Лев Кривицкий - Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции
Второй вид – эволюционно обусловленная стойкость определенной части насекомых к ядовитым веществам вообще. Жизнь насекомых и история их видов протекают в контакте с растениями, многие из которых на основе коэволюции с насекомыми стали вырабатывать ядовитые вещества для защиты от вредных воздействий с их стороны. Со своей стороны, определенные части популяций насекомых, из которых могут позднее сформироваться ядоустойчивые виды, имеют наследственно закрепленные механизмы особой приспособленности к самым различным ядам и химическим загрязнениям среды. Такая наследственность может проявляться и в нормах реакции, предусматривающих выработку соответствующих модификаций при общем нелетальном загрязнении среды.
Третий тип заключается в наличии детокицирующих механизмов, обусловливающих специфическую стойкость к определенному яду или к группе химических веществ. К таким механизмам относится, например, выработка особого энзима, которая позволяет мухам обретать резистентность к ДДТ. Данный энзим представляет собой защитное вещество, пригодное к удалению хлористого водорода, после чего в организме остается безвредное нетоксическое соединение. Учеными обнаружен также энзим, нейтрализующий токсичность некоторых органических факторов. (Там же, с. 123).
«Естественно встает вопрос, – подводит итог Л. Давиташвили, – происходит ли тут всего лишь отбор – дарвиновский отбор через выживание особей, почему-то заранее наделенных генами резистености, которые до этого находились в резерве и получили биологическое значение только из-за действия инсектицида, или здесь совершается приспособление, похожее на привыкание организма к ядам, по аналогии с так называемым митридатизмом (привыканием организма к сильно действующим токсическим веществам при постоянном последовательном увеличении доз)?». (Там же, с. 122).
Действительно, подобный тип приспособления возможен не только для эволюционно предрасположенных к сопротивлению ядам насекомых, которое определяется их образом жизни, но и для человека, у которого длительное существование в условиях цивилизации притупило механизмы биологической работы, связанные с сопротивлением пищевым отравлениям. Человек не может без вреда для себя есть пищу, которую вполне благополучно потребляют с пола (или с помойки) даже его домашние собаки и кошки. Но и организм человека способен к особой тренировке, позволяющей мобилизовывать механизм резистентности при малых дозах потребления ядов.
Так, понтийский царь Митридат, ведя длительную войну с Римом, подготовил себя таким образом к отравлениям, предполагаемым со стороны заговорщиков из числа сторонников Рима в его окружении. В результате он многократно подвергался смертоносным отравлениям и оставался жив, продолжая дело своей жизни. Отсюда и проистекает термин «митридатизм». Подобные явления происходили в истории человечества неоднократно. Подготовка организма к вредным воздействиям представляет собой типичное проявление биологической работы.
Благодаря анализу, проведенному Л. Давиташвили, мы получаем информацию, факты и положения, позволяющие вполне обоснованно утверждать неправомерную упрощенность, ограниченность и примитивность геноцентрического сценария не только в применении к случаю возникновения резистентности насекомых к ядам, иных видов к загрязнениям среды и другим факторам отбора, но и в отношении к эволюционной роли отбора наследственных изменений вообще.
В результате сам автор книги «Эволюционное учение» заработал обычные для геноцентристской критики ярлыки «ламаркиста», «антидарвиниста» и даже «лысенковца». Но на поставленные им вопросы и найденные им ответы никто из подобных критиков по существу так и не отреагировал, предпочитая обходить их молчанием.
Будучи убежденным дарвинистом, Давиташвили не отрицает направляющую роль отбора в эволюции. Он лишь считает, что «резистентность возникает не только вследствие отбора: адаптации и модификации родителей тоже действуют на потомство» (Там же).
Такое действие не равноценно прямому наследованию приобретенных признаков в духе неоламаркизма. Наследуются не признаки, а некоторые особенности функционирования генетических структур, возникающие под давлением ненормальной обстановки и стрессовых изменений работы организмов. Речь идет о влиянии адаптаций на наследственность, а не о мгновенном усвоении генами детенышей адаптаций и модификаций родителей. Это влияние незначительно и закрепляется лишь постепенно по мере смены в повторяющихся условиях достаточно длительной череды поколений, пока не возникает поколение, которое настолько адаптировано к неблагоприятному фактору, что не может нормально существовать без его воздействия, т. е. фактор, ранее бывший неблагоприятным, становится необходимым для осуществления жизнедеятельности.
Этим объясняется и быстрота утери поколениями насекомых резистентности к ядам после прекращения воздействия инсектицидов. Как полагает Л. Давиташвили, «возникшая таким путем наследственная особенность остается недолговечной и сама собой отпадает, если прекращается действие вещества, вызывавшего это свойство» (Там же, с. 127). Подобным же образом происходит и приспособление насекомых (и не только насекомых) к питанию ядовитыми растениями.
В книге американских биологов Отто Солбрига и Дороти Солбриг приводятся данные исследований, подтверждающие и дополняющие более ранние сведения и выводы Л. Давиташвили о механизмах образования резистентности насекомых к отравляющим веществам, применяемым против них человеком (Солбриг О., Солбриг Д. Популяционная биология и эволюция – М.: Мир, 1982 – 488 с.).
Один из этих механизмов способствует обезвреживанию инсектицида путем изменения его химического состава с помощью выработки особых ферментов, что сообщает устойчивость не к одному, а к нескольким ядохимикатам. Другой позволяет снижать проницаемость наружных покровов (хитинового панциря), чтобы изолировать от попадания яда в организм. Третий заключается в изменении поведения, способствующем избеганию контакта с инсектицидом. «Избегание инсектицида, – отмечают авторы книги, – может быть вызвано повышенной чувствительностью к раздражающему действию, вследствие чего насекомое удаляется или прячется, почуяв близость препарата» (Там же, с. 147).
Авторы приводят также данные об идентификации учеными генов, предрасполагающих к различным формам устойчивости. Это позволяет истолковать источники резистентности чисто геноцентрически и успокоиться на этом истолковании. «В общей сложности, – поясняют Солбриги, – за 30 лет у комнатной мухи возникло не менее 9 мутаций (в разных штаммах и в разных частях земного шара), обеспечивающих своим носителям известную устойчивость к новым пестицидам» (Там же, с. 160).
Конечно, повышенная интенсивность мутагенеза способна индуцироваться действием на гены самих ядохимикатов, что помогает насекомым приспособиться к их воздействию на организм. Но геноцентрические объяснения тем и плохи, что они успокаиваются на выявлении работы генов, образующей предрасположенность организмов к обретению тех или иных селективных преимуществ и не побуждают исследователей к выявлению тех способов биологической работы, которые позволяют организмам вырабатывать конкретные адаптации и преимущества, исходя из этих предрасположенностей.
Неудовлетворительность геноцентрических объяснений понимают сегодня многие ученые, в том числе и сами Солбриги. Они высказывают предположение, что «по крайней мере некоторые из насекомых были преадаптированы к тому, чтобы справиться с этой новой напастью – химическими ядами, потому что растения сами вырабатывают в листьях и других органах большое число ядовитых веществ». (Там же, с. 149). Это довольно робкое предположение подводит к выводу, что эволюционные механизмы резистентности были выработаны до применения инсектицидов.
В настоящее время считается доказанным, что в механизмах быстрого распространения резистентности бактерий к антибиотикам и насекомых к инсектицидам главная роль принадлежит плазмидам – автономным носителям ДНК, обеспечивающим поток генов между различными организмами. Однако это не означает, что в этих механизмах не могут быть задействованы и другие приспособления. Во всяком случае обмен плазмидами также представляет собой форму полезной и адаптивной биологической работы.
Слабость экспериментального подтверждения синтетической теории эволюции на собственно биологическом, натуралистическом уровне вполне откровенно признал один из ее основателей Дж. Холдейн. Касаясь выдвинутой Дарвином и Уоллесом идеи отбора, он отметил, что хотя данные генетики XX века показали его реальность, но только как фактора элиминации изменчивости и сохранения постоянства вида. Такое положение в науке, по мнению Холдейна, существовало до самого недавнего времени (он писал это в 1959 г.), когда был, наконец, открыт отбор с конкретным эволюционным результатом. К такому результату Холдейн относил возникновение резистентных к инсектицидам рас насекомых и особенно потемнение окраски некоторых бабочек (индустриальный меланизм).
