Илья Рухленко - Что ответить дарвинисту? Часть II
Тем не менее, мы имеем то, что имеем – поразительное сходство сумчатого волка с волком обыкновенным (вообще практически не родственников)… при разительном отличии сумчатого волка от сумчатого льва (эволюционных родственников).
Такие факты, безусловно, делают тезис о случайном характере эволюции очень уязвимым. Заставляя задумываться о существовании каких-то других формообразующих сил, не имеющих никакого отношения к естественному отбору более приспособленных.
А теперь давайте проведем общий анализ достоинств и недостатков теории непрерывного творения в сравнении дарвиновской теорией эволюции.
8.1. Факты, которые теория непрерывного творения объясняет хуже, чем дарвиновская теория эволюции
Таких фактов нет. Действительно, практически любые «эволюционные» факты, которые использует дарвиновская теория, могут с точно такой же эффективностью быть использованы и в рамках концепции непрерывного творения.
И только факты каких-либо эволюционных изменений, в которых было бы строго установлено, что эти изменения произошли именно под действием естественного отбора (случайных мутаций) – только такие факты объясняются в рамках дарвиновской теории лучше, чем в рамках теории непрерывного творения.
Но дело в том, что кроме примера с «эволюцией березовой пяденицы», строгих примеров эволюционных изменений в природе под действием именно естественного отбора – биологией пока не зафиксировано, несмотря на все старания, за последние 150 лет, прошедших со дня опубликования теории Дарвина. И это обстоятельство уже само по себе является наглядным показателем, насколько, на самом деле, «распространены» в природе дарвиновские механизмы эволюции. Более того, даже одинокая «эволюция березовой пяденицы», при ближайшем рассмотрении тоже оказывается не таким однозначным примером, как хотелось бы (см. выше).
Таким образом, фактов, которые объяснялись бы в рамках дарвиновской теории лучше, чем в рамках теории непрерывного творения – просто нет.
8.2. Факты, которые теория непрерывного творения объясняет так же хорошо, как и дарвиновская теория эволюции
Это все факты, которые говорят в пользу эволюции жизни на Земле. Во-первых, это факты, демонстрирующие последовательную смену фаун и флор. А во-вторых, это факты, свидетельствующие о происхождении организмов именно друг из друга.
К фактам первой категории (свидетельствующим в пользу последовательной смены организмов на Земле) относится, в первую очередь, огромный накопленный массив палеонтологических данных.
В рамках дарвиновской теории эволюции, эти факты интерпретируются, как постепенная эволюция (постепенное изменение организмов) под действием естественного отбора в ходе борьбы за существование.
В рамках концепции непрерывного творения эти факты интерпретируются, как постепенное создание разных биологических таксонов некоей разумной силой.
Точные мотивы, которыми руководствовалась эта сила при создании биологических таксонов, мы вряд ли уже сможем узнать, но по некоторым свойствам самих биологических таксонов можем догадываться об основных принципах, которые соблюдались при их создании. Это, во-первых, обеспечение надежного выживания (нередко адаптивный потенциал организмов существенно превышает те «вызовы среды», с которыми приходится сталкиваться этим организмам). Во-вторых, обеспечение максимального разнообразия разных биологических таксонов – их форм, образа жизни, поведения и т. п. И наконец, в значительном числе таксонов явно просматриваются эстетические мотивы.
Факты второй категории, свидетельствующие о происхождении разных биологических таксонов именно друг из друга (а не каким-нибудь иным способом) – это, в первую очередь, обширная группа молекулярно-генетических свидетельств.
Например, уже давно ставший знаменитым аргумент про «встроившиеся ретровирусы» на сегодняшний день может быть правдоподобно объяснён, наверное, только в рамках представлений об общем эволюционном предке. Действительно, если у двух разных биологических видов в одних и тех же участках ДНК имеются сходные вставки, весьма напоминающие определенный ретровирус, то проще всего предположить, что эти виды произошли от какого-то общего предка, который когда-то в прошлом «подцепил» эту вирусную инфекцию (встроившуюся в его ДНК и там оставшуюся).
Есть, конечно, и альтернативные объяснения, что это не вирусы «вставились» (в своё время) в геном общего предка, а наоборот, сами вирусы произошли как раз из таких участков геномов. Или даже были созданы из этих участков геномов (как «Ева из ребра Адама»). Однако на сегодняшний день такие (альтернативные) объяснения выглядят более спекулятивно, чем версия об эволюционном происхождении тех или иных организмов от общих предков, «зараженных» соответствующими вирусами.
Правда, дело осложняется тем, что в рамках представлений о естественной эволюции, до сих пор не очень понятно, откуда взялись сами вирусы. Ведь они же должны были откуда-то взяться, чтобы потом (через какое-то время) заразить того или иного «общего предка»? И вот сегодня каждая из имеющихся гипотез происхождения вирусов имеет свои недостатки. То есть, этот вопрос пока еще не ясен. Причем одна из имеющихся гипотез происхождения вирусов… как раз и предполагает, что вирусы – это именно «осколки» геномов каких-то организмов, которые каким-то образом отделились (от исходных геномов) и начали самостоятельную (паразитическую) жизнь.
В качестве слабого места этой гипотезы указывается то обстоятельство, что сам механизм подобного образования – не очень понятен и выглядит маловероятным в рамках естественного (само)возникновения вирусов. Ведь, несмотря на всю простоту своего строения, вирус, на самом деле, «прост» только в сравнении с живыми клетками. А сам по себе, вирус устроен весьма сложно – достаточно, чтобы глубоко засомневаться в возможности его самопроизвольного образования (самовыделения) из живой клетки, причем сразу в работоспособном состоянии. Так что (еще раз) в рамках естественного происхождения вирусов, не очень ясно (а точнее, совсем не ясно), как эти вирусы вообще возникли.
А вот концепция непрерывного творения совсем не ограничена рамками именно естественного (само)возникновения. Наоборот, она как раз предполагает (и даже постулирует) создание с помощью разумного планирования. Понятно, что с помощью разумного планирования создание вируса (из какого-то конкретного участка ДНК исходного животного) вполне возможно. Наверное, даже мы, люди, в скором времени тоже научимся это делать, несмотря на то, что открыли для себя ДНК (как информационную молекулу) только 60 лет назад. Тем не менее, мы (люди) уже успели искусственно собрать из отдельных нуклеотидов целую хромосому бактерии (Gibson et al., 2008). И даже хромосому дрожжей (Annaluru et al., 2014).
Столь же легко встраиваются в концепцию непрерывного творения огромное число свидетельств генетического родства организмов, которые следуют из установленных фактов постепенно убывающего молекулярно-генетического сходства (см. выше). На сегодняшний день такие факты проще всего объясняются именно через представление об общих предках, от которых потом расходились эволюционные «ветви» разных биологических таксонов. И если факты подобного «генетического родства» весьма неоднозначны для высших биологических таксонов (типов, классов, отделов), то на уровне разных биологических видов, родов, а в некоторых случаях, возможно, и семейств, факты генетического родства выглядят уже более убедительно (хотя и со многими исключениями).
Кроме того, в пользу происхождения одних таксонов из других свидетельствует еще и обширная группа биогеографических фактов. Например, высокая степень эндемичности (своеобразия) фаун и флор многих изолированных островов сама по себе как бы говорит нам о том, что это своеобразие появилось уже «на месте», то есть, возникло из имевшегося числа тех видов, которые так или иначе когда-то попали на этот остров. Наблюдения за разнообразием близких видов на разных островах Галапагосского архипелага когда-то натолкнули самого Дарвина на мысль о происхождении этих близких видов от какого-то общего предка, попавшего, в свою очередь, на эти острова с континента (Южной Америки). Этот аргумент не устарел и сейчас. Точно так же, в пользу происхождения одних таксонов из других, свидетельствуют и эндемичные виды, имеющиеся на самих континентах. Например, некоторые виды рыб, встречающиеся только в каком-нибудь одном озере (которое еще и образовалось сравнительно недавно) тоже как бы говорят нам, что эти виды рыб произошли из других, близких видов рыб, которые, действительно, плавают где-нибудь в соседних озерах.
