Моника Спивак - Мозг отправьте по адресу...

Моника Спивак

Мозг отправьте по адресу…

Часть I

Пантеон российских мозгов

Три смерти: Владимир Маяковский, Андрей Белый, Эдуард Багрицкий

" – Подождите, – сказал Олеша. – Это не самое странное. Самое странное, даже, я бы сказал, необъяснимое, при всей своей матерьяльности, было то, что я видел вчера в Гендриковском переулке, где еще совсем недавно мы играли в карты до рассвета… Вы знаете, что это? Мозг Маяковского. Я его уже видел. Почти видел. Во всяком случае, мимо меня пронесли мозг Маяковского.

И Олеша, перескакивая с образа на образ, рассказал нам то, что потом с такой поразительной художественной точностью появилось в его книге «Ни дня без строчки»:

«…вдруг стали слышны из его комнаты громкие стуки – очень громкие, бесцеремонно громкие: так могут рубить, казалось, только дерево. Это происходило вскрытие черепа, чтобы изъять мозг. Мы слушали в тишине, полной ужаса. Затем из комнаты вышел человек в белом халате и сапогах – не то служитель, не то какой-то медицинский помощник, словом, человек, посторонний нам всем; и этот человек нес таз, покрытый белым платком, приподнявшимся посередине и чуть образующим пирамиду, как если бы этот солдат в сапогах и халате нес сырную пасху. В тазу был мозг Маяковского…» – этот рассказ не мог забыть и спустя тридцать с лишним лет В.П. Катаев.[1]

Смерть В.В. Маяковского потрясла Советскую Россию. В те печальные весенние дни 1930 года газеты сообщили: "14 апреля, в 10 [часов] 15 [минут] утра в своем рабочем кабинете покончил жизнь самоубийством поэт Владимир Маяковский. <…> Днем, 14 апреля, тело Маяковского перевезено на его квартиру в Гендриковом переулке".[2] Но еще до выхода газет известие о роковом выстреле Маяковского молниеносно облетело Москву. На месте трагедии собрались многочисленные друзья и знакомые покойного. Естественно, не только Юрий Олеша стал свидетелем изъятия мозга поэта. «…Пилою такой специальной начали пилить, такой докторской пилой… Чашка, черепная крышка, отошла, и в ней был мозг. Ну, вот, положили, значит, мозг и сказали, что очень большой мозг, понимаете ли…» – вспоминал увиденное художник Н.Ф. Денисовский.[3] Чуть менее экспрессивно о том же рассказывал другой мемуарист и писатель, приятель Маяковского Л.В. Никулин: "14 апреля 1930 года, поздно вечером, мы пришли в квартиру Маяковского в Гендриковом переулке. Маленькая, тесная квартира была полна народа. <…> Из комнаты, где лежал Маяковский, вышли люди в белых халатах. То были сотрудники института мозга. <… > Они несли завернутую в полотно банку. Это, скрытое в белом, было мозгом Маяковского. Потом нас пустили к нему. Он лежал на кровати, у стены, с желтовато-серым лицом и синими тенями у глаз".[4] Не будем обращать внимание на частности: в тазу или в банке выносили из квартиры мозг поэта. «Скрытое в белом» (то есть завернутую в полотно банку или же таз) препроводили в дом № 43 по Большой Якиманке, в Московский институт мозга, о чем в «Журнале поступлений» была сделана соответствующая запись. Эта запись впервые была воспроизведена в публикациях Валентина Скорятина, посвященных «тайне гибели Владимира Маяковского».[5]

В неожиданном самоубийстве Маяковского было много неясного, что порождало слухи и подозрения. Действительно, обстоятельства и причины смерти, недостойной поэта, «революцией мобилизованного и призванного», и неудобной для советской власти, которая желала видеть в Маяковском певца нового социального строя, не афишировались и были покрыты завесой тайны. Однако из самого факта изъятия мозга, напротив того, никакой тайны не делалось. Такие впечатлительные мемуаристы, как Юрий Олеша и Лев Никулин, может, и были потрясены громкими стуками, производимыми прозекторами при вскрытии черепа, но в печати об этом писали без малейшего надрыва, спокойно и даже горделиво, как о чем-то вполне естественном. Манипуляции с мозгом, наряду с гражданской панихидой и кремацией, входили в программу мероприятий по организации почетного погребения.

В 18 ч[асов] 30 м[инут] скульптор К. Луцкий и формовщик К. Кучеров сняли посмертную маску с лица покойного поэта.

20 ч[асов]. Профессора из Института мозга берут мозг В. Маяковского на исследование. Мозг Маяковского весит 1700 граммов. Примечание: средний вес человеческого мозга 1300–1350 граммов. Исследование мозга Маяковского будет произведено в ближайшие дни.

В полночь тело В. Маяковского перевезено в Клуб писателей.

Друзья покойного поэта, представители литературных и общественных организаций провели у гроба поэта всю ночь. <… >[6] – извещалось в «Хронике похорон».

Апрельские газеты были наполнены сообщениями о различных, порой весьма экзотических способах увековечения памяти покойного. В их числе рассматривалось и исследование мозга. В «Литературной газете» за 21 апреля 1930 г. появилась специальная заметка, озаглавленная «Мозг В.В. Маяковского»; в ней давался краткий отчет об уже проделанной по итогам вскрытия работе и намечались общие перспективы работы дальнейшей:

Государственным институтом по изучению мозга 14 апреля в 8 час[ов] веч[ера] был извлечен мозг покойного В. Маяковского. По внешнему осмотру мозг не представляет сколько-нибудь существенных отклонений от нормы. Вес его 1700 граммов – при среднем весе у взрослого мужчины 1400 граммов.

Институт мозга приступил к предварительной обработке мозга В.В. Маяковского, чтобы приготовить его к микроскопическому изучению. В ближайшее время материалы, относящиеся к мозгу В.В., будут включены в коллекцию Пантеона ГИМ.

Институт мозга обращается ко всем близким и знакомым поэта с просьбой предоставить в его распоряжение все сведения, характеризующие В. Маяковского, а также соответствующие материалы: фото в различные периоды жизни, автографы, рисунки Маяковского, личные письма, записки и другие документы.[7]

Впоследствии о том, что делали «профессора из Института мозга», информировать народ перестали, и плотной завесой тайны оказалась покрыта не только смерть Маяковского, но и судьба его мозга. Многие специалисты безуспешно пытались приподнять эту завесу. Проводивший «журналистское расследование» «тайны гибели Владимира Маяковского» Валентин Скорятин попытался навести справки у тех, кто сегодня работает в Институте мозга. С их слов сообщенные в книге Скорятина сведения скудны и недостоверны:

Исследования института, по мнению новой власти, должны были подкрепить мысль о том, что большевистская идеология является «высшей стадией эволюции человечества». Коллекция и подбиралась в соответствии с этим. <…> В необычной коллекции оказались мозги Куйбышева, Кирова, Горького, Калинина, Сталина…

Как удалось мне выяснить, изъятие «материала» для исследований проводилось не сотрудниками института, да и круг лиц, чьи мозги попадали в лабораторию, определялся отнюдь не учеными мужами. И то, что фамилия Маяковского оказалась в «ряду избранных», верный знак того, что ход трагических событий контролируют всемогущие силы".[8]

Бесспорно здесь лишь одно умозаключение Скорятина: «Понятно, что не каждый покойник удостаивался такой чести. Предметом научных изысканий мог быть мозг лишь определенных знаменитостей…»[9]

В отличие от Владимира Маяковского, первого поэта революции, писатель Андрей Белый (псевдоним Бориса Николаевича Бугаева) не был в большом фаворе у советской власти. Символист, мистик и антропософ, он считался носителем идеологии буржуазной, устаревшей, в лучшем случае – «попутнической». Андрей Белый умер после продолжительной болезни в начале 1934 года.

…В январский суровый вечер 1934 года я зашел в Анатомический музей одной из клиник на Большой Пироговской. Служитель провел меня в большое пустынное помещение. Там на огромном цинковом ложе я увидел смертное тело человека. Это было тем, что осталось от писателя Андрея Белого и – человека, Бориса Николаевича Бугаева.

Иное впечатление: это тело казалось не трупом, а было подобно совершенным созданиям гениального художника античных времен. Но художником была сама Природа, создавшая это совершенное тело, – писал впоследствии Петр Никанорович Зайцев,[10] младший друг и литературный секретарь Андрея Белого. Вместе с женой писателя, Клавдией Николаевной Бугаевой, П.Н. Зайцев дежурил у больничной постели, после делил с ней тяжесть горя, бремя бюрократических и бытовых хлопот. Автор уникальных дневников и воспоминаний,[11] П.Н. Зайцев запечатлел образ Андрея Белого в жизни и, как мы видим, в смерти.