Лев Кривицкий - Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции
В 1940 г. эксперимент с вынужденной экспериментаторами тренировкой провёл У.Блур. Он заставлял самок крыс интенсивно бегать в течение месяца и более, после чего позволял им спариваться с самцами и измерял содержание холестерина и фосфолипидов у них в мышечных тканях (Там же, с.196). Он доказал то, что и без того было известно: тренировка изменяет химический состав мышц. Возможность передачи изменённого состава мышц потомству ему доказать не удалось.
Довольно многочисленными были эксперименты, направленные на проверку возможности наследования температурных и пищевых воздействий на организмы. Известность получили опыты М.Штандфуса, а затем и Э.Фишера с охлаждением куколок, вызвавшим потемнение крыльев у бабочек, полученных из этих куколок, опыты У.Тоуера с разогреванием яиц и личинок колорадского жука, обеспечившего посветление крыльев у взрослых организмов, опыты Ф.Самнера с разогревом беременных самок мышей, в результате чего развивались мыши с увеличенными хвостами и лапами, что воспроизводилось у части их потомков, воспитанных при комнатной температуре.
Все эти опыты давали нерегулярные, неустойчивые и сомнительные с методологической точки зрения результаты, вследствие чего подвергались справедливой критике. Они кое-что показывали, но ничего не доказывали. Они не учитывали выявленный генетикой потенциал наследственности, скрытый в гетерозиготном состоянии и проявляющийся в генетическом разнообразии (гетерогенности) популяций.
Но с учётом того, что обнаруженные в экспериментах влияния прижизненных изменений на наследственные всегда могут быть объяснены проявлением наследственных признаков дальних предков подопытных животных, такие влияния становятся недоказуемыми и рассматриваются как объект не знания, а веры.
Но разве не объектом веры является так называемое «непрямое» приспособление, которое рассматривается как результат поддержки отбором накопленных в скрытом состоянии ошибок генетического аппарата? Реальное приспособление живых организмов посредством биологической работы при этом считается несущественным для возникновения наследственной приспособленности. Зато информационный шум, возникающий на молекулярном уровне, представляется источником возникновения любых приспособлений.
Наиболее интересные результаты по сохранению в потомстве признаков, вызванных температурными и некоторыми химическими воздействиями, были получены в экспериментах В.Йоллоса ещё в 1920-е годы над простейшими – инфузориями. Н.Иорданский характеризует эти эксперименты следующим образом:
«Устойчивость к неблагоприятным температурам или химическим веществам сохранялась у инфузорий в течение многих десятков (до сотни) поколений и, следовательно, была наследственной. Подчёркивается, что, во-первых, вся экспериментальная популяция представляла собой клон, полученный путём бесполого размножения, и, во-вторых, в эксперименте отсутствовала смертность инфузорий, вызванная действием экстремального фактора. Это истолковывалось как исключение возможности действия отбора» (Иорданский Н.Н. Эволюция жизни – М.: Издат. центр «Академия», 2001 – 432с., с.37).
Как отмечает Н.Иорданский, анализ данных опытов проводил Ж.Женермон, который объяснил наследование изменений длительными модификациями. «Женермон указал, что хотя экспериментальная популяция инфузорий представляет собой клон, это отнюдь не означает генетической гетерогенности популяции. Во-вторых, в процессе развития длительных модификаций, очевидно, основную роль играет отбор, влияющий не на смертность, а на темпы размножения: преобладание в популяции получает более многочисленное потомство более устойчивых к действию неблагоприятного фактора особей» (Там же).
Основанием для отнесения этих форм наследования к длительным модификациям явилось прекращение приобретённой приспособленности через большое число поколений. Если бы не это, феномен отнесли бы к мутациям, вызванным воздействием экстремальных факторов. Мы помним требование Гийено, чтобы в экспериментах использовались только однородные в генетическом отношении организмы. Но и клоны не соответствуют этому требованию. Это даёт возможность геноцентрического объяснения любых негеноцентрических экспериментов.
Довольно сходными по методологии и полученным результатам с изучением действия температурных факторов были опыты по проверке действия необычной пищи на изменчивость живых организмов и возможности её унаследования. Особенности и качество пищи оказывают постоянное влияние на химический состав тел живых организмов, получение ими исходного сырья для выработки гормонов и ферментов, на биологическую работу внутренних органов.
Эксперименты по влиянию пищи на изменчивость организмов были проведены для изучения проблемы индустриального меланизма английскими исследователями Дж. Харрисоном и Ф.Гаретом. Вот как описывает эти эксперименты Л.Бляхер:
«Полагая, что потемнение бабочек зависит от того, что гусеницы питаются листьями растений, на которых осели распыленные в воздухе минеральные частицы, эти авторы кормили гусениц пяденицы листьями боярышника, ветки которого перед этим стояли в слабом растворе сернокислого марганца или азотнокислого свинца. Бабочки, развившиеся из этих гусениц, обнаружили в известном проценте (в одном опыте 4 %, а в другом даже 16 %) изменения, сходные с индустриальным меланизмом. Такой же эффект Харрисон получил при кормлении гусениц другой пяденицы, взятых с деревьев сильно задымлённых местностей. Искусственно полученные тёмные бабочки при скрещивании с нормальными, светлыми, обнаруживали рецессивный характер меланистических изменений. Не исключено, что соли оказывают мутагенное воздействие» (Бляхер Л.Я. Проблема наследования приобретённых признаков (история априорных и эмпирических попыток её решения) – М.: Наука, 1971 – 274с., с.203).
Каким бы ни было влияние ненаследственных факторов на наследственные, их всегда можно объяснить мутацией, не оставляя шансов для иначе мыслящих экспериментаторов. При этом не замечают упрощённости и примитивности геноцентрического мышления. Наследственное вызывается только наследственным, и не может испытывать никакого влияния ненаследственного. Всё наследственное определяется молекулами, но не организмами. Если возникло что-то новое, нужно предполагать мутацию.
«Впрочем, – пишет далее Л.Бляхер, – вся проблема индустриального меланизма получила вполне удовлетворительное разрешение в работах Г.Кетлуэлла. Этот автор показал, что индустриальный меланизм представляет не результат влияния внешней среды на изменение отдельных особей, а результат влияния на генетическую структуру популяции. «Тёмные формы бабочек получают преимущество перед светлыми, так как они менее заметны в задымленных районах для насекомоядных птиц, следствием чего является естественный отбор и преимущественное выживание меланистических форм» (Там же, с.203).
Методология экспериментов Г.Кетлуэлла ни в чем не превосходит методологию ламаркистских экспериментов и к ней можно высказать не меньше претензий, чем те, которые высказывал Гийено и другие критики экспериментальных «доказательств» наследования приобретённых признаков. Кетлуэлл лишал бабочек активности, прикрепляя их к фону и превращая в пассивных жертв насекомоядных птиц.
Это вполне соответствовало установке геноцентрически мыслящих теоретиков на закрепление представлений о пассивной роли организмов в процессах наследования. Поэтому в работах Кетлуэлла аналитики не видели очевидных методических ошибок, и они были восприняты не просто с удовлетворением, но с восторгом и упоением. Мало того, что в них увидели решение проблемы индустриального меланизма. Они были приняты ни много, ни мало как доказательство естественного отбора.
Дарвин якобы не доказал естественный отбор как фактор эволюции, а только выдвинул идею отбора в качестве правдоподобной гипотезы. Дарвин не доказал, а Кетлуэлл доказал. И ламаркисты вслед за неодарвинистами повторяют миф о недоказанности естественного отбора, поскольку он-де не проходил проверку в лабораторных экспериментах.
Естественный отбор отразился не в лабораторных экспериментах учёных педантов, а в бесчисленных наблюдениях биологов-натуралистов, ни одно из которых не обходилось без обнаружения фактов борьбы за существование и выживание наиболее конкурентоспособных в огромной лаборатории природы, распространённой по всей планете Земля. Ни одно явление жизни и ни один акт эволюции не обходится без проявления фактов борьбы за существование и преимущественного выживания наиболее приспособленных.
И каким же образом, влияя на каждый мельчайший акт эволюции естественный отбор может не влиять на крупномасштабные эволюционные события? Каждый организм в каждый момент своей жизни должен выдержать проверку отбором, чтобы получить возможность жить дальше и продолжить себя в смене поколений путём оставления потомства. Какие здесь ещё нужны доказательства?
