда карандашом (обычно простым) или пером, красок почти не употреблял. Жена помнит только один случай, когда он более или менее продолжительное время, около 2 месяцев (в 1931 г.), писал красками.
Относительно манеры рисования и содержания рисунков можно отметить следующее.
Чрезвычайно характерным является то, что не рисовал с натуры, а рисовал только то, что приходило в голову, только свои мысленные образы. Более того, жена передает, что, несмотря на неоднократные попытки рисовать с натуры, это ему не удавалось, что сильно его огорчало. Этот момент мы считаем чрезвычайно существенным, так как он указывает на то, что способность к изображению предметов внешнего мира, как они непосредственно представляются глазу художника, если даже она и была у него выражена, то значительно отступала на задний план и оставалась в скрытом состоянии по сравнению со способностью изображения своих внутренних, мысленных образов, которая занимала доминирующее положение. Это, в свою очередь, вытекало из того доминирующего всепоглощающего положения, которое занимало воображение, мир внутренних образов, во всей установке его личности в целом. В его манере рисовать и содержании рисунков это проявляется, пожалуй, с наибольшей яркостью.
Рисовал очень быстро, мог сделать рисунок за 3–5 минут. Рисунки обычно были небольшие. Рисовал на чем попало: на клочках бумаги, коробочках из-под папирос и т. д. Обычно никогда не отделывал рисунков. Они скорее представляли собою наброски приходящих ему в голову мыслей, которые он тут же отбрасывал в сторону, совершенно ими в дальнейшем не интересуясь, впрочем, как и рукописями. Очень часто попадаются неоформленные рисунки – отдельные фрагменты, в которых с трудом можно уловить основной образ. Для направленности его художественного мышления характерно то, что предметом его набросков никогда не являлась природа, пейзажи, отдельные предметы, за исключением оружия. Рисовал всегда только людей, изредка попадаются рисунки зверей. В полном согласии с вышеописанной установкой его личности, чрезвычайно типично для его рисунков то, что на них не было конкретных людей, рисунки всегда имели собирательный характер, изображая определенные типы, приходившие ему в голову в момент рисования. Диапазон изображаемых образов необычайно обширен. Мы встречаем здесь самые разнообразные типы от Средневековья до наших дней, в особенности из революционной действительности, эпохи гражданской войны. Эти образы имеют резко выраженный отпечаток романтизма и героики. Преобладают наброски пиратов, солдат, средневековых рыцарей, матросов и т. п. Но попадаются и комические наброски. Они несомненно являются отражением присущего ему иронического склада мышления.[539]
Рисунки, при всей их небрежности и неотделанности, отличаются очень большой экспрессией, в особенности в выражении лиц, глаз, отдельных действий.
В общем, они ярко отражают в себе необычайное богатство творческой фантазии. Добавим, что описанные выше наброски являются непременной принадлежностью всех его рукописей, при этом они не всегда имеют прямое отношение к содержанию рукописи.
Приведем в заключение высказывания относительно его одаренности к рисованию одного специалиста-художника, близко его знавшего в жизни. Этот специалист, признавая наличие у него несомненно больших способностей к рисованию, указывает в то же время, что не считает его настоящим художником. Он также подчеркивает, что Э.Г. пользовался рисованием только для иллюстрации своих творческих литературных образов. В отношении самого характера рисунков он высказывает мнение, что Э.Г. владел скорее, так сказать, геометрией рисования, тогда как чувства краски, пластичности не были развиты. Это согласуется с тем, что рисовал почти исключительно карандашом, тогда как писание красками, по-видимому, не удавалось.
ПСИХОСЕНСОРНАЯ СФЕРА
Зрение. В одном глазу (правом) была близорукость, по-видимому, в довольно сильной степени; другим глазом видел хорошо. Очками не пользовался, к глазным врачам не обращался. <…> Каких-либо недостатков зрения: косоглазия, двоения в глазах и др. – не отмечалось.
Глазомер, по-видимому, был не особенно хороший. Любил стрелять из винтовки, но стрелял неважно. Есть сведения, что в юности играл на бильярде, однако насколько хорошо – неизвестно.
В сумерки видел нормально.
Дальтонизмом не страдал, цвета различал правильно. Любил яркие тона и краски, все основные цвета. Особенно любил ярко-васильковый цвет – электрик. Темных тонов не любил. Можно полагать, что мог улавливать и подмечать тонкие оттенки различных цветов. Это следует из того, что очень нравилось любоваться природой, пейзажами: вспоминал, например, с восхищением о картинах природы в Персии. Любил живопись и хорошо понимал ее (подробнее об этом в дальнейшем).
Несомненно, что на основании вышеизложенного мы должны признать у него наличие высокоразвитого восприятия зрительных ощущений. Мы склонны расценивать этот момент как тесно связанный с одаренностью к рисованию, рассматривая его как психосенсорный элемент этой одаренности. То, что, как указано выше, в его рисунках этот элемент (чувство краски) не находил своего проявления, может указывать на то, что соответствующий ему психомоторный компонент не был развит в должной степени.
Обманов зрения в виде иллюзий и галлюцинаций, так же как и случаев неузнавания формы и значения предметов, не отмечалось.
Относительно зрительной памяти надо полагать, что она была развита, по-видимому, достаточно хорошо. Например, легко запоминал и находил места в книгах, которые читал. Также можно полагать, что прочно удерживал в памяти виденное вокруг. <… >
Слух. <…> Острота слуха хорошая, хорошо разбирал шепотную речь. Особой остроты слуха не отмечалось. Слышал одинаково хорошо как высокие, так и низкие тона. Относительно способности определять расстояние и направление по слуху данных не имеется.
Обманов слуха в виде слуховых иллюзий или галлюцинаций, так же как и случаев непонимания смысла и значения слов, не отмечалось. Слуховая память, по утверждениям жены, была очень хорошая. Очень хорошо запоминал и надолго удерживал в памяти слышанное. Легко и в подробностях мог передать то, что слышал. По утверждениям жены, слуховая память вообще превалировала над зрительной. Это можно заключить из того, что рассказывал и охотнее передавал то, что слышал, по сравнению с тем, что видел. В своих разговорах, беседах гораздо больше останавливался на передаче слуховых ощущений, например манере речи, словечках и фразах и т. д., чем на передаче зрительных ощущений. Хорошее развитие слуховой памяти представляется соблазнительным связать с его поэтической одаренностью, в которой она выявлялась, как об этом речь будет ниже, с особенной силой.
